Первым делом он арендовал помещение для репетиций, которое располагалось рядом с кухней и имело отдельный выход во двор. Туда перенесли старый клавесин, а для зала приобрели новый, сверкающий свежим лаком и с прекрасным звучанием. Обойдя все лавки в городе, Сомов отыскал‑таки две гитары с металлическими струнами и, не торгуясь, забрал оба имеющихся в наличие экземпляра. Гитары были альтийского производства, о чем гласила выжженная на вампирском языке надпись некрупным кеглем на головке грифа. Стоили они баснословно дорого, но громкий звонкий чистый звук, издаваемый ими, стоил каждого потраченного золотого. Единственный недостаток металлических струн заключался в том, что они боялись влаги и требовали заботливого ухода. Виктор берег их как зеницу ока. Прикасался только чистыми руками, а после игры тщательно протирал мягкой хлопковой тряпкой поочередно каждую струну удаляя влагу и пот. Самым непростым делом оказалось найти ударные инструменты. Барабаны в лавках имелись, но нужны были не просто барабаны, Сомову нужна была ударная установка с полным набором барабанов и тарелок и к тому же приспособленная для удобной игры барабанщика. В итоге он обратился к нескольким мастерам, которые взялись изготовить его странный заказ по эскизам. Когда ударную установку доставили в репетиционный зал, на нее сбежались посмотреть все работники таверны, включая хозяина. Собранная ударная установка выглядела совершенно футуристически на фоне средневекового свечного освещения. После ее тестирования выявились многочисленные мелкие недостатки, как например тугость педалей для бас‑барабана и хай‑хэта. Недостатки мастера изготовители взялись устранить бесплатно, подстегнутые заказом на еще одну ударную установку. Таскать громоздкие музыкальные инструменты из репетиционной студии на сцену и обратно не годилось, и закончилось бы для инструментов плачевно.
Затем пришла пора подыскивать кандидатов для пополнения состава. И конечно первый взор упал на Кропалика. Однако мало того, что тот был сам музыкант‑недоучка, так он привел еще трех своих друзей беспризорников. Оказалось, что обучаясь игре на гитаре, он заразил этим и своих приятелей, с которыми делился не только знаниями, полученными от Виктора, но и своей гитарой. Играли они кошмарно, но пальцы у них уже переболели, а желание играть только усилилось и это уже само по себе чего‑то стоило. Но если Кропалика Сомов учил играть с главного, с постановки рук, то эти ребята сразу взялись за аккорды и уже возомнили себя музыкантами. А самый шустрый из них решил привести неотразимый, по его мнению, аргумент:
– Опасные люди рыскают по городу, расспрашивают всех про Одноглазого и Бешенного. Интересуются, кто что видел или слышал. К нам тоже подходили. Мы за Бешенным следили по твоему указанию, но им про это ничего не сказали. Возьми нас Музыкант, мы и дальше будем молчать.
Так. Сомов нахмурился, и взгляд его потяжелел. Подобное поведение юных шантажистов нужно было пресекать в самом зародыше раз и навсегда.
– Еще раз услышу об этом, утоплю как котят.
Побелели и перестали дышать все четверо, в том числе и Кропалик. Глаза стали как блюдца от страха, а по комнате поплыл неприятный запашок. Черт возьми, выругал себя Сомов, перестарался дурак, это же все‑таки дети.
– Ладно, буду учить вас играть, – смягчил он тон, – Но слушаться меня беспрекословно, занятия посещать без пропусков. Всем ясно? А сейчас проветрить помещение.
Словно заглаживая вину, взял всех беспризорников на содержание и купил им гитары, а самого шустрого посадил за барабаны. На ударную установку подростки смотрели такими восхищенно‑удивленными глазами, как он сам когда‑то на BMW пятой серии и безумно завидовали шустрому. Впрочем, попробовать постучать по барабанам Виктор позволил всем, а выбор на шустрого пал лишь потому, что у него это получалось лучше, чем у остальных. Репетиции проводили ежедневно, и ребята очень старались, буквально из кожи вон лезли, чтобы быстрее научиться играть, но на сцену их пока не пускали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Нечего вам перед почтенной публикой позориться, – остудил пыл юных гитаристов Сомов, а персонально шустрому сказал: – Ты, дружок, пока обычный колошматник, а мне нужен ударник.
Неоценимую помощь в подборе музыкантов оказал Авик Лакис, что было неудивительно при его обширных знакомствах в творческой среде. Из десятка представленных им кандидатов прижилось всего двое, остальных по тем или иным причинам отбраковал Виктор, но зато эти два флейтист и контрабасист были музыкантами, что называется от бога. Не хватало только хорошего скрипача, и Виктор знал одного такого, самого лучшего в Маркатане. Отказ спесивого Обоста был ожидаем, но все равно расстроил Сомова, и он долго размышлял, как поступить дальше. Признаться, своим высокомерным поведением старик его крепко разозлил. Можно было поискать другого музыканта или вообще отказаться от скрипача в группе, но Виктор принял третье решение, когда увидел в таверне Орка.
Орк сильно изменился внешне, начал вести себя степенно и уверенно, стал одеваться в дорогую кожу, утянутую ремнями, и теперь больше походил на дворянина средней руки, чем на разбойника. И только колючий прежний взгляд выдавал в нем лихого беззаконника, всего лишь маскирующего под добропорядочного гражданина. Он принялся понемногу трясти контрабандистов на рынке, а без проблем в этом новом деле не обошлось и ему потребовались советы Сомова. Договорились встретиться этой же ночью у разбойников. В притоне кроме главаря находились незнакомый крепкий мужик с головой, обритой наголо по новой бандитской моде, Хлыст и братья близнецы, которых теперь невозможно было спутать, так как у одного из них появился ужасный шрам на лице. Братья, к которым раньше обращались просто – близнецы, к настоящему времени обзавелись прозвищами. Одного в соответствии с внешностью теперь звали Харей, а другого почему‑то Лопатой. Орк и Виктор общались с глазу на глаз, без посторонних, в отдельной комнате. Сначала о проблемах бандита, потом о щекотливом деле Музыканта, а затем, окончательно обсудив все нюансы, пригласили остальных разбойников, исполнителей задуманных планов. Задачу ставил им Орк, а последнее слово взял Сомов:
– Дочь Обоста совсем молодая, ей всего шестнадцать лет, поэтому постарайтесь с ней обращаться аккуратно, без грубости и пошлости. Если вдруг с ней что‑нибудь случится, я себе этого не прощу, – сказал он и покривился, как от зубной боли, а потом обвел всех тяжелым взглядом, – Но для вас важнее запомнить то, что я не прощу этого вам! Не дай бог с головы девушки упадет хоть один волос.
– Да поняли мы, не с мальчиками разговариваешь, – самоуверенно произнес незнакомый мужик, – И не пугай нас, мы сами кого хочешь, напугаем. Это говорю тебе я, Кот, правая рука Орка.
– Правая рука говоришь, – хмыкнул Виктор, – Я сейчас уйду, а ты тут поспрашивай у братьев, сколько я правых рук отрубил. Это я не пугаю, а предупреждаю по‑братски, чтобы ты ненароком не наделал глупостей, и Орку не пришлось искать себе новую руку.
Главарь слушал этот диалог молча, едва заметно улыбаясь, и вышел лично проводить Сомова.
– Ты на Кота не сердись. Он хотя и заносчив слегка, но мужик с головой, сделает все как надо.
– Я не сержусь. Беспокоюсь немного, это да. Дело уж больно деликатное и надо обойтись без лишнего фанатизма.
– Все сделают как надо, – повторил Орк, – Люди проверенные. А Кот еще и повинится, если я разбираюсь в людях. А я в них разбираюсь.
Примерно через неделю, возвращаясь поздно ночью с работы, вдоль набережной, где половина газовых фонарей как обычно не светила, Виктор заметил темную фигуру, бесшумно вынырнувшую из подворотни. Он рванул меч из‑за спины и прежде чем незнакомец успел приблизиться, ему в грудь уже упирался клинок, холодно поблескивающий в свете луны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Погоди, Музыкант, – прошептала фигура, – Это я, Кот.
– Кот? А чего подкрадываешься так тихо? – с подозрением спросил Сомов.
– Так за это Котом и прозвали, – самодовольно пояснил разбойник, – Я по делу пришел.
