И понеслось, покатилось…
Семейная конструкция стала разваливаться. Зашатался пол, поехал потолок, как при землетрясении. А это и было землетрясение. Ему уже не нужна была жена Ксения. Да. Крепкий тыл. Но тюрьма тоже крепка.
Ребенок дорог, конечно. Безмерно дорог, но у него впереди своя жизнь. Вова вырастет, и уйдет на зов любви, и спасибо не скажет. Даже если скажет. Стоит ли Вовино «спасибо» обесцененной и обесцвеченной жизни Павла? Как черно-белая фотография. Только при Ирине все обретало смысл и краски. Фонтаны били голубые, и розы красные цвели. И романсы, которые он пел, приобретали глубину. Павел становился равен Чайковскому и Глинке, не говоря о прочих, помельче.
У Ирины была совершенная техника и врожденное чувство аккомпанемента. Это был настоящий дуэт рояля и голоса, как рыба и река. Птица и небо. Созданы друг для друга.
Павел уже не мог выносить других аккомпаниаторов. Другой (или другая) усядется перед роялем, отстучит, глядя в ноты, как заяц на барабане. Вроде все то, да не то. Павел уставал от таких концертов, истощался душой. С Ириной он успокаивался. Становились понятны строчки гения: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Но и счастье тоже есть, как оказалось.
Павел влюбился. После своего дня рождения он вдруг УВИДЕЛ Ирину. Ему постоянно хотелось на нее смотреть. Касаться. Хотелось, чтобы она была рядом как можно ближе, совсем близко. Хотелось посадить ее за пазуху и слышать, как стучит ее сердце возле его сердца.
Сердца бились в одном ритме, как голос и сопровождение. Общая музыка.
На гастролях не расставались. Ехали в одном купе, жили в одном гостиничном номере, спали на одной кровати, ели одну еду, видели одни сны, думали одну думу: что же дальше делать с этой любовью?
Ирине исполнилось двадцать восемь лет, пора замуж, пора рожать. Сколько можно прятать любовь, притворяться перед его семьей, перед коллегами и друзьями? Путаться, как кошка, под ногами чужой жизни?
Павел все понимал, но не мог обидеть семью, да что там обидеть – пустить под нож. Всех, и старых и малых. Он – позвоночник семьи. Без него все сломается. Жалко ломать родных и близких. Но он не в состоянии был затоптать чувство. Ирина – это каждая минута, сегодня, сейчас. Горячее дыхание жизни.
Долг и счастье вступили в противоречие, разрывая душу на равные куски.
В одну прекрасную ночь лежали в гостинице. Кажется, это был Нижний Новгород. За окном темно и сыро, а в номере тепло и уединенно, и в них самих такая легкость, как в невесомости. Кажется, сейчас взлетишь и поплывешь над крышами, как на картинах Шагала. В такие минуты не страшно умереть.
– Давай поженимся, – сказала Ирина.
– Не сейчас.
Павел хотел как можно дольше не совершать поступка. Оставить все как есть. Счастье длилось бы бесконечно, и долг нерушим.
– А когда? – спросила Ирина.
– Пусть Вова кончит школу.
Ирина посчитала: Вова в третьем классе. Значит, через семь лет. Долго. Но лучше, чем никогда.
– Подождешь? – проверил Павел.
– А куда я денусь?
Обнялись. Слушали тишину. Это была другая тишина, другого наполнения. Впереди – счастье с пожизненной гарантией. Так будет сегодня, через семь лет и всегда.
Для Павла – семь лет отсрочки. Вове будет семнадцать. Окончит школу, поступит в институт. Вылетит из гнезда.
Прошло семь лет.
Вова учился в десятом классе, собрался жениться на однокласснице Оле. Такая срочность была продиктована беременностью невесты. Была бы девочка попроще, обошлись абортом. Но девочка из хорошей семьи, никто не собирался рисковать. Пусть будет ранний брак и ранний ребенок. Ксения бегала по инстанциям, собирала нужные справки, поскольку в семнадцать лет не расписывают. Только с особого разрешения.
Эту новость Павел сообщил Ирине за кулисами. Он был подавлен столь ранним вступлением Вовы во взрослую жизнь.
– А мы? – растерялась Ирина.
– Не сейчас, – сказал Павел. – Перед родителями невесты неудобно. Неприлично.
– И что теперь?
– Подождем три года. Пусть ребенок пойдет в детский сад.
– А что изменится?
– Я изменюсь, – сказал Павел. – Я буду свободен.
Ирина поверила. И в самом деле: на плечи Павла ложилась еще одна семья: Вова – Оля – ребенок. Не может же он бросить всех на ржавый гвоздь…
Оркестр под управлением великого дирижера объявил конкурс пианистов. Ирина прочитала об этом в газете. Не обратила внимания. Зачем ей этот конкурс? Она хорошо зарабатывает, Павел рядом, что еще? Потом вдруг подумала: не боги горшки обжигают. Оделась и поехала по адресу.
Ирина совершенно не волновалась. Спокойно села и сыграла.
Великий дирижер подошел к ней и спросил:
– А где вы сейчас концертируете?
– Я аккомпанирую, – ответила Ирина.
– Это все равно что Пушкину заказать вывеску «Булочная».
Ирина не поняла, при чем тут Пушкин, вывеска, но было ясно, что дирижер ее высоко оценил.
Через месяц она репетировала концерт для рояля с оркестром. Теперь она сидела в центре сцены и на нее были устремлены все взгляды: и дирижера, и оркестрантов, а в дальнейшем – и публики в зале. Все аплодисменты ей, и все цветы – тоже ей. Это тебе не аккомпаниатор за спиной у певца. Теперь ее имя будут писать на афишах метровыми красными буквами.
Павел Кочубей ревновал и бесился. Он хотел, чтобы Ирина, как золотая рыбка, обслуживала только его.
Ирина все свободное время посвящала Павлу. С возрастом он становился красивее, чем раньше: поседел, похудел, ему шло. Пить стал больше. Запои продолжались уже не три дня, а пять. После запоев – депрессия, так что десять дней из месяца выпадали. Но зато остальные двадцать дней он лучше всех. Он был прекрасен. Он был ЕЕ до последней трещинки на губе.
Время имеет манеру наращивать свой бег.
Внуку Ванечке уже три года. У него проблемы с пищеварением: то он обкакался, то, наоборот, не какал три дня. Страшно отдавать в детский сад, пусть еще дома посидит. Нужна нянька. Где взять надежную няньку? В душу незнакомого человека не заглянешь. Нянька может объедать ребенка, а может и ударить, страшно подумать. А еще говорят: подливают алкоголь в еду, чтобы ребенок спал.
Для Павла нянька – дополнительные расходы. Павел потихоньку превращается в дойную корову, которую доят беспрестанно. Павел соглашается на любые гастроли, летит в любой медвежий угол, поет в холодном сельском клубе.
Ирина отсутствует в Москве по полгода. Гастроли за рубежом: Германия, Франция, Бельгия, Китай…
У нее уже есть музыкальный агент. Немец Томас. Без агента на Западе – нереально.
Томас – представительный, с седой прядью, хоть и скучноватый, прямолинейный, как бревно. Однако порядочный. Ему можно доверять. Его не надо перепроверять. Немец.
Ирина подолгу отсутствовала в Москве, но все знала. Павел поет и пьет. Так было, так будет, как мироздание. В нем всегда будут: музыка, водка, любовь. Хорошее сочетание. Лучше бы, конечно, только музыка и любовь, без водки. Но если нужно платить за избранность, придется заплатить. Цена дорогая, однако есть за что.
Во Франции Ирина узнала, что Софья Петровна умерла. Бедная мама, бедный Павел. Но Павел, как выяснилось, не бедный. У него новая любовь из шоу-бизнеса по фамилии Дюдюкина. Псевдоним Манго-Манго.
Эту новость сообщила Ирине подруга, по телефону.
– Красивая? – спросила Ирина.
– Лоб в два пальца, как у обезьяны гиббона.
– Гиббон – это мартышка? – уточнила Ирина.
– Нет. С красной жопой. Здоровая такая…
– А где он ее взял?
– Это не он. Она. Ее личная инициатива. Она сначала нарезала круги вокруг Радунского. Тот не дался. А Павел повелся.
– А Радунский кто?
– Хозяин канала.
– Он не женится.
– Кто? – не поняла подруга. – Радунский?
– Павел. Он соскочит.
– Уже женился. Три дня назад была свадьба.
– А семья? – оторопела Ирина.
– Все на своих местах. Он все им оставил и ушел к Дюдюкиной.
– Меня зовут… – Ирина положила трубку.
Ее никто не звал, просто было трудно говорить. Она задыхалась, как будто ее сунули с головой под воду.
Набрала номер Павла. Услышала его голос.
– Это правда? – спросила Ирина.
– Ты сама меня бросила, – ответил Павел. – Променяла на доллары и марки.
Значит, правда. Она ждала десять лет, а он ее обманул. Как говорят деревенские: «Омманул». Предал. А теперь перекладывает вину с себя на нее. Так легче.
Вспомнились стихи: «Ты для подлецов была удобная, потому что ты такая добрая»…
Ирина снова набрала. Павел не отозвался, не хотел выслушивать упреки. У него уже имелась Дюдюкина, и ему с ней было манго-манго. А Ирина и все их договоренности ушли в прошлое, опустились в культурный слой, как древний город. Когда-нибудь геологи разроют, найдут старый фундамент, и по этому фундаменту можно будет представить, какая здесь была постройка – дворец, например, или бани.
Ирина еще раз набрала Павла.
Он долго не снимал трубку, потом все-таки поднял. Грубо спросил:
