Батя вздохнул и отправился со мной во двор.
Как обычно, я начал с медитации. Окружающее привычно расплылось в туманной мгле, но я знал, что при любой опасности немедленно приду в себя.
Пока я занимался отец стоял в одиночестве и наблюдал за мной. Затем к нему подошел дворник, и они начали, что-то оживленно обсуждать.
Когда закончил последнее упражнение солнце поднялось еще выше и жарило не по-весеннему.
— Гляжу, ты парень фильмов каратистских насмотрелся, — добродушно сказал дворник, — машешь руками и ногами дрыгаешь неплохо, иногда даже не видно где рука¸ а где нога, а чего не кричишь, как резаный? Все ваши каратисты чего-то орут, когда дерутся.
Я в ответ вежливо поздоровался, вытер пот со лба и сказал:
— Не знаю, кто такие каратисты, а это просто зарядка.
— Интересная у тебя, однако, зарядка, — засмеялся дворник и продолжил мести двор.
Отец дождался пока дворник отойдет от нас подальше, и сказал:
— Саня, я ничего не понимаю, ты же говорил, что для тебя в том мире прошло всего полтора месяца, ни за что не поверю, что можно так за это время выучить все упражнения. Это для Василия Петровича кажется, что ты ерундой занимаешься, но мне то прекрасно видно, что это совершенная система боя без оружия.
Я вздохнул и в который раз начал объяснять:
— Папа, я ведь уже говорил, что мой организм немного переделали, ты же видишь, у меня реакции стали намного быстрее, я стал сильней, и крепче. И самое главное, я теперь все запоминаю раз и навсегда.
Про заложенные базы знаний даже не стал говорить, и так мой батя, который никак не мог принять всерьез мои слова, был близок к панике.
— Саша, как же так, надо наверно показаться врачам, может они тебе помогут? — пробормотал он.
— В чем помогут, — переспросил я, — ты понимаешь, что предложил, хочешь, чтобы меня закрыли в больнице и начали на кусочки резать?
— Ну почему сразу на кусочки, сейчас медицинапродвинулась вперед, — сказал отец, — может тебе смогут помочь.
— Мне стало смешно, отец никак не мог понять то, что мне нравились мои новые способности, и совсемне хотелось расставаться с ними.
Я хмыкнул и предложил:
— Батя, а ты с мамой по этому поводу переговори, послушай, что она тебе скажет.
Отец сразу заткнулся, потому, что прекрасно знал мамин ответ. Мы молча поднялись домой. Не успели подойти к дверям, как они открылись.
— Что же вы так долго, — упрекнула нас мама, — я уже боялась, не случилось ли чего.
Мне из окна не было вас видно.
Я скинул кроссовки и сразу отправился в душ. Стоя под горячими струями, я хорошо слышал, как родители обсуждали мои способности, а затем мама завелась.
— Коля, ты, что несешь, какие медики? Отнесись серьезно к ситуации, если хоть кто-то пронюхает про Сашу, мы же его больше не увидим. Странно, что ты этого не понимаешь.
Потом были слышны неуклюжие батины оправдания.
— Да, Наташа, я что-то сразу не врубился, действительно, его же сразу заберут на исследования.
Он немного помолчал, а потом добавил:
— Слушай, а может это над нами эксперимент ставят, подсунули мальчишку двойника и сейчас наблюдают.
— Знаешь, мой дорогой! — категорично заявила мама, — я своего ребенка узнаю с закрытыми глазами, меня никакие экспериментаторы не проведут. Скажешь тоже, да кому мы нужны.
— Но уж больно неправдоподобно все, — настаивал батя, — может, его какая контора в замороженном виде тридцать лет держала, а потом загипнотизировали и выпустили.
— Если бы ты дорогой был такой осторожный, когда соседу тысячу баксов одолжил без расписки, — парировала мама, — а Саша нам правду говорит, я сердцем чую.
— Да я, что я ничего, — бормотал отец, — так, на всякий случай такую возможность упомянул.
Когда я намытый вышел из ванны, родители мирно сидели за столом и что-то продолжали обсуждать.
— Ага! — воскликнул отец, — помылся, наконец, садись рядом, сейчас будешь учить, кто ты теперь есть, откуда и зачем приехал к нам.
Обучение, занявшее около трех часов, прошло вполне успешно. Теперь я мог без труда рассказать из какой сибирской деревни приехал, о своей семье, и еще кучу других вещей. Однако мама поверила, что мне удалось все запомнить, только когда я рассказал всю немудреную историю в третий раз.
— Хм, удивительно! — сказала она, — помнится, в старые времена что-то вдолбить в твою башку было сложнее. Я смотрю, у тебя память стала лучше. Эх, где бы таких эльфиек — волшебниц на всех наших детей отыскать.
После этого меня, наконец, отпустили, и я уселся к телевизору. Он, конечно, был совсем не такой красивый, как вчера в магазине, и представлял собой огромный полированный ящик. Но, все же он был цветной и ничем не напоминал наш старый черно-белый Рубин.
Открыв рот, я смотрел на то, что происходит в нашей стране, которая теперь назвалась Россией. Почти все было непонятно и страшно. Задавать вопросы отцу было бесполезно, потому, что он сразу начинал ругаться и говорить, что надо всех ставить к стенке, особенно Ельцина и Чубайса и потом закопать последнего вместе с его ваучерами.
Смотреть непонятно что, быстро надоело, и я засобирался на улицу.
Однако когда я подошел к маме за разрешением, та опять заплакала, схватила в охапку и зашептала, что никуда не отпустит, потому, что боится, как бы я снова не пропал.
— Ты ничего не знаешь, не понимаешь! На улицах бандюганы косяками ходят! Машины, маньяки! Не пущу!
— Мама, — успокаивающе сказал я, — мне не страшны бандиты, и маньяки тоже ничего не сделают, кстати, а кто такие эти маньяки?
Мама замялась.
— Ну, это такие плохие люди, они ловят маленьких детей и их мучают.
Я вспомнил Гердана
