бомж, мой знакомый, – сказал он. – Иногда там обитает. Ты его знаешь. Зовут Дабом.
– Видел такого.
– Старина Даб в ту ночь отсыпался после запоя, прямо под окном на первом этаже, бодался с крысами. Проснулся от каких-то разговоров на причале. Выглянул и увидел, что произошло. От начала до конца. На следующий день я взял его за бродяжничество и повез мыться. За четырехдолларовую бутылку вина он выложил все, что видел.
– Вино-то хоть хорошее?
– Это же были мои четыре доллара. Охренительное.
– Тогда деньги потрачены не зря.
Катоха вздохнул.
– Я поделился своей песней, теперь не напоешь ли и ты мне что-нибудь?
– Не могу, Катоха. Я не прочь переступить через пару принципов, чтобы заработать на жизнь, но от разговоров с копами люди умирают. Причем не из-за старости.
– Понимаю. Но давай тогда спрошу так. В Бед-Стее есть один цветной. Умный. По имени Мун. Банч Мун. Знаешь такое имя?
– Возможно.
– А Горвино знают?
– Им положено, – сказал Элефанти.
Катоха кивнул. Этого было достаточно. Он надел фуражку.
– Если собираешься на пенсию, сейчас самое подходящее время. Потому что, когда пойдут разборки, они будут некрасивые.
– Уже пошли, – сказал Элефанти.
– Видишь? Я же говорю, будет некрасиво. В отличие от девчонки.
– Какой девчонки?
– Не коси под дурачка, Томми. Я тут перед тобой раскрываюсь. Девушка. Негритянка. Стрелок. Хороший. Наемница. Не из города. Это все, что я знаю. Она красотка. Зовут ее по-мужски. И стреляет как мужик. Твоему приятелю Пеку лучше ходить с оглядкой. Банч Мун амбициозен.
– Как ее зовут?
– Если бы я тебе сказал, наутро стало бы стыдно. Особенно если потом придется вылавливать ее из гавани.
– У меня нет терок с девушками. Сложно, что ли, имя сказать?
Катоха поднялся. Беседа окончена.
– Когда выйдешь на пенсию и свалишь в Бронкс, Томми, пошлешь мне открытку?
– Возможно. Чем ты займешься на пенсии?
– Рыбалкой. А ты? – спросил Катоха.
– Буду печь бейглы.
Катоха подавил улыбку.
– Ты итальянец. А то вдруг забыл.
– Граци, но с каких пор это чему-то мешает? – сказал Элефанти. – Беру что дают. Так и делается, когда уходишь из бизнеса на своих двоих. Так и делается каждый день в новом мире.
Катоха посмотрел на баптистскую церковь Пяти Концов дальше по улице. В ней горел свет. Издали слышалось пение. Репетиция хора. Вспомнил красавицу, которая сидела на первой скамье хора, болтая в руке ключами, и пела. Вздохнул.
– Понимаю, – сказал он.
22. Дельфы, 281
Особняк по адресу Дельфы-стрит, 281, рядом с углом Каннингем-авеню, стоял сгорбленный и одинокий, с заросшими пустырями по обеим сторонам. Идеальное место для обороны. Внутри у окна на втором этаже сидел Банч Мун и смотрел на улицу. Со своей позиции он видел любого, кто подходил из-за угла. На кузовах машин играли дети. Стоял необычно теплый октябрьский день, и дети снова открыли пожарный гидрант. Он подумал, что потом надо подогнать свой древний пикап к гидранту, чтобы дети подзаработали несколько четвертаков за мойку. Он уже заметил среди них пару созревших для работы.
Банч открыл окно и высунулся, посмотрел направо, потом налево, потом опять направо. Справа проблем не было. Он видел на несколько кварталов до самой Бедфорд-авеню. Слева – сложнее. Дельфы-стрит на углу заканчивалась Т-образным перекрестком. Он хотел купить себе дом на тупиковой улице. Но когда впервые приехал искать тайную явку в этом запустелом квартале, здесь оказалось столько пустых заколоченных особняков, что он мог выбирать сразу из нескольких вдоль улицы и решил, что это место сойдет. Он предпочел 281-й, потому что обзор отсюда был лучше, чем из любого другого дома. Справа он за кварталы замечал любого, кто следует от Бедфорд. С другой стороны у заросшего пустыря образовывалось «Т», где слева от перекрестка стояли несколько обветшавших домов, которых он не видел. Справа же в поле зрения находился заброшенный склад, видный Банчу только частично. Тот, кто появится с этой боковой улицы, если приедет на машине, будет замечен метров с трех, прежде чем свернет на Дельфы-стрит и рванет к его дверям. Не идеал, но пока что место не подводило. Лучший наблюдательный пункт, какой можно найти, не привлекая внимания копов. Он редко приезжал сюда на машине; обычно пользовался метро. Всегда ходил в форме транспортного ведомства, так что соседи принимали его за сотрудника. О доме 281 знали немногие из его бригады или людей на обработке героинового сырья. Здесь было безопасно. И все же лучше перебдеть. Стоя у окна, он оглядел оба направления.
Удовлетворившись, нырнул обратно и закрыл окно. Сел за обеденный стол, посмотрел на заголовки лежащих перед ним «Нью-Йорк таймс», «Дейли ньюс» и «Амстердам ньюс», потом – на молодую красотку, сидевшую напротив. Она занималась своим маникюром.
Королева Смерти Гарольдин была на том же самом месте, где раньше сидел Эрл, этот жалкий небритый безмозглый мразотный стукач. Она подпиливала ногти. Он подавил желание выматериться и спросил:
– Как ты сюда попала?
– На автобусе.
– Машины нет?
– Я не вожу.
– Как же справлялась в Виргинии?
– Это мое дело.
– Ты облажалась. Ты же понимаешь?
– Сделала что могла. То, что случилось, было неизбежно.
– Я не за это плачу.
– Я все исправлю. Мне нужны деньги. Я поступаю в колледж.
Банч фыркнул.
– Зачем зарывать такой талант?
Гарольдин промолчала, продолжая пилить ногти. Он не сказал, что воспользовался другими ее «талантами», когда ей было четырнадцать и она жила с матерью на такой же вот улице, таская все их манатки с места на место в продуктовых тележках.
Он продолжил.
– Дверь из подвала ведет на задний двор. Там в конце забора, если надавить, открывается калитка. Уходи через нее.
– Ладно, – сказала Гарольдин.
– Где остановилась?
– У матери в Квинсе.
– Не слишком умно. Для студентки колледжа.
Гарольдин молча пилила ногти. Она заметила: он не сказал, что ее мать не покладая рук бодяжит героин с содой, мукой и водой на одной из его фабрик в Джамейке. Он думал, будто она не знает. Еще он думал, будто она не знает, что в свое время он воспользовался и «талантами» ее матери, когда та еще была молода. Но так и приходится выживать, с горечью думала Гарольдин: прикидываясь, что ничего не знаешь. Прикидываясь дурочкой. Прелесть какой дурочкой. На хрен дурость. Ей уже надоело.
– Поступлю на бухгалтера, – сказала она. Банч рассмеялся.
– Уж лучше учись доить верблюдов. В плане денег там ловить нечего.
Гарольдин ничего не сказала. Достала из сумочки флакон с лаком и начала красить ногти. Ей не нравилось покушение на тех двух пацанов. Они не взрослые заматеревшие мужики вроде Банча, которые знают игру и которые
