и постоянно оглядывалась, не произнося ни слова. Можно было подумать, что она вообще не чувствует холода, но Витя знал, что она точно такая же, как и они сами, только более, что ли подготовленная. Хотя как к такому можно подготовиться, он понятия не имел. Разве что следовать совету Петькиного отца. Но теперь уже было поздно.
Лай сначала усилился, по крайней мере так казалось, потом сместился назад, за спину и постепенно начал отдаляться. Немцы явно потеряли след.
Небольшая группа шла против течения, которое было не сильным, но все равно ощутимым — ноги то и дело цеплялись за коряги, приходилось друг друга поддерживать.
В какой-то момент Витя перестал ощущать пальцы ног. Икры стали каменными. Он боялся взглянуть на Лену и лишь отсвет лунного света от ее лица, да ладонь-ледышка в его руке говорили, что она еще рядом. Два раза она оступилась и упала, намокнув почти полностью. Денис с Петей помогли поднять ее — они забрали у нее консервы и кое-как тащили их.
— Здесь! — Катя остановилась, указав на кусты и темнеющий проход между ними. — Выходим.
Из последних сил, хлюпая по земле, они выбрались на берег и вместе вытянули ящик, который теперь стал почти неподъемным. Избы отсюда не было видно; от бессилия и усталости у Вити на глаза навернулись слезы.
Руки перестали дрожать — он их просто не чувствовал, как и остальное тело.
— Хватайте, хватайте! — яростно зашептала Катя, а ему хотелось все бросить, улечься на мокрую землю и лежать, уставившись в черное небо. — Не спать! Еще немного! Давайте, вы же пионеры! Ребята! — Она говорила что-то еще, про войну, про фашистов и про то, что скоро мы победим, а потом они вместе поедут в парк аттракционов, купят по десять мороженых и будут кататься до упаду на каруселях. Но это потом, хотя и совсем скоро, но, чтобы оно наступило, это скоро, нужно прямо сейчас пересилить себя, взять ящик, консервы и снова идти.
Когда они отошли от ручья метров на двадцать, Катя вернулась, руками подняла примятую траву и камыш, замела следы.
— Теперь можно идти, — сказала она.
Витя закрыл глаза и взялся за ручку ящика.
Когда он снова открыл их, они были уже возле дома, у самых его ступеней.
Он думал обрадоваться, но не смог.
Вчетвером они втащили ящик в дом — потом он взял Лену за руку и подвел ее к печке — та была еще теплая. Уперевшись ладонями о шершавую стену, они стояли, боясь шелохнуться, пока жизнь не начала к ним возвращаться.
Катя очнулась первая. Нехотя отошла от печки, скинула мокрую одежду, оставшись в одной майке и длинных, черных, похожих на солдатские трусы, кальсонах.
Хотя в доме почти ничего не было видно, Витя стыдливо отвел взгляд от ее голых ног, однако, похоже она ничего не заметила. Или сделала вид, что не заметила.
— Быстро, ребята, раздевайтесь пока печка не остыла, нужно просушить одежду. Печку по новой мы затопить не сможем — дым сразу увидят немцы.
Витя взглянул на Лену. Она стояла, не шелохнувшись, и, кажется, оторвать ее от печки было невозможно. Тогда он осторожно прикоснулся к вороту куртки, опустил одну ее руку и принялся снимать. Лена поддавалась без звука.
— Пусть лезет на печку, — сказала Катя. — Там еще осталось тепло.
Витя снял с Лены куртку, стащил с нее спортивную кофту — все было мокрое и холодное и остановился в нерешительности. Снять штаны с девушки он не мог.
— Давай я помогу, — Катя отстранила его легким движением. — А ты пока развесь мокрую одежду.
— А если немцы? — вырвалось у Пети.
— Вешай быстрее!
Витя принялся развешивать одежду Лены и краем глаза заметил, как Денис отыскал в углу дома какое-то покрывало и протянул Кате. Та укутала Лену с ног до головы и помогла ей забраться на печку.
— Грейся, — скомандовала она.
Лена не сопротивлялась.
Там же в углу Денис нашел несколько старых мужских штанов, рубашек, свитеров и какое-то подобие полушубка. Скинув свою одежду, он без сомнений облачился в это старье и кивнул друзьям.
— Давайте, одевайте, сразу теплее станет.
— А вдруг там… пауки? — спросил Витя.
— Ну как хочешь.
Витя разделся и с отвращением посмотрел на протянутую одежду. От нее пахло пылью, потом и ядреным табаком, выглядела она так, будто бы год пролежала на мусорке — иногда по дороге в школу он замечал свисающие с грязного бака штаны или свитер. Но делать было нечего. Скрипя зубами, он сунул ноги в просторные штанины, содрогаясь, надел майку и поверх — старый толстый, изъеденный молью и весь в дырах свитер. И только когда стало тепло, он вдруг подумал, что лучше уж с жуками и пауками, молью и, даже мышами в карманах, но в тепле — и с благодарностью подумал о мужчине, который когда-то носил все это.
Петя еще минут пять сидел в мокрой одежде, но потом, словно решившись, кивнул самому себе и облачился в рванину.
— А что… — сказал он, когда почувствовал тепло. — Может быть, это не так уж и модно, зато по сезону.
Витя улыбнулся.
— Кто носит фирму «Адидас», тот будет мокрый как… — не закончил Денис свой экспромт, явно намекая на спортивный костюм Пети.
— Тот будет мокрый как баркас! — вдруг сказала Катя.
Они засмеялись все вместе.
Катя достала из-за пазухи складной нож и взрезала консерву. По избе пошел запах мяса — настолько ароматный и вкусный, что Витя чуть не упал в обморок.
Покачав головой, Катя открыла еще одну банку.
— Будем экономить. Неизвестно, сколько нам придется тут сидеть.
Денис залез в свою сумку и вытащил оттуда четвертинку черствого хлеба и вилку.
Разломил хлеб на пять частей, каждому досталось совсем по маленькому кусочку.
Такой вкусной тушенки Витя давно не ел. Сверху консервы виднелась прослойка белого жира, его было не очень много и раньше бы он просто выбросил эту гадость в мусорку, но теперь даже и не думал — с маленьким черствым куском хлеба тушенка казалась божественно вкусной.
С Денисом и Петей они разделили банку поровну. Мясо кончилось очень быстро. Витя с сожалением подумал, что добавки попросить нельзя.
Судя по лицу Пети, у того были похожие мысли.
— Никогда не думал, что консерва может быть такая вкусная, — сказал Денис.
