Пуля, попав в красную кнопку дистанционного пускового устройства, замкнула контакты и заставила ракеты «земля-земля», нацеленные майором на Игналинскую АЭС, сорваться с креплений передвижной установки и с ревом умчаться по назначению.
Стас Гагарин лежал на мягкой лесной почве ничком, оглушенный и едва не лишившийся чувств, он еще не разобрался толком в том, что случилось, почему он едва избежал смерти — в решительности майора штурман не сомневался — не ведал, кто его спаситель, успел сообразить: случилось непоправимое — ракеты накроют сейчас зловещую цель.
— Нас тоже накроют, — услышал он сильный мужской голос над собою. — Если мы по-быстрому не уберемся… Установку засекли, и к ней идет эскадрилья боевых вертолетов. Ты в порядке, Станислав?
Молодой Гагарин пошевелился и принялся подтягивать правое колено, чтобы опереться на него и подняться с земли.
Кружилась голова, он потряс ею, пытаясь прояснить сознание, и почувствовал, как крепкие руки подхватили его и поставили на ноги.
Перед ним стоял, широко улыбаясь, белокурый гигант с голубыми глазами, с мощным длинным луком на груди, тетива лука и ремень, на котором висел колчан со стрелами, пересекали друг друга.
Вид был у Македонского Саши куда как экзотический, да и одежда не по месту пребывания и не по сезону — на ногах сандалии, мускулистое туловище охватывала короткая туника без рукавов, перехваченная в поясе ремнем с золотыми бляшками по кругу, на поясе висел широкий меч, напомнивший Стасу кубинский мачете, которым штурману доводилось рубить на Кубе сахарный тростник.
— Смываемся, Стас, — повторил Александр Великий. — Идти можешь? Обопрись на меня, дружище…
Но прежде чем увлечь соратника с собой, молодой царь наклонился к трупу безумного майора. Он хотел вытащить стрелу, пробившую ракетчику шею, но понял, что сделать это, не отрубив несчастному голову, не удастся и потому безнадежно махнул рукой.
— Оставим все как есть, — сказал он, охватывая Стаса левой рукой под мышку, а правую руку товарища закладывая за собственную шею. — Через пять-десять минут здесь будет преисподняя. Двинули помалу…
Идти им пришлось немного. Уже через сотню метров Стас, который с каждым шагом чувствовал себя лучше и лучше, увидел среди деревьев стоящую на небольшой поляне телефонную будку.
Будка была почему-то круглой, раза в два выше обычной, и напоминала еще гигантский стакан в решетчатом переплетении из серебристого металла.
Штурман освободился из бережного захвата Македонского и поспешил к странному будке-стакану, мгновенно сообразив, что именно это устройство позволит им избежать ракетного удара летящих сюда боевых вертолетов.
Едва он приблизился к летательному аппарату, как в цилиндре обозначилась овальная дверь, в нее и вошел Стас Гагарин, опередив на пару шагов Александра.
Молодой штурман не знал, за сколько минут долетят ракеты до цели, Стас Гагарин не сочинил романа о ракетчиках, как сделал это старший его двойник, но космический аппарат пришельцев доставил их в Литву в тот самый момент, когда взметенные от лесного кордона изделия ударили под основание двух ядерных блоков.
Возмездие свершилось.
Случайная пуля того, кто назначен был предотвратить вселенскую месть безумца, поставила на кровавой истории, затеянной волками в Нарве, детерминантную точку.
VII
И хотя он высился в глубине комнаты, повернувшись ко мне спиной, я сразу узнал этого человека.
Поначалу, когда подбирался к его логову, оборудованному в закрытом, конфиденциальном крыле управления Белоярки, и двумя короткими очередями из калашника отогнал хреновенькую охрану, прыснувшую в стороны, едва они заметили решительно настроенного человека с автоматом, поначалу тень сомнения-таки не оставляла меня, это точно.
От бывшего гауляйтера можно было ждать чего угодно, он и Белоярку бы взорвал ничтоже сумняшеся, обрушил бы на Урал и Сибирь без колебаний радиоактивный потоп, отдал бы американцам, японцам, австралийцам Сахалин, Камчатку, Якутию, зулусам бы подарил Землю Франца-Иосифа и озеро Селигер, индейцам племени ням-ням сдал бы в аренду парк Сокольники в Москве, дабы поставили они там вигвамы, он пошел бы на все — только бы удержать в собственных руках власть.
Власть, как и свобода, не имеет знака. Ее равно можно употребить во благо, ею можно пользоваться во имя зла. Властью обладают и Зодчие Мира, галактические боги добра, есть она и у Конструкторов Зла, сатанинских хозяев отвратительных ломехузов.
Человек, который стоял ко мне спиною, никогда не пользовался властью во благо. Он был демоном разрушения, мощным, нерассуждающим тараном, которым разномастные — и доморощенные, и заокеанские — ломехузы безжалостно разбивали российскую крепость.
И в стремлении стереть с лица Земли ненавистное им Тысячелетнее государство ломехузы зашли так далеко, что потеряли инстинкт самосохранения, не могли удержаться на грани, за которой зримо виделась Мировая война и гибель человечества.
И в это мгновенье я увидел его, это существо, принявшее облик человекоподобного демона, потерявшего право на применение к нему людских законов.
«И судья, и палач», — подумал о себе Станислав Гагарин и, не колеблясь, вскинул автомат.
В это мгновенье тот, с кем доводилось мне в давние времена сиживать за гостевым столом, повернулся.
Я успел заметить в его руке такой же, как у меня, калашник, но опущенный стволом вниз, рассмотрел гнусную кривую ухмылку, которая приводила в бешенство мою Веру, когда его являли, похмельного, на сатанинском, разнузданном теле, вспомнил миллионы бездомных по злой его воле русских людей, десятки тысяч прямо или косвенно, но по его воле убитых, о тех неродившихся в Державе миллионах младенцев, его реформами ограбленных и лишенных будущего россиянах, вспомнил о жертвах Черного Октября и Кровавого Воскресенья, припомнил в мысленном приговоре все, все — и решительно нажал на спусковой крючок.
Калашник мой излажен был на автоматическую стрельбу, но стрелок я умелый, стреляю экономно, по два-три патрона в очередь, не больше. Чувствам же разгуляться, и под их воздействием выпалить полмагазина я, естественное дело, не позволил — и судья, и палач должны быть лишены эмоций.
Станислав Гагарин явственно видел, как пули толкнули стоящего перед ним человека, но кривая ухмылка не исчезала с его лица.
«Чертовщина!» — подумал я и влепил в него короткой очередью дважды.
Я видел, как пули разодрали на нем и синий костюм, и рубашку в полоску, видел пробитый и вздыбленный красный галстук, но расстрелянный мною согласно статье 64-й УК бывший гауляйтер не торопился падать с предсмертными стонами или без оных.
Кривая ухмылка не сходила с его лица и стала, мне показалось, еще кривее…
Надо ли говорить о том, что, остервенев, я выпустил в него магазин без остатка. Но тщетно. Приговоренный был неуязвим.
— Что, — хриплым голосом произнес предназначенный к казни законом и мною убийца, — съел, сочинитель?! Теперь моя очередь…
Он ленивым движением приподнял ствол калашника и направил мне в грудь.
Роли наши поменялись, и у меня не было ни единого шанса.
Станислав Гагарин приготовился умереть, но слово последнее оставил за собой.
Он гордо выпрямился.
— Стреляй, — сказал он спокойно, — стреляй, сучий потрох… Песенка твоя уже спета. Все равно тебя достанут наши!
Лицо гауляйтера исказилось. Он потянул за спусковой крючок, я едва ли не физически ощутил, как усилилось давление пальца на рычаг, отпускающий смерть, но за моей спиной возник некий шум, и сановный убийца переместил ствол автомата.
Позади сверкнуло.
И гауляйтер исчез. Вот только что готовился он расстрелять меня, беспомощного и безоружного, из автомата — и его уже нет передо мной.
Неяркая вспышка — и жертвы моей несостоявшейся нет. Исчез, испарился, козел безрогий…
Остолбенение прошло мгновенно, но все еще офуелый от подобной развязки, я повернулся и увидел спешившего ко мне полководца.
— Живы-здоровы, батюшка? — суетливо вопрошал Александр Васильевич и, не доверяя глазам, ощупал меня. — Не задел он вас ненароком, этот монстр-проходимец? Слава Богу, кажется, цел и невредим, голубчик…
Я нежно обнял старика и по-братски поцеловал в седую голову.
— Спасибо, Александр Васильевич, спасибо, — растроганно благодарил Суворова Одинокий Моряк. — Как вовремя вы появились…
— Вам-с урок, милостивый государь! Не лезьте поперек батьки в пекло…
— Значит, этот ненастоящий?
— Смотря в каком смысле… Начинить вас свинцом мог по-настоящему.