пройти кабриолет. Найдет или нет – все равно. Это проблема Павла и Инги. В пять часов, как по звонку, он стартует к себе домой, на Калину. Помыться, побриться, переодеться, закинуть на Гугл Диск электронный билет, взятый на «Радарио», хлопнуть чего-нибудь из алкоголя на ход ноги – и на концерт, раскачиваться с толпой под биты скорострельного андерграундного американца.
Увидев на другой стороне стоявший под парами «мерс» Павла, Костас перешел улицу в неположенном месте. Ему посигналил вынужденный притормозить водитель белого, заляпанного черными соляными брызгами внедорожника.
* * *
– Знаешь, война все равно не принесет мира, – сказал Павел, не отрываясь от заснеженной колеи и безостановочно вращая руль вправо-влево. – Может, ты правильно поступаешь. Какой смысл с ней ссориться?
– И что тогда делать?
Павел на секунду бросил на Троцкого взгляд покрасневших то ли от недосыпа, то ли от выпитого накануне спиртного глаз, снова уставился на дорогу и пожал плечами.
– Я не знаю. Уходи от нее. Или… – задумался и повторил: – Я не знаю. Об этом вроде как в книжках пишут, а я последний раз книжку в школе открывал… Один мой знакомый, кстати, с женой книжки вслух читает. Всякие «Анны Каренины» и «Преступления и наказания». Говорит, что это как заниматься сексом, только интеллектуально.
Вот черт, подумал Троцкий. О чем это он? Прекращая неприятный разговор, самим же им и начатый, Костас произнес:
– Я и так хорош. В грязном сексе.
Павел снова мельком глянул на него и сказал, то ли не уловив иронии, то ли, наоборот, прекрасно все поняв:
– Вот я и говорю. А ей, может, романтика нужна.
– Да какая романтика?..
«Мерседес» забуксовал, потом с натугой выбрался из ямы, чтобы через двадцать метров забуксовать снова. Павел посмотрел назад, где за ним ехал черный «ягуар», и включил аварийку.
– Кажется, всё. Приехали, – сказал коллектор Костасу. – Выходим.
Они вышли, тут же провалившись по щиколотку в свежий снег. Выдергиваешь одну ногу – и второй проваливаешься еще глубже. Кругом, если не считать их самих и девушки из «ягуара», ни души. Режущее сетчатку ледяное белое пространство, роща вбитых в землю мерзлых деревьев, за которыми брошенное здание, ранее имевшее отношение к Ленэнерго, снежные вихри, как призраки, кравшиеся за спинами, – декорация для раз и навсегда наступившей ядерной зимы. Словно первым симптомом надвигающегося апокалипсиса стало исчезновение всех цветов, кроме черного, белого и серого. Даже небо – вроде безоблачное, но мутное и по консистенции похожее на свернувшееся молоко.
Девушка, вышедшая из остановившегося рядом с «мерсом» Павла «ягуара», направилась к ним. Евы сегодня не было, вместо нее – на таком же «яге», только не белого, а черного цвета – подъехала ее… Кто? Коллега? Подруга? Может, сестра?.. Представилась Сталинградой. Троцкий подумал, что она шутит, но, произнося свое имя, девушка была серьезной как химиотерапия. Если верить всем этим астрологам и эзотерикам, утверждающим, что имя откладывает отпечаток на человека, эта серьезность становилась понятна. Девушка, которую зовут Сталинградой, не может быть попрыгуньей-стрекозой с аккаунтами в Твиттере и Инстаграме и абонементами на фитнес и в солярий. Да и не нужны ей, по мнению Костаса, фитнес и салоны красоты, все у нее с этим в порядке.
Там, на перекрестке Благодатной и Кубинки, когда они сошлись втроем в одной точке, Сталинграда объяснила свое появление:
– Я Еве выходной назначила, сама за нее буду. Она умаялась вчера. После всех ваших движений поехали еще в клуб поддержать ее брата, у которого было первое выступление. Он у нее вроде как музыкант. Концерт еще из-за электричества прерывали, так что вернулись домой поздно…
Костас с Павлом кивнули, и они коротко обсудили план действий.
– Увязли? – спросила теперь, поравнявшись с ними, Сталинграда.
– Еще не до конца, – ответил Павел. – Но, если поедем дальше, точно застрянем.
– Ну да, – кивнула девушка. – Нам туда? – показала она на здание. – Тогда идем. Чего стоять?
И шагнула вперед.
Павел с Троцким двинулись за ней. Шли по бокам, как телохранители.
Кажется, в мире больше не осталось других цветов. Костас вспомнил про сегодняшний клуб, о котором говорила Инга. Девушки в ярких нарядах, цветные огни, невообразимых оттенков коктейли. Он помотал головой. Что же это такое? Вроде бы все решил, а теперь опять… Будто надел только постиранные джинсы и тут же угваздал их сзади брызгами грязи.
Пытаясь спрыгнуть с карусели этих мыслей, он посмотрел на Сталинграду как на девушку, а не как на персонаж из преступного мира. Как ей не холодно, подумал он, глядя на непокрытую голову Сталинграды (вряд ли ее афрокосички грели так же, как шерстяная шапка) и кожаную, совсем тонкую, без всякого меха, куртку. Интересно, они с Евой любовницы?
Свежих следов на дороге ни люди, ни машины не оставили. Была только колея, присыпанная выпавшим ночью снегом.
Бесшумная вспышка прострелила бесцветное пространство. Троцкий вздрогнул, но понял, что это Павел переложил в карман куртки блестящий «травмат». Движение напарника заставило Костаса вспомнить, зачем они сюда приехали.
По мере приближения к зданию походка их с Павлом спутницы становилась упругой и настороженной, как у охотящейся кошки. Чувство опасности передалось и Костасу. Он напрягся, ощущая себя неуютно.
До здания оставалось метров сорок или около того. Бывшая подстанция, подкопченные давним пожаром серо-белые бетонные блоки, закрытые некрашеные металлические ворота на петлях, прибитых к кирпичам стальными скарпелями. На воротах надпись: «Toll the Hounds».
Одна из створок ворот приоткрылась. Они увидели, как изнутри выскользнула серая с рыжим, будто измазалась в ржавчине, дворняга. Собака внимательно посмотрела на пришельцев, потом шмыгнула обратно. Дверь приоткрылась шире, и на пороге бокса появился мужчина. Немолодой, коротко постриженный, с бородкой. Троцкому показалось, что он похож на священника, хотя откуда тут взяться священнику? Без головного убора, в накинутой на плечи грязноватой парке, из-под которой виднелся свалявшийся свитер с советским узором. «Священник» встал на одной из двух ведущих в гараж утопленных в мерзлом грунте балок. Одну руку он спрятал в кармане камуфляжных штанов.
Сталинграда, а следом за ней Павел с Костасом приблизились к мужчине. Девушка остановилась метрах в четырех от него. Мужчина смотрел на гостей, а они – на него.
Есть такие люди, после пяти минут общения с которыми хочется немедленно сбежать прочь и остаток жизни провести на необитаемом острове. Мужчина показался Троцкому как раз из таких. Что-то в нем было… Вернее – не было. Из глаз человека, похожего на изображаемых на иконах святых, веяло тревожной пустотой. И она в любой момент могла чем-то заполниться. Чем-то, что Костасу совершенно не понравится.
– Вы
