были выбраны фрикадельки под томатным соусом со спагетти. Итальянские макароны были доведены до своей идеальной кондиции, именуемой «аль дэнтэ», что в переводе с языка средиземноморского государства означает — на зубок. Самое главное при готовке спагетти и любых других паст не переварить их, превратив в кашеобразное состояние и мистер Фолк не допустил подобной оплошности. В фарше для фрикаделек он чуть переборщил с добавлением лука, но обилие только что приготовленного густого томатного соуса исправило ситуации, убрав его привкус. Неспеша поужинав, он решил направиться к письменному столу, но в его голове сильнее прежнего зазвучала мысль, таившаяся все это время внутри его сознания, что неплохо было бы посмотреть, что сейчас происходит в доме Фишеров для того, чтобы убедиться в том, что человек совсем недавно напавший на свою жену не пытается убить ее вновь. Его прежний страх к этому времени заменила тревога за эту хрупкую, слабую женщину и он быстрым шагом устремился к окну, находившемуся в его спальне на втором этаже, прихватив с собой бинокль, лежавший в тумбочке в прихожей. Мистер Фолк однажды купил его, планируя отправиться с одним своим коллегой на охоту, но в последний момент путешествие отменилось, в связи с нахлынувшей страну, в которую они хотели направиться эпидемией лихорадки. Это было одно из государств африканского материка.
В нижних окнах дома Фишеров свет был уже погашен. Время близилось к десяти вечера. Мистер Фолк стоял у окна и пристально наблюдал за соседним домом, жильцы которого по всей видимости уже легли спать и чувствовал себя полным идиотом. Это продлилось около двух минут и не заметив ничего интригующего или хотя бы странного он начал отдохить с точки обзора с мыслью о том, какой ерундой вынудило его заниматься сегодняшнее происшествие, как, вдруг, в верхнем левом окне появился свет. Мистер Фолк тут же вернулся в свою прежнюю позицию и попытался сконцентрироваться на происходящем в спальне дома Фишеров. Перед его глазами предстал силуэт, очертания которого были размыты из-за зашторенных занавесок, но, тем не менне, было понятно, что это женский силуэт и что принадлежит он миссис Фишер. По всей видимости, она только поднялась с первого этажа, где вероятно ее пьяный муж уже спал глубоким сном. Женщина подошла к шкафу и постепенно начала снимать с себя одежду. Мистер Фолк, увидев это, несмотря на то, что занавески скрывали все то, что недозволено видеть постороннему мужчине, мгновенно отвернулся и отойдя от окна подумал: «Господи! Слава Богу моя мать мертва — она бы не пережила тот факт, что ее честный и порядочный сын Джимми Фолк подглядывает за чужими женами.»
Про Фишеров было решено забыть. Он пострался убедить себя в том, что сегодняшняя сцена во-первых, скорее всего, исключительная, вопиющая и для мистера Фишера в том числе случайность и узнав завтрашним утром о содяенном он покаиться и не позволит себе впредь злоупотреблять выпивкой, а во-вторых к нему самому не имеет никакого отношения и что ему не следует беспокоиться о соврешенно незнакомых ему людях.
С таким настроем мистер Фолк проделал положенную работу по изучению догоров, а после лег спать. Ему снилась история любви между французом и испанкой и отчего-то этот француз носил в девятнадцатом веке современную американскую шляпу и костюм, а испанка постоянно кричала о том, что ее нужно спасти, хотя никто не причинял ей вреда. Проснушвшись мистер Фолк удивился, поскольку прежде ему почти никогда не снились такие глупые сны. «Это все от волнения» — подумал он.
II.
Жизнь мистера Фолка продолжила свое плавное течение. Он, как и прежде каждодневно приезжал к зданию компании ровно к девяти утра и не раньше шести вечера покидал свое рабочее место. Как и до сцены в доме Фишеров он был вовлечен в волокиту судебных процессов и разбрительств с заявками и исками целого множества клиентов фирмы. Раздел имущества между разведшимися супругами, споры о присуждении наследства погибшего родственника или же обычные передачи собственности в следствии ее покупки вторым лицом — все эти составляющие юридической деятельности наполняли его размеренную жизнь. За прошедшие две недели он бывал в своем доме лишь будними вечерами, поскольку оба уикенда мистер Фолк провел в небольших командировках в городе ближе к северной границе страны и, к его счастью, за все это время он ни разу не столкнулся ни с кем из семейства Фишеров и неблагоприятный осадок от воспоминаний о встревожащем его прошествии в их доме практически выветрился из уголков его сознания, но, тем не менее, ожидал мистер Фолк первый субботний выходной день, планируемый провести в стенах своего дома с небольшой опаской.
Его утро началось с привычной для него чашки черного кофе, который он не разбавлял ни сахаром, ни молоком и овсяной каши, приготовленной им на воде. Как вы могли догадаться, мистер Фолк не слишком сильно любил молоко. Он решил насладиться утренними блюдами никуда не спеша, растянув завтрак на целых полчаса. Во время приема пищи его глаза были направленны на только что принесенную к порогу его дома газету, в которой мистер Фолк читал новостные колонки и журналисткие статьи, в которых, безусловно, рассказывалось о насущных сенсациях. Во время чтения ему, вдруг, вспомнился французский роман, оставленный им две недели назад и в нем появилось желание заменить прессу им, как только он закончит есть.
Так он и сделал. Безусловно, мистер Фолк не забыл и про сигару и раскинувшись в своем любимом кожаном кресле, раскурив при этом только что заженный им табак он продолжил чтение согнутой в аккуратный уголок страницы.
«Прозвучал стук в дверь. Жан раздражено поднял глаза и разрешил войти.
— Прошу прощения, месье, но мадам Буффо просила передать, что она уходит. Также она сказала, что юноше непозволительно столько времени заставлять ждать даму в годах.
«Мадам Буффо!» прогремело в голове молодого графа. Он посмотрел на часы и осознал, что она прождала его в малой гостиной около двадцати минут, не считая пятнадцати минут до начала чтения письма. Он стремительно направился к выходу, надеясь опередить ее и после пламенных извинений приступить к запланированному обсуждению дел.
Уголок тянувшейся по полу скошенной юбки, поверх которой было надето платье из тафты был замечен Жаном, когда он ступил на лестницу, ведущую на первый этаж. Он решил немедля окликнуть рагневанную гостью:
— Мадам! Я приношу свои глубочайшие извинения! Постойте! — уголок юбки начал становиться больше и спустя несколько секунд перед его глазами предстала женщина в годах небольшого роста, глаза у которой были наполнены
