по крайней мере, показалось Шарову.
Он открыл его, что-то вынул и подошел ближе. В его руках появился маленький фонарик. Тонкий желтоватый луч едва выхватил из темноты потрепанную фотокарточку, напечатанную на тисненой фотобумаге.
Шаров всмотрелся в счастливые лица людей. У арки под надписью «Стадион имели И. Сталина» рядом стояли два человека, высокий мужчина лет сорока пяти, и он сам, молодой, вихрастый, в черных спортивных трусах и белой майке с эмблемой «Динамо». В руках он держал бутылку лимонада.
Шаров покачал головой. В груди кольнуло, будто бы он услышал отголоски того прекрасного вечера, когда была сделана фотография.
— Помнишь? — коротко спросил тренер.
Он покачал головой.
— Нет.
Мужчина перевернул фото.
На обороте аккуратным почерком было написано:
«Любимому тренеру Александру Андреевичу от Андрея Емельянова. 1937 год»
— Это за неделю до того, как… все случилось. Ты выиграл какой-то старт, я уже не помню, был довольный и счастливый. У тебя под мышкой сумочка светлая… она не очень большая… ты прости, я заглянул в твой шкафчик, когда ты еще не вернулся. Помнишь, что там было, в сумочке?
Шаров снова покачал головой, но его пробил холодный озноб. Хорошо, что в темноте этого не было видно.
— Нет.
— Понятно, — вздохнул тренер. — Там были деньги, Андрюша. И это была не зарплата, не премиальные. Мы столько никогда не зарабатывали, сколько у тебя там лежало.
Шаров не выдержал:
— А здесь, на фото, вы уже знали, что в сумочке или нет?
Тренер откашлялся. Вопрос застал его врасплох.
— Да, — наконец ответил он. — Знал.
— И сделали вид, что все нормально.
— А что я должен был сделать? У нас чемпионат СССР через неделю. Выяснять, откуда взялась такая сумма? Ты был уже взрослым человеком. Конечно, все это нелегально, но — это твоя жизнь.
— И сколько же там было?
Мужчина шмыгнул носом. Очевидно, ему было неловко отвечать на эти вопросы. Однако, Шаров не отступал. Он чувствовал, что зачем-то он должен это знать.
— Около пяти тысяч. Кажется, сотни не хватало.
— Это ведь приличная сумма.
— Десять моих зарплат, — сказал тренер.
— И что я с ними сделал?
— Это уж тебе лучше знать…
— Но я не знаю…
Тренер пожал плечами, потом протянул фотографию Шарову.
— Видишь там под колонной, левее тебя, поодаль, стоит человек в белом костюме и смотрит прямо в объектив? Это он. Ты наверняка должен его знать. Он дал тебе эти деньги. Он потом устроил это… со мной.
Шаров взял фото в руки, всмотрелся в лицо человека, на которого показал тренер. Если не приглядываться, то его почти не было видно — за толпой размахивающих руками болельщиков, скрытый по пояс пышными кустами, он смотрел из-за колонны холодным колючим взглядом. Шаров хотел было повторить то, что произнес уже много раз — «нет, не знаю, не помню». Но этот человек был ему знаком.
Он почти не изменился, только сменил костюм и фасон шляпы стал более современным, а так — то же самое лицо, холодное, жесткое, словно вырубленное из куска мрамора. От его прищуренных глаз за версту веяло опасностью. Несомненно, это был тот же самый мужчина, который заходил к нему в раздевалку перед последним стартом. Это был он. Не похожий на него человек, не двойник, а он самый.
По спине Шарова побежали мурашки. Как такое могло быть?
— Вижу, что узнал, — усмехнулся мужчина. — Как бы то ни было, это теперь твои дела. Я не знаю, чем могу тебе помочь. — Тренер колебался. — Через час я ухожу на призывной пункт и больше мы никогда не увидимся. Скорее всего, я не вернусь… поэтому… — он снова опустил руку в карман. — Возьми.
Шаров протянул руку и на его ладонь лег ключ.
— Ты помнишь, где я живу?
— Нет.
Тренер назвал адрес.
— Там никого нет. Все соседи на фронте или уехали в тыл. На первом этаже осталась баба Ира, она глухая и плохо видит. Можешь там переночевать или… в квартире есть небольшие запасы. Если приведешь своих пионеров, на первое время вам хватит. Но долго там оставаться тоже нельзя. Мне кажется… этот человек наблюдает за домом. Не всегда. Но пару раз мне казалось, я видел за углом его лицо. Жуткое… такое не забудешь.
Он покачал головой.
— Не знаю, Андрей… или как там тебя сейчас зовут… во что ты вляпался… но… будь осторожен. Этот гад способен на все. — Мужчина вдруг коротко обнял Шарова, странно всхлипнул, распахнул дверь и быстро вышел.
— Прощай, — бросил он перед тем, как дверь захлопнулась. — Не поминай лихом.
Шаров в оцепенении стоял еще с минуту, потом бросился за ним, но мужчина уже исчез в темных зарослях.
— Тренер… — прошептал Шаров. — Александр Андреевич… простите меня… за все. — Он почувствовал, как сжимается его грудь и слезы наворачиваются на глаза. Остановился, вздохнул, посмотрел в темное небо. Белесые облака, сминая друг друга, летели с востока на запад и не было им ни конца ни края.
Глава 4
2010 год
— Почему никто из нас ничего не помнит? — Лиза брезгливо смахнула крошки со старого, покрытого сплошными царапинами стола. — На мой взгляд, это самый главный вопрос. И пока мы не найдем на него ответ, вряд ли сможем продвинуться в… — она запнулась, обвела взглядом кабинет со старой мебелью и тусклой лампочкой, когда-то принадлежавший командиру части, затем продолжила: — … в этом… в этом странном деле. И если так, если на этот вопрос на найдется ответа, я просто заберу свой перстень — она выразительно посмотрела на Шарова и уйду, как мы и договорились. Надеюсь, никто не будет на меня за это в обиде.
За окном кабинета воинской части № 22653 наступила ночь. Пустынный плац, на котором они когда-то стояли, радостно ожидая свистка, оповещающего о начале «Зарницы», утопал в кромешной тьме, но Виктор то и дело вздрагивал, будто бы уловив голос или шарканье сапог или звук мотора какого-то транспорта. Он заметил, что одноклассники, да и сам Шаров тоже периодически бросают взгляды на занавешенные створки.
— Насчет Витя и Лены еще как-то можно понять… вас обработали в психуш… простите, больнице, может быть, гипноз или другие методы. Сейчас действительно существуют способы заставить забыть что угодно… — она
