Самым удивительным было то, что картины эти стоили огромных денег. Несомненно, Нейберн был очень известным хирургом и происходил из весьма состоятельной семьи. Странным, однако, казалось то, что, принадлежа к профессии, представители которой, особенно в последние десятилетия, занимали все более радикальные агностические позиции в обществе, он избрал в качестве украшения для своей приемной именно искусство религиозное, да еще приверженное только одному, католическому вероисповеданию, что не могло не обижать пациентов некатоликов или неверующих.
Когда в сопровождении медсестры Хатч вышел из комнаты, он заметил, что коллекция продолжалась и в переходе, куда выходили другие кабинеты. Необычно было видеть прекрасно исполненного маслом "Иисуса в Гефсиманском саду" слева от медицинских весов из нержавеющей стали, сверкающих эмалированным покрытием, и тут же, висевшую на стене рядом с картиной, диаграмму идеального веса в зависимости от роста, возраста и пола человека.
После взвешивания, измерения кровяного давления и частоты пульса Хатч сидел в ожидании Нейберна в его небольшом личном кабинете, примостившись на краешке кушетки для медицинского осмотра, сплошь покрытой гигиенической бумагой. На одной из стен висела таблица для проверки зрения, а рядом с ней прелестное "Вознесение", в котором художнику за счет мастерского использования игры света и теней удалось добиться полного эффекта трехмерности пространства, от чего фигуры на картине казались живыми.
Нейберн не заставил себя долго ждать – не больше одной-двух минут – и, войдя в кабинет, широко улыбнулся Хатчу и пожал ему руку.
– Не буду томить вас неведением, Хатч. Результаты тестов отрицательные. Вы абсолютно здоровы.
Это было не то, что он хотел услышать. Втайне Хатч надеялся, что удастся обнаружить хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы пролить свет на природу его кошмарных сновидений и его таинственную связь с человеком, убившим блондинку. С другой стороны, медицинское заключение ничуть его не удивило. Он отлично понимал, что ответить на волновавшие его вопросы не так-то просто.
– Следовательно, в кошмарах ваших, – заверил его Нейберн, – нет ничего необычного. Кошмары, как кошмары, только и всего.
Хатч не стал рассказывать доктору о привидевшейся ему сцене с убитой из револьвера блондинкой, чей труп был позже обнаружен на шоссе. Как он уже объяснил Линдзи, он не желает вновь стать сенсацией номер один для прессы, по крайней мере, до тех пор, пока не будет иметь достаточно данных для того, чтобы точно вывести полицию на убийцу, и тогда, конечно, у него не останется другого выбора, как снова стать центром внимания средств информации.
– Не наблюдается никаких признаков повышенного черепного давления, никаких нарушений электрохимического равновесия, никаких признаков смещения в области шишковидной железы, что обычно приводит к кошмарным сновидениям и даже к галлюцинациям.
С присущей ему методичностью Нейберн обстоятельно охарактеризовал результаты каждого анализа и теста в отдельности.
Слушая его, Хатч вдруг сообразил, что всегда воспринимал доктора старше его лет: что-то в его облике – какая-то торжественная величавость, степенность – преждевременно старило его. Высокого роста, сухощавый, он, чтобы казаться ниже, постоянно сутулился, отчего и выглядел гораздо старше своих пятидесяти лет. Иногда в нем угадывалась какая-то скрытая печаль, словно он пережил страшную трагедию.
Закончив обсуждение анализов, Нейберн поднял на Хатча глаза и улыбнулся. Улыбка у него была добрая, но и она не смогла погасить нимб печали, исходившей от его облика.
– Проблема эта не имеет никакого отношения к физическому здоровью, Хатч.
– Может быть, вы упустили что-либо из виду, где-то промахнулись?
– Теоретически это возможно, но практически маловероятно. Мы…
– Не заметили какое-нибудь самое ничтожное повреждение в мозгу. Ведь несколько сотен пораженных клеток вряд ли повлияют на результаты анализа, а последствия могут быть весьма ощутимыми.
– Повторяю, все это маловероятно. И потому с уверенностью заявляю вам, что проблема эта носит сугубо эмоциональный характер, что вполне объяснимо, учитывая характер пережитого вами несчастья. Думаю, небольшая терапия вам не помешает.
– Психотерапия?
– А у вас что, возникли какие-нибудь осложнения в этом плане?
– Нет.
"Ничего мне эта терапия не даст, – подумал Хатч. – Какая там эмоциональная проблема! Слишком уж все реально".
– Есть у меня на примете один знакомый, отличный специалист, он вам понравится. – Нейберн достал из нагрудного кармана своего белого халата авторучку и записал фамилию психотерапевта на пустом бланке для рецептов. – Я расскажу ему о вас и скажу, что вы позвоните. Хорошо?
– Да, конечно. Большое спасибо.
В действительности надо было все выложить Нейберну начистоту. Но это прозвучало бы настолько дико, что у того вмиг отпали бы всякие сомнения относительно необходимости психотерапии. Как это ни прискорбно, но в данном случае Хатчу никто из врачей – ни хирург, ни психотерапевт – не в состоянии помочь. Его недомогание не излечить никакими общепринятыми в медицине средствами. Здесь скорее нужен колдун, шаман. Или заклинатель злых духов. Ему и впрямь иногда казалось, что, затянутый во все черное, с напяленными в темноте солнцезащитными очками, убийца был самим дьяволом, стремящимся овладеть его душой.
Некоторое время они говорили о пустяках, не имеющих отношения к медицине.
Когда Хатч уже поднялся, чтобы уйти, он одобрительно кивнул на "Вознесение".
– Прелестная вещица.
– Спасибо. Не правда ли, поразительный эффект?
– Италия?
– Точно.
– Если не ошибаюсь, начало восемнадцатого столетия?
– Опять в яблочко, – удивился Нейберн. – Питаете пристрастие к религиозной живописи?
– Ну, пристрастие – это звучит слишком громко. Просто кое-какие сведения почерпнуть удалось. Вообще, как мне кажется, все, что собрано в этих стенах, скорее всего принадлежит итальянской школе одного и того же периода.
– Именно так. Еще одна, ну, может быть, две картины, и коллекция будет полной.
– Странно видеть все это здесь, – пожал плечами Хатч, подходя к картине, висевшей подле глазной таблицы.
– Да, понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Нейберн, – но у меня дома не хватает стен для всех этих картин. Там я держу коллекцию современной религиозной живописи.
– А что, есть и такое направление?
– Не совсем направление. В наше время религиозная тема мало интересует действительно талантливых художников. В основном работают поденщики. Но иногда, случайно… вдруг набредаешь на истинный талант, пытающийся посмотреть на прошлое глазами современного человека. Когда соберу эту коллекцию и распоряжусь ею, как должно, перевезу сюда из дома картины современных художников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
