английским кораблям.
– Тогда где мы возьмем оружие для восстания?
– У Янни Сматса, – ответил Манфред. Они неловко заерзали и с сомнением начали переглядываться.
– Я отберу и подготовлю – с вашего одобрения, конечно – маленький элитарный ударный отряд наших штурмовиков. Мы будем нападать на правительственные склады оружия и вооружения и добывать там все необходимое. То же самое с деньгами. Мы возьмем их в банках.
Грандиозность предложения, его смелость поразила собравшихся. Они молча смотрели на Манфреда, а он продолжал:
– Мы будем действовать быстро и безжалостно, получим оружие и раздадим его. Потом по обусловленному сигналу поднимем сорок тысяч патриотов и захватим власть, захватим полицию и армию, систему связи, железнодорожные пути, гавани. У нас везде наготове наши люди. Все это будет сделано одновременно по условному сигналу.
– Каким будет этот сигнал? – спросил один из командиров «ОБ».
– Нечто такое, что перевернет всю страну вверх тормашками, нечто ошеломляющее. Но сейчас еще рано говорить об этом. Необходимо только добавить, что сигнал уже выбран и выбран человек, который его подаст. – Манфред с серьезным видом многозначительно огляделся. – Эту честь доверили мне. Меня специально готовили к этому заданию, и я выполню его один, без помощи. После этого вам останется только перехватить бразды правления, обеспечить поддержку победоносной немецкой армии и привести наш народ к величию, в котором нам отказали наши враги.
Он замолчал и стал изучать их лица. И увидел патриотическую гордость и новый свет в глазах.
– Господа, одобряете ли вы мои дальнейшие действия? – спросил он, и командующий по очереди посмотрел на всех и получил от каждого короткий кивок.
Тогда он повернулся к Манфреду.
– Мы даем вам свое благословение. Я позабочусь, чтобы каждый член братства оказывал вам необходимую поддержку и помощь.
– Благодарю, господа, – негромко сказал Манфред. – А теперь позвольте передать вам слова самого Адольфа Гитлера из его великой книги «Майн кампф»: «Господь всевышний, благослови наше оружие, окажи ту справедливость, которую Ты всегда оказывал! Суди сам, заслуживаем ли мы теперь свободы. Господь Бог, ниспошли благословение нашей борьбе!»
– Аминь! – воскликнули все и встали, сделав условный знак братства – прижимая сжатый кулак к груди. – Аминь!
* * *
Зеленый «ягуар» был припаркован на открытом месте у дороги там, где она огибала утес. Машина выглядела брошенной, как будто стояла здесь несколько дней или недель.
Блэйн Малкомс остановил свой автомобиль за ней и подошел к краю утеса. Он никогда не бывал здесь раньше, но Сантэн описала ему бухту и объяснила, как найти туда дорогу. Он наклонился и посмотрел с утеса. Спуск крутой, но не чрезмерно: он разглядел тропу, которая зигзагами спускалась к заливу Смитсвинкель, и на самом дне увидел крыши трех или четырех примитивных хижин, вытянувшихся вдоль берега – точно как описала Сантэн.
Он снял пиджак и бросил на переднее сиденье «бентли». Спуск задаст ему жару. Блэйн закрыл машину и пошел вниз по каменистой тропе. Он приехал не только по просьбе Сантэн, но и потому что сам любил Шасу Кортни, гордился им и чувствовал ответственность за него.
В прошлом он не раз ожидал, что Шаса станет либо его приемным сыном, либо зятем. Спускаясь по тропе, он испытывал глубокое сожаление – нет, больше чем сожаление, глубокую печаль, – оттого что эти его ожидания до сих пор не оправдались.
Они с Сантэн не поженились, хотя Изабелла умерла почти три года назад. Он помнил, как Сантэн убежала от него в ночь смерти Изабеллы и как избегала его много месяцев спустя, противясь его усилиям отыскать ее. В ту ночь у смертного одра Изабеллы произошло что-то ужасное. После примирения Сантэн никогда не говорила об этом, даже не намекала на то, что произошло между нею и умирающей. Он не мог простить себе, что отдал Сантэн во власть Изабеллы. Изабелле нельзя было доверять: рана, нанесенная ею, никогда не заживет. От Блэйна потребовался почти год терпения и мягкости, прежде чем Сантэн успокоилась и вернулась к роли любовницы и защитницы, которой так наслаждалась раньше.
Однако она не соглашалась даже обсуждать с ним вопрос о браке и очень нервничала, когда он пытался настаивать. Как будто Изабелла была еще жива, как будто в своей холодной могиле она обладала властью над ними. Ничего в жизни он не желал сильнее, чем сделать Сантэн своей законной женой, женой перед Богом и людьми, но теперь начинал сомневаться, что это когда-нибудь осуществится.
– Пожалуйста, Блэйн, не проси. Я не могу – просто не могу говорить об этом. Нет, я не могу объяснить почему. Мы и так были счастливы много лет. Я не могу рисковать этим счастьем.
– Я прошу тебя быть моей женой. Подтвердить нашу любовь, а не уничтожать ее.
– Пожалуйста, Блэйн, прекрати. Не сейчас.
– Но когда, Сантэн, скажи когда?
– Не знаю. Честно не знаю, дорогой. Знаю только, что я очень тебя люблю.
Затем – Шаса и Тара, две заблудшие души, ищущие друг друга во тьме. Он знал, как отчаянно они нуждаются друг в друге, он видел это с самого начала, видел, как близки они к тому, чтобы соединиться. Но им никогда не удавалось сделать последний шаг, и они снова отдалялись. Казалось, для этого не было никаких причин, кроме гордости и упрямства, а друг без друга они слабели, никто из них не мог осуществить то, чего все от них ждали, воспользоваться всеми теми редкими дарами, которыми Господь благословил их с рождения.
Два прекрасных, талантливых молодых человека, полные сил и энергии, отвергали все это в поисках чего-то, что никогда не существовало, погружались в неисполнимые мечты или сжигали все из отчаяния и невоздержанности.
– Я не могу этого допустить, – решительно говорил он себе. – Даже если они меня возненавидят, я должен это предотвратить.
Он спустился до низу и остановился, осматриваясь. Отдыхать ему не требовалось: хоть спуск был трудным, а Блэйну уже почти пятьдесят лет, он был крепче и выносливее, чем многие мужчины на пятнадцать лет моложе.
Залив Смитсвинкель полукругом обступают высокие утесы; только его дальний
