В общем-то, ничего странного не произошло. Какие, к гиенам, могут быть игры, когда у нас грядет очередная война? А особенно такие игры, которые предлагал Глофа. В сущности, мне было ни капельки не жаль тот сброд, который дрался для развлечения публики на аренах традиционных игр, правда в последние два года я уезжал из Тармы до того, как они начинались…
– О чем задумался, Жаба? – прервал мои мысли догнавший меня Лето.
– Не понимаю, зачем царь меня позвал, – хмыкнул я. – Да и вообще…
Что именно "вообще" я объяснить не смог.
***
Яблочный Пирог догнал меня почти у самого входа в храм. Он запыхался, лицо его было покрыто грязными разводами, а гримаса была несколько недружелюбной. Однако, увидев, что я на него смотрю, он немедленно расплылся в улыбке.
– Жаба! – выдохнул он. – Я должен тебя сопровождать.
– Вот как? – деланно удивился я. – С чего бы это?
– Приказ царя…
– Слушай, Таска, а почему царь тебя отправил сопровождать меня именно к верховному жрецу? – спросил я. Даже не кривляясь, кстати, мне и правда было интересно.
Яблочный Пирог пожал плечами и не ответил. Двое его охранников переминались у него за спиной. Я чувствовал себя глупее некуда.
– Ладно, пошли, – вздохнул я, наконец, и мы вошли в раскрытые ворота. Скошенный вправо зиккурат храма Лугал-Дуку был оплетен ползучими лианами, а фруктовые деревья на ступенях как раз начали сбрасывать темно-красные листья. Храмовые стражи, одетые в вычурные раскрашенные в синий и красный панцири, неподвижно стояли там и сям, словно статуи. Я даже принялся к ним приглядываться. Надо же, ни один не переминался с ноги на ногу, не крутил башкой и не ковырялся в носу. Они даже смотрели одинаково – выпучив глаза. Я подавил в себе желание сделать какую-нибудь глупость, чтобы вывести этих истуканов из равновесия, и мы вошли, наконец, в прохладу храма. Я с наслаждением разулся и сунул ноги в неглубокий круглый бассейн. Мальчик-слуга принялся тщательно отмывать мои ступни от вездесущей тармской пыли. Таскины охранники замялись. Ничего не поделаешь – либо разувайся, омывай ноги и пройдешь дальше, либо стой здесь, на пороге. Они выбрали разуваться. Вернее Таска выбрал, конечно. Босые охранники лучше никаких охранников. Надо признаться, я даже был уже немного рад сопровождению. Все-таки в храм Лугал-Дуку я входил впервые.
Раньше главным храмом считался дворец. Но царь приказал, чтобы никакие жрецы не смели называть его хоромы именами своих богов. Собственно, именно Лугал-Дуку царь и лишил главной обители. Но жрецы не растерялись, и вскоре обзавелись новым храмом. И еще парочку построили в Новом Городе.
Жрецов было трое. Одного я знал – Глофа. Двое других – тоже какие-то шишки, судя по спесивому виду.
– Царь сказал, что ты придешь один, – сварливо произнес Глофа. Остальные просто пучили глаза.
– Я и сам так думал, – буркнул я, усаживаясь безо всяких приветственных поклонов и церемоний. Все равно последовательность не помню, да и не затем я пришел, чтобы жрецам почести оказывать. Ну, или их богам в их лице. Верховный жрец нахмурился. Охранники Таски замерли в дверях, а сам Яблочный пирог подался вперед, слегка поклонился, потом отвел в сторону правую руку, а левую прижал к груди, наклонил голову, опустился на колени, прополз два шага, склонился к полу, а затем снова поднялся на ноги. Когда он успел это выучить? Я за эти годы так и не удосужился… А Таска тем временем забрал у одного из охранников сумку и извлек из нее небольшой запечатанный кувшин. Судя по узорам зеленой и коричневой глазури, сделан он был в Стране Монументов.
– Это священное вино Долины Энку, – торжественно сказал Таска. – Царь повелел в знак своего особого расположения передать тебе этот сосуд, жрец. Этот напиток положено пить только особам, приближенным к богам…
– Священное вино! – воскликнул Глофа, схватив кувшин. Он прижал его к груди, словно долгожданного ребенка и принялся баюкать. А на лице при этом было такое блаженное выражение, которое я постеснялся бы демонстрировать чужим людям. Поэтому я прокашлялся. Глофа вернулся к реальности.
– Простите, каптер, – сказал он, и на лицо его снова наползла маска спеси и фанатизма. – С вашего позволения, я не буду ждать уединения, и пригублю вино прямо сейчас.
Глофа схватил со стола блестящий бронзовый нож и принялся счищать смолу с узкого горлышка кувшина. Делал он это довольно ловко, надо заметить. Двое других жрецов молча наблюдали. Я мельком глянул на Таску – тот улыбался, отчего его плоское и неприятное лицо стало еще более отталкивающим. Наконец Глофа справился с кувшином и налил густую темно-красную жидкость в золоченый бокал.
– Священное вино… – произнес он, сделав глоток. – Однако, вернемся к делам! Царь опрометчиво отказался от традиционных игр, за что боги могут разгневаться. Ведь игры не только поднимают моральный дух жителей города, но еще и…
– Мы не будем обсуждать решения царя, – прервал его я. – Давайте о деле…
Я выложил на стол свои бумаги, Глофа глянул на них мельком и снова потянулся за бокалом со священным вином. Я пододвинул бумаги поближе к нему. Он молча пролистал их, потом передал безымянному жрецу, стоявшему справа.
Не знаю, что я не люблю больше – вести переговоры со жрецами или питаться личинками. Почему-то, глядя на одухотворенные лица моих собеседников, я вспомнил, как мы заблудились в джунглях, когда гонялись за Його-Його, повелителем народа йо. Неудачно попали, все съестное куда-то попряталось, и тогда наш проводник отколупнул ножом кусок сгнившего дерева. А там целый шевелящийся ковер съедобных и питательных личинок. Вспоминать не хочется… Вот и сейчас схожее ощущение. Эти храмовники предлагали много, только брать противно. Впрочем, что поделаешь…
В какой-то момент я заметил, что Глофа стал терять нить разговора и отвлекаться. Взгляд его замирал, на губах вдруг начинала играть дурацкая улыбка, а голова принималась странно подергиваться. Судя по переглядываниям двух других жрецов, поведение для Глофы совершенно несвойственное. Вино? Я взглянул на Таску. Тот внимательно следил за верховным жрецом. Вонючее гиенье дерьмо!
Тут Глофа схватил со стола бронзовый нож и бросился к статуе застывшей в священном экстазе девицы – все как положено: вытаращенные глаза, молитвенно сложенные руки, таких статуй в Тарме полно, ими даже простые дома украшают. Только, кажется, наш верховный принял ее не то за воплощение Лугал-Дуку, не то за кого-то еще более священного. Он запел гимн и принялся методично резать себе руки, обагряя кровью каменный подол платья. Мы все, включая Таску, обалдело наблюдали. Жрецы бросились на помощь Глофе первыми, но не успели. Он выкрикнул что-то на незнакомом языке, воткнул нож себе в грудь и стал медленно заваливаться на бок.
Панику, которую собрались, было, поднять жрецы, пресек Таска.
– Глофа был неугоден Лугал-Дуку, – донельзя торжественным голосом произнес он. – Он был тщеславен и слеп. Он забыл, что богам должны служить двое верховных жрецов. Священное вино только показало вам волю богов.
Тут он извлек из своей сумки два небольших стакана синего стекла, ловко подхватил кувшин и набулькал в каждый из них темно-красного вина.
– Испейте тоже, – обратился он к жрецам, а охранники придвинулись ближе. – Пусть свершится предначертанное.
***
– Как тебе это удалось? – спросил я, глядя на Таску в упор. – Почему эти двое не принялись тоже резать себя ножами?
– Колдовство! – изрек Яблочный пирог.
– Каца нафантазировал? – уточнил я.
– Нет, – мотнул головой Таска и потянулся к своему стакану. – Знаешь, что мне нравится, Жаба? Ты впервые заговорил со мной как с человеком. И ради этого мне понадобилось прикончить безобидного жреца…
Я фыркнул. Хотел было встать и уйти, но любопытство пересилило.
– Так чье это колдовство? – спросил я.
– Это правда вино из Страны Монументов, – усмехнулся Таска. – Из той самой долины, как там я ее назвал?… Только вот есть секрет один – это вино можно пить только из стеклянных стаканов. Если налить его в любую другую посуду, оно становится магической отравой. Действие ты видел. Правда не всегда именно так работает, говорят. Но отравленным человек выглядеть все равно не будет. Умрет иначе.
– Сам себя прикончит?
– Необязательно, – Таска пожал плечами. – По его душу может явиться дикий зверь. Или убийца-безумец. Не разбираюсь в колдовстве. Каца сказал, что это вино ставит на человеке клеймо смерти. А уж смерть сама изыщет способ забрать свое.
– Ааа, – что-то мне после этого объяснения сразу расхотелось пить вино. А еще я вспомнил тягучее вино из Страны Монументов, которое мне принес Лето. Кто знает, может оно тоже как-то заколдовано, и ставит неведомое клеймо… Тут я понял, что Таска продолжает говорить.
– …как в легенде. Ну той, где у Лугал-Дуку родился человеческий младенец, когда его семя смешалось с семенами пшеницы. Смешно. Не понимаю, зачем цари придумывают себе божественное происхождение. Так вот этот Ану-Пшеничное Зерно испил этого самого Священного Вина, и на него снизошло могущество его отца.
