Действительно, проходили.
Страх быть арестованным ночью. Чуть сдвинута занавеска, и голос глухой заземленный. И взгляд сверху вниз из-за занавешенного окна. Внизу один из сотрудников НКВД проверяет номер дома, другой — парадную дверь подъезда. Непременно запрокидывает голову, зная наверняка, что там, на четвертом этаже, стоит человек. Он готов. Он смирился. За ним пришли.
Страх быть исключенным из КПСС, и лишиться раз и навсегда права на работу по специальности. И стать одномоментно изгоем. Не потому, что беспартийный, а потому, что исключенный, значит, «меченый».
Кто спорит? Мы это проходили. Но почему бы и не повторить, если пойдет все на благо укрепления государственности? Вопрос в другом. Выветрилось из нас, ушло рабство или оно имеет генетический код? А потому и вечно? Или спустя многие годы, мы снова делаем ставку на страх, как силу дисциплинирующую и организующую. Мне эта мысль не дает покоя. И мерещится мне гул голосов однообразный: «Это все они виноваты!» Российское призвание: непременно метить виноватого. И находить его не в себе, любимом, а в других. И напрасно.
На кого мы шлем проклятья? Мы построили демократию, которая не способна себя защитить? Это факт. И призывы к соблюдение прав человека, здоровые и разумные, превращаются в фарс, в разглагольствования людей, ничего не умеющих, именующих себя правозащитниками. А потому их подход к этим самым правам оказывается выборочным. С точки зрения прав человека, что правомернее: карать убийцу, уничтожать его или договариваться с ним, не имея никаких гарантий, что после соглашения он снова не начнет убивать?
Что есть терроризм сегодня?
Это столкновение идеологий, религий, цивилизаций? Множество мнений на этот счет. И не исключено, что кто-то готов истолковывать терроризм как крайнюю форму борьбы за права человека. Сколько еще нужно людей взорвать, захватить в заложники, перерезать им горло и выбросить на дорогу отрезанные головы жертв? Сколько, чтобы прозреть говорливым правозащитникам?
Перманентный конфликт — самый разрушительный вид энергии. Руководство сначала не думало об этом, когда начиналась военная операция в Чечне. Власти казалось, что оно решает локальную задачу на конкретном участке общей российской территории. Власть не отягощала себя изучением истории конфликтов и войн на Кавказе. Потому что тогда могла начаться совсем другая история. Тогда бы энергия распада Советского Союза вошла в ядерный синтез — реальную угрозу распада многонациональной России. Была ли такая опасность? Была. И ее спрограммировал Михаил Сергеевич Горбачев и Верховный Совет СССР, предложивший в 1990 году, на одном из заседаний так называемого «новоогаревского диалога» по сохранению и совершенствованию Советского Союза дать российским автономиям права союзных республик. Это было началом, искрой, способной запалить костер сжигания мостов геополитики единства.
Будем справедливы: ценой невероятных усилий непросвещенная в практике управления власть, опираясь на авторитет Ельцина, сумела предотвратить этот катастрофический процесс. Именно тогда блуждающий вирус суверенитета распалил не только национальные республики, но и Ленинградскую, Свердловскую области, Приморский край, которые на волне суверен-ных увлечений заговорили о своей самодостаточности. В апреле 1992 года в Москве был подписан Федеративный Договор, устранивший основные причины возможного распада РФ. Как я уже отмечал, Чечено-Ингушская Республика и Татарстан этот Договор не подписали. И вот, спустя два года, в 1994 году, когда ЧИР уже распалась, возникает чеченский кризис. Чечня превратилась в криминальный центр России: отсюда осуществлялась торговля оружием, наркотиками, здесь было запущено основное производство фальшивых денег — рублей и долларов США, чеченцы, осевшие во всех регионах России, организовали массовое похищение людей, в самой республике началось массовое изгнание русских. С территории Чечни стали осуществляться постоянные вооруженные набеги на соседние районы Краснодарского и Ставропольского краев и Волгоградскую область, где местное население подвергалось разбойным грабежам. Пышным цветом, не без участия центральной власти, расцвел подпольный нефтяной бизнес, за границу продавалась не только чеченская сырая нефть, но и готовые нефтепродукты, произведенные на местных НПЗ из сырья, которое поступало из других российских регионов.
И вся эта порочная неуправляемость территории набирала силу на фоне жестких заявлений и реальных действий так называемого президента Ичкерии (Чечни) Джохара Дудаева о выходе из состава России. С лета 1994 года в самой Чечне началась крупномасштабная военная «междоусобица». 1 декабря по приказу тогдашнего министра обороны РФ Павла Грачева российская авиация нанесла удар по аэродромам Ханкала и Калиновская. И тем самым вывела из оборота сепаратистов все самолеты штурмовой авиации и часть вертолетного парка, который находился в распоряжении правительства Дудаева. Позже были проведены бомбардировки военных складов и баз, на которых, кроме иной техники, были две пусковые ракетные установки и 60 тысяч единиц стрелкового оружия, обеспеченного двадцатикратным боевым запасом. Уничтожая военные припасы сепаратистов, федеральная авиация, как утверждали СМИ, контролируемые чеченской диаспорой, задели окраины аулов, погибли люди из числа мирного населения. Эти действия федералов подвергли резкой критике почти все газеты, телевизионные и радиовещательные каналы.
Войну в Чечне в Кремле никто не планировал. Расчет был на недлительную милицейскую операцию по наведению порядка на собственной территории. Ну месяц-два, ну три — не бо-лее. Казалось: слишком несопоставимы силы: крохотная Чечня и громадная Россия. Но получилась именно война и надолго. Чеченские события повторили один в один порочность управленческого стиля того времени, поспешность и удручающую неподготовленность принимаемых решений. Так было с экономическими реформами. Так было с приватизацией. Так получилось с выводом войск из Германии, который, в общем-то, бесславно, закончили в том же 1994 году. Так произошло и с Чечней.
На заседании Совета безопасности 10 декабря 1994 года, который и принял решение о начале военной операции в Чечне, против нее был только министр обороны Павел Грачев. 11 декабря Борис Ельцин подписал «исторический» Указ № 2169 «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики». И в этот же день все и началось. Армейские формирования и войска МВД вступили на территорию Чечни. Серия поражений и немыслимых потерь преследовала федеральную группировку с начала первых боев. Вплоть до печально знаменитого штурма дома правительства в Грозном в ночь на новый, 1995 год, когда министру обороны Павлу Грачеву привиделось, что свой 47-й день рождения, выпавший ему на 1 января, он встретит победителем Джохара Дудаева. Не сложилось.
Павел Грачев возражал не против введения войск в Чечню, а против поспешности в начале операции. Его сомнения уложились в три слова: «Армия не готова». Но верх взяла непрофессиональная точка зрения: Николая Егорова, получившего в то время должность заместителя председателя СМ РФ, Олега Лобова, в то время секретаря Совета безопасности. Подчеркну, при принятии решения о военной операции, предполагающей переброску войск, берет верх не точка зрения профессиональных военных, а сверхнепрофессиональных политиков. «Маленькая победная война, Борис Николаевич, и ваш рейтинг достигнет заоблачных высот».
Результат известен: удручающий и позорный итог этих событий. А дальше кровь, кровь, кровь. Без конца. И стремительно падающий рейтинг популярности первого президента РФ.
Почему все это правомерно вспомнить именно сейчас? Ответ прост: в Чечне нет согласия и поныне. В том общепринятом понимании: и наступил мир. Форма противостояния изменилась и, самое ужасное, вышла за пределы Чечни. Боевики уже как бы и не боевики, а террористы. И в каждом теракте по всей территории России обязательно угадывается чеченский след.
Путин не создавал этой ситуации, ему передали ее по эстафете. Он и президентом не собирался быть, и не создавал оплота своего президентства, он получил его в наследство. А наследство, как известно, не выбирают. Оно либо есть, либо его нет.
Так с обстановкой в стране, так и с олигархами. Олигархи поняли Путина достаточно прямолинейно. Президент перекрыл нам путь наверх, значит, энергия «захвата власти» устремится вниз.
Олигархи нашли применение своему капиталу в губерниях. Вспомните, какой шум случился в России, когда 29 марта 1998 года на выборах мэра Нижнего Новгорода уверенную победу одержал дважды до того судимый за мошенничество и хищения в особо крупных размерах известный предприниматель Андрей Климентьев. Этот персонаж был хорошо знаком с Борисом Немцовым и Сергеем Кириенко. По свидетельству газеты «КоммерсантЪ», в 1993 году он профинансировал избирательную кампанию Немцова, а вообще в начале 90-х годов истратил на будущих руководителей правительства 100 млн. тогдашних рублей. Итоги выборов мэра в 1998 году в Нижнем Новгороде отменили, самого Андрея Климентьева в очередной раз отправили в СИЗО, но факт остался фактом: выборы выиграл он.
