Ей было пятнадцать лет и восемь месяцев, когда мать заметила, что она беременна, но Грегориуса к тому времени уже много недель не было на хуторе. Отец до крови бил ее по спине, по ногам и между ног; плеть должна была выбить из ее плоти пагубную страсть, но единственное, чего смог добиться отец, – это оставить на ее теле неизгладимые рубцы. Потом Ангела заперли на сеновале, в той самой комнате, где жили Девочка-тролль и Принцесса, спавшие под разукрашенным морозом окном. Так же как и ее предшественницы, она вылезла на крышу и спустилась по пожарной лестнице, как только зажили рубцы на теле.
Потом она убежала.
Под покровом ночи вышла она на дорогу где-то недалеко от Риксвегена и остановила грузовик, ехавший в Гнесту. Шофер спросил, что такая маленькая девчонка ни свет ни заря делает на дороге, но она ответила, что не скажет, а он сказал, что не выдаст ее, если она будет с ним ласковой. Рубцы на теле уже зажили, и она не видела ничего страшного в том, чтобы дать ему то, чего он так хотел.
Но рубцы огнем горели у нее между ног, когда он взял ее, и она почувствовала, как земля сомкнулась над ее головой, чтобы никогда больше не расступиться.
Это твоя жизнь, это твой ад.
Он привез ее в Мёльнбо. Там она пересела в молоковоз, который ехал в Сёдертелье.
Был уже вечер, и она страшно хотела есть. Ночь она провела в какой-то канаве возле железной дороги и продрогла как собака, но она знала, что идти ей осталось недолго, потому что Девочка-тролль рассказывала ей о своей маме. Маму выпустили из тюрьмы, и она захотела забрать свою дочку, но органы опеки сказали «нет», потому что думали, будто Девочке-троллю будет лучше под защитой Господа и заветов Гудагордена.
Никто, однако, не знал, что Мама-тролль приезжала по ночам навещать свою дочку, когда на крыше не лежал снег, а девочка могла спуститься вниз по пожарной лестнице. Ангел знала адрес Мамы-тролля.
Ангел не думала о том, как найдет ее в таком большом городе, как Стокгольм, но на самом деле это оказалось не так уж и трудно. Другой шофер довез ее до дома двадцать восемь на Немецком пригорке на том же условии, что и шофер грузовика из Мёльнбо. Она позвонила в дверь.
Открыла ей Принцесса.
Она не сразу узнала падшего Ангела, на это у нее ушло добрых несколько секунд.
Ее положили спать на раскладушке в кухне, и она прожила там несколько недель. Раны ее инфицировались, у нее поднялась температура, отчего ребенку в ее чреве не стало лучше. Но осенью, как раз перед тем, как пришла пора родиться ребенку, Девочка-тролль повела их всех – маму, Принцессу и падшего Ангела – в кино, смотреть почти новый фильм из Америки. Девочка-тролль смотрела этот фильм уже много раз и наизусть знала все реплики. Фильм назывался «Место под солнцем». Речь в фильме шла о бедном молодом человеке, который приехал работать у своих богатых родственников и влюбился в красивую девочку. Он любил ее так сильно, что был ради нее готов на все, даже на убийство. Фильм был очень грустный, и Ангел, сидя в зале, все время плакала над судьбой беременной девушки Эл, слабовольного Джорджа, над его любовью к бесподобной Анджеле, над его несправедливой казнью на электрическом стуле.
После кино они пошли в кафе, пили кофе и ели пирожные.
Говорили они мало, но все думали одно: как несправедливо устроена жизнь.
Девочка-тролль заплатила по счету и дала официантке на чай.
Прежде чем встать из-за стола, она наклонилась вперед и взяла за руки всех троих. Голос ее был тих и торжествен, черные, как у тролля, глаза горели, когда она произнесла свое заклинание.
– Мы достойны места под солнцем, – сказала она. – Как каждая из нас, так и все мы вместе. И так будет, это я вам обещаю.
Эти слова обожгли Ангела, и тут у нее начались схватки.
На следующее утро у нее родился мальчик.
Среда. 15 июня
Домой Анника не пошла.
Она осталась в редакции и записала все, что знала о Ханнелоре, Астрид, Сив и их детях; о Карите Халлинг Гонсалес и ее злодеянии. Потом она почитала об Альхесирасе, Марокко и Асилахе, продумала свои действия и в половине третьего поехала домой собирать вещи. С собой она взяла сумку с компьютером, купленный в Гибралтаре фотоаппарат, зубную щетку и смену белья. В четыре часа утра она вызвала такси и поехала в Арланду, села в самолет и уснула как сурок.
Она проснулась в момент посадки и сразу же попыталась дозвониться до шведского посольства в Рабате. Ей снова зачитали по-французски какой-то длинный список и объяснили, что время приема звонков еще не наступило.
С самолета она сразу направилась в пункт проката в нижнем этаже.
На этот раз людей здесь было больше, чем прежде, из чего Анника заключила, что начался туристический сезон. Ей было легко лавировать в толпе, потому что громоздкого багажа у нее не было.
В «Хелли Холлис» она взяла «форд-эскорт», выбралась из тесноты аэропорта, увидела, что за время, что ее здесь не было, у самого выезда на шоссе возвели огромное здание IKEA, хотя, может быть, прежде она не заметила этой стройки.
Было не так жарко, как она ожидала, термометр в машине показывал наружную температуру двадцать шесть градусов. Солнечный свет был приглушенным и тусклым и не причинял боли глазам.
Анника поехала на запад, мимо Торремолиноса и Фуэн-хиролы, выехала на платную дорогу и прибавила скорости.
Природа сильно изменилась. Сочная зелень ландшафта уступила место желто-коричневым тонам выжженной растительности с вкраплениями темно-оливкового цвета.
Скоро на обочине дороги стали появляться плакаты с надписью Tickets Seuta, Tanger[12]. Слева Анника оставила отель «Пир» в Пуэрто-Банусе. Дорожные работы по-прежнему шли полным ходом, и Аннике пришлось сбросить скорость возле самого отеля. Она посмотрела на окна четвертого этажа, пытаясь найти номер, который занимала, но не смогла. Справа высились кричаще роскошные виллы Новой Андалусии. Она свернула с шоссе и проехала мимо арены боя быков.
Надо ехать прямо до перекрестка семи дорог, сказала ей Карита, когда приглашала на соседскую вечеринку.
Один раз она ошиблась и немного поплутала, прежде чем выехала к Plaza de Miragolf, но остальной путь проделала гладко.
Ворота уже не показались ей такими мишурными, или она просто уже к ним привыкла, мелькнула страшная мысль. Она нажимала кнопки до тех пор, пока люди из двадцатой квартиры не открыли ей ворота, не задавая никаких вопросов. Она въехала на территорию.
Вечером это место выглядело как модель железной дороги; это впечатление сохранилось и днем. Дома взбирались на склоны горы и выглядели как на пастельных изображениях южноиспанских городков. Журчал водопад в бассейне, цвели кусты, и блестели стекла фонарей.
Анника поставила машину у дома номер 6, опустила стекла и внимательно осмотрела дом.
Алюминиевые жалюзи были опущены на всех окнах. Бело-синяя лента полицейского ограждения трепетала на ветру на террасах всех трех этажей.
Анника заглушила мотор, вытащила из сумки фотоаппарат и вышла на солнце. Несколько долгих минут она стояла возле машины и внимательно изучала дом. Тишину нарушал лишь шум водопада. Было такое ощущение, что не только Карита, но и все обитатели дома покинули свои жилища.
Она подняла камеру и сделала несколько снимков – квартала и огороженного лентой дома. Поколебавшись, забралась на расположенную на возвышении клумбу и несколько раз сфотографировала террасу сверху. Пока стояла здесь, она не нарушала ограждение, Анника, во всяком случае, на это надеялась.
Терраса выглядела в точности такой, какой она ее запомнила. Вон там она стояла и беседовала с Рикардом Марменом. Там же до сих пор стояли растения в горшках. От крана автоматического полива по краю клумбы тянулся шланг. Растения продержатся довольно долго после исчезновения людей.
Она спустилась с клумбы и принялась звонить в квартиры рядом стоявших домов, ей не хотелось упускать возможности оживить рубрику «Город, охваченный страхом». Но никто ей не открыл. Она нашла смотрителя бассейна и спросила его, не знает ли он, куда выехала семья Халлинг Гонсалес.
Он подозрительно оглядел Аннику. Нет, он ничего не может об этом сказать, так как люди все время приезжают и уезжают и просто невозможно уследить за всеми их перемещениями. Анника спросила, когда здесь побывала полиция, и человек ответил, что это было давно, вскоре после Пасхи, но когда точно, он не помнит.
Она поблагодарила смотрителя бассейна и пошла к машине. Усевшись за руль, окинула взглядом дорогу, стараясь понять, где может находиться двадцатый дом. Там наверняка кто-то был, потому что его обитатели впустили ее на территорию.
Дом абрикосового цвета находился сразу за бессейном. Дверь открыла женщина такого же скандинавского типа, как и Карита. Перед Анникой стояла загорелая блондинка в золотистых босоножках. Кажется, ее не было среди гостей Кариты.
Женщину звали Туула, она оказалась финкой и говорила про Кариту Халлинг Гонсалес только хорошее. Карита состояла в правлении и занималась вопросами благоустройства территории и жилищ. Она созывала собрания и решала вопросы с повышением арендной платы, а в хорошие времена сплачивала соседей, устраивая совместные мероприятия. Ее дети никогда не валялись целыми днями под зонтиками у бассейна, чего не скажешь о юных британских оболтусах и их родителях, этих редкостных подонках! Карита всегда звонила в водопроводную компанию, когда вдруг кончалась вода, или в электричскую компанию, если случались перебои, – ведь она так бегло говорила по-испански.
