детской грустью от того какое неуважение проявил к ней юноша, но несмотря на это она, будучи очень мягкотелой и добродушной дамой смогла лишь по матерински произнести:
— Месье Арно, вам следует поучиться благородным манерам у вашего дядюшки, как следует встречать гостей.
— Мадам Буффо, этот самый дюдяшка и волзложил на мои плечи неимоверный объем работы, погрузившись в которую я совсем потерял счет времени… Я прошу у вас прощения.
— Ах… Ну как я не могу смилостивиться над вами, тем более, когда с утра до меня дошло известие, которое мне просто необходимо обсудить с кем-либо и вы на эту роль также вполне подходите. Месье Арно, два дня назад Париж охватила идея революции! Этот никчемный человек, его фамилия Круазье, он республиканец. Вы, скорее всего, слышали это имя. Его идеи, которые еше пару месяцев обсуждались лишь в кулуарах таверн, кабаков и прочих мест, которые не пристало посещать людях высшего общества, словно в считанные дни охватили все молодые умы столицы, включая представителей аристократии. Теперь это не лишь болтовня шайки недовольных жизнью, а действительная угроза трону. Эти люди требуют конституцию, установление республики и прочее, и также обещают на днях перейти от слов к действиям. Ожидаются массовые протесты и забастовки, строительство баррикад…
Услышав лишь два слова — революция и Круазье, Жан увяз глубоко в своих мыслях. Он подумал, что, скорее всего, именно об этих событиях хотела рассказать ему в письме Анна и что революция является для них шансом быть вместе, ведь гораздо проще нарушить установленные порядки, когда вокруг творится хаос. Но и другое занимало его размышления в этот момент, а именно месье Круазье. Он не только слышал множество раз это имя, но и в прошлом являлся его поклонником. Безулосвно, никому из его окружения это не было известно. Еще год назад впервые в тайных, запрещенных государством оппозиционных сообществах появился труд двадцатидвухлетнего сына разжаленного генерала с фамилией Круазье под названием «Сыны отечества». Это был сборник размышлений о том, что из себя должен представлять строй государства и какими правами и благами оно должно наделить людей, проживающих в нем. Тогда это работа не получила массовой огласки и лишь некоторые люди, которым удалось прочитать ее узрели в ней истинный взгляд на положение дел в стране. В их ряду был и Жан. С тех пор, он интересовался деятельностью молодого оратора и его выходившими письменными изречениями, но вместе с попаданием Круазье на пару месяцев в парижскую тюрьму за нарушение порядка в одном из ресторанов столицы, угас и его интерес. Скорее всего, помимо этого причиной появления незаинтересованности стала и Анна Десант, ворвавшаяся так внезапно в жизнь молодого графа. Теперь же, услышав о надвигающихся переменах, о которых он так сильно мечтал и осознав, что его любовь не безнадежна среди его беспорядочной уймы мыслей осталась лишь одна — ему немедленно нужно было отправиться в Париж.»
Чтение Мистера Фолка было прервано раздавшимся криком из дома Фишеров. Его вдруг охватил страх, но, несмотря на это он немедля начал одеваться и облачившись в свой джентельменский синий костюм тут же проследовал к соседскому дому.
Оказавшись у входной двери, которая была заперта он принялся колотить по ней кулаком и нажимать на звонок, крича при этом:
— Миссис Фишер! Это ваш сосед! У вас все в порядке?! Прошу, откройте мне дверь!
Это продолжалось около пары минут, в доме царила полная тишина и мистер Фолк начал думать о том, что крик был лишь плодом его воображения, что ему показалось, в связи с тем, что произошедшее две недели назад до сих пор не могло покинуть уголки его подсознания. Он предпринял еще несколько попыток зайти в дом, но они оказались безуспешными. «Окно. Мне нужно посмотреть в окно, возможно, удастся что-нибудь увидеть. Ах, Джимми-Джимми, как же ты сразу не догадался.» — подумал он и подошел к второму правому окну, находившемуся на стене, направленной к его дому и в котором должна была быть видна гостиная, являвшаяся сценой акта насилия двухнедельной давности. Из-за закрытых занавесок и отражавшегося палящего солнца было трудно что-либо разглядит, но сложив из обеих рук конструкцию в виде козырька мистер Фолк смог разглядеть тело женщины лежавшее на полу в луже крови. По смуглой испанской коже мистер Фолк понял, что это определенно миссис Фишер. Облокотившись на диван, точно также, как и в прошлый раз, испуская водопады слез, в них же и захлебываясь сидел ее муж.
Мистера Фолка, словно ударом молнии отбросило в сторону. Он испытывал чувство ужаса, превышавшее прошлое раза в три. Это было несравнимо ни с чем и в этот раз он был уверен, что никакое время или события не сможет ему помочь забыть увиденное. Он помчался к своему дому со скоростью не присущей подобным ему людям и оказавшись внутри заперся на все имеющиеся замки. Он понял, что ему срочно нужно выпить очень много какого-нибудь крепкого алкоголя и принес из подвала старый дешевый ирландский виски, который он начал пить, словно микстуру залпом. Но от обжегшего его горло сорокаградусного напитка ему стало лишь хуже и он лишь сел в свое кресло, направив взгляд в пустоту и стараясь не думать ни о чем. Лишь ночью, когда мистер Фолк находился в точно таком же положении, но чернота в голове чуть рассеялась, он понял, что нужно вызвать полицию. Стражи правопорядка приехали довольно быстро и за его окнами замелькали красно-синие огоньки, раздались сирены, а вместе с ними и плач мистера Фишера. От всего этого у мистера Фолка лишь сильнее разболелась голова и его начало тошнить. Он постарался укрыться от происходящего на улице в подвале и просидел там до утра.
Пятилетним тройняшкам было суждено угодить в приют, а их отцу, безусловно, в тюрьму на очень долгий срок. А мистер Фолк так и остался мистером Фолком и ничего в его судьбе, по сути, не изменилось, кроме того, что странные сны отныне преследовали его всю оставшуюся жизнь.
