Огнев (перебивает). Что вы мне километрами считаете, когда надо считать секундами. Рапортуйте не в девятнадцать, а в восемнадцать тридцать, а если еще полминуты постоите передо мной, то будете рапортовать...
Свечка. Есть рапортовать в восемнадцать тридцать! (Выбежал из комнаты.)
Огнев (внимательно смотрит на карту, измеряет расстояния циркулем, записывает). Хорошо... узнаю вашу походку... Ух и канальи...
Начальник штаба. Хитро задумали.
Огнев. Кто?
Начальник штаба. Гитлеровское командование. Смотрите, как они движутся. Очень хитро.
Огнев. Какая же это хитрость? Это же детский лепет, а не хитрость. Если бы гитлеровское командование сделало такую ошибку, как наш командующий фронтом, то я еще позавчера уничтожил бы втрое больше сил, чем наши. Ничего хитрого они не придумали. Наоборот, плохо пользуются нашей глупостью, очень плохо. Чего стоит теперь стратегия Горлова? Танковый корпус застрял где-то на этих старых дорогах, а немцы новую построили, о которой никто понятия не имел. Танков, говорил, нет, а они есть и мчатся нагло на нас вместе с пехотой. Закрыли дерьмом наш коридор, пользуясь случаем, что Орлов спит. Теперь небось репетируют, как нам завтра утром погромче крикнуть: «Рус, сдавайся! Вы окружены!» Но мы им ответим. (Смотрит на карту. Пауза.) «Не ходи ты под окном, не стучи подборами, а катись к черту...»
Колос. Не очень-то ответишь.
Огнев. Обязательно так ответим. (Отмечает на карте, записывает). Правда, Орлик?
Орлик. Должны, товарищ командующий, обязательно должны.
Огнев. За здоровый и разумный оптимизм я и люблю вас, товарищ профессор. Смотрите, друзья. Гарнизон они из Колокола вывели, чтобы нас изловить, часть танков пустили на нас, а часть возится с нашим танковым корпусом где-то далеко на дорогах. Теперь все дело, как говорил славный старик Суворов, в ножках, в ножках, в быстрых переходах — прыгнуть там, где никак не ждет нас враг. Мы оставляем в местечке два полка, все пушечки, что потяжелее, четыре эскадрона конницы для виду. Пожалуйте, фашисты! Армия стоит и ждет ваших клещей. (Орлику.) Вас, профессор, с гвардейцами попросим: продержитесь на этом удобном горбике одни лишь суточки, а мы с основными силами (Колосу) вместе с твоими конниками, как только стемнеет, сюда выйдем, на эту новую дорожку, и рванем что духу хватит прямо в задние ворота Колокола. Когда же займем, ихним таночкам придется обратно двигаться быстренько... но уже поздно. Склады с бензином, снарядами, питанием всех родов — в наших руках. И будем мы колотить их у собственных укреплений. Прошу посмотреть и раскритиковать. (Пауза.) Ну, что, старик, приуныл?
Колос (смотрит на карту). Товарищ командующий, очень уж рискованно все это. Дай подумать.
Огнев. В голове нашей колонны пойдут два эскадрона отчаянных рубак. Посты снимать без шума. Чтоб было совсем деликатно, оденем их в немецкую форму, благо пленных нахватали немало.
Орлик. Переодеваться в немецкую форму не к лицу нам, ведь это они делают, переодеваются в нашу форму. Уж больно метод нечестный.
Огнев. А мне кажется, глупо мы делаем, что так честно воюем с самым бесчестным врагом. Он нас обманывает, а мы не отвечаем. Суворов учил военной хитрости, а некоторые наши доморощенные военные забыли об этом. На хитрость нужно отвечать хитростью.
Колос (оторвавшись от карты, начальнику штаба). Как вы считаете?
Начальник штаба. Другого выхода нет.
Огнев. Э, вы это бросьте. Я предлагаю осуществить эту операцию не потому, что другого выхода нет.
Начальник штаба. Я неверно выразился. Это лучшее, что можно сейчас придумать.
Колос. Но очень рискованно, если они разгадают наш ход.
Огнев. Поэтому никому не объявлять, куда идем. Сейчас самый страшный для нас враг — шпион или болтун. А они есть кругом, и даже в нашей армии.
Колос. Ну?
Огнев. Обязательно есть. Фашисты — отчаянные жулики в этом деле.
Начальник штаба. Надо запросить шифровкой командующего фронтом.
Огнев. Нет.
Колос. Почему?
Огнев. Начнет мне «мозги вправлять», упустим время.
Орлик. Неудобно так, товарищ командующий.
Огнев. Знаю, но я скоро сойду с ума от этих «неудобно». Довольно! Втравил нас Горлов в это дело. Давайте с честью выпутаемся сами, это и для него будет лучше. Пишите приказ, товарищ начальник штаба. Первое...
Входит капитан, начальник связи.
Капитан. Шифровка от командующего фронтом. (Подал. Вышел.)
Огнев читает, бросил на стол. Затрещал карандаш в его руке, упал — переломанный. Подошел Орлик, читает молча.
Огнев (быстро вышел из-за стола, стал у дверей, смотрит на Колоса; крикнул). Ну, что скажешь?
Колос молчит.
Что скажете? (Пауза.) Да говорите! (Вырвал шифровку из рук начальника штаба.) Что это такое?
Колос. Предложение командующего фронтом немедленно отступить на исходную позицию. Правда, он спрашивает, нет ли у тебя возражений, но это для виду. Через час предложение станет приказом.
Огнев. Я не об этом спрашиваю, читать умею...
Колос. Приказ есть приказ, и надо пробиваться назад.
Огнев. Это конечно. Но, во-первых, это еще не приказ, а предложение. Во-вторых, он неправилен по существу и гибелен. Пробиваться? Зачем? Где танковый корпус? Он говорит, потрепан, помочь не может. Неправда! Танковый корпус погиб. А теперь выходит, что будет потрепана и моя армия.
Колос. Пробиться сможем.
Начальник штаба. Командующий фронтом хочет выправить положение и решил, что лучший выход — отступить.
Огнев. К черту в зубы! Уже воронье слетается. Он послал нас вперед — не вышло, теперь иди назад, чего бы это ни стоило. А больше разве нет путей? Взломал я оборону врага кровью бойцов не для того, чтобы пробиваться назад, обратно. Моя армия будет жить, драться и побеждать. Она может и сделает это.
Входит капитан.
Капитан. Шифровка от члена Военного совета фронта Гайдара из Москвы. (Подал.)
Огнев. (читает, весь преображается от радости). Вот это здорово! Значит, есть еще правда на земле. Я попросил товарища Гайдара доложить в Москве кому следует наряду с планом командующего фронтом и о нашем плане. Теперь товарищ Гайдар сообщает, что Москва одобряет наш план, о чем уже доведено до сведения командующего фронтом.
Колос (радостно). Вот это хорошо! Ну, давайте теперь действовать, крошить врага — да так, чтобы небу жарко стало!
Огнев. Правильно, старик!
Картина втораяУ дороги окоп. Справа видно село: белые кроны деревьев, изредка избы, а больше— черные развалины, над которыми торчат трубы. Вблизи окопа на дороге столб с прибитой к нему дощечкой-указателем на немецком языке. С другой стороны села слышны канонада и далекий треск пулеметов. В окопе сидят сержант Остапенко, сержант Башлыков, младшие сержанты Шаяметов и Гомелаури. На окопах лежат противотанковые ружья.
Гомелаури. Ох и мороз сегодня! Тридцать пять есть?
Остапенко. Может, и есть.
Шаяметов. Мороз ничего, сквозняк — плохо. Дует, как у нас в казахской степи.
Башлыков. А у нас в Сибири такие морозы...
Остапенко. А у нас в Полтаве галушки.
Башлыков. А ты не перебивай, Остапенко.
Остапенко. А ты не хвастайся сибирскими морозами, когда здесь кишки до пупа примерзают. Расскажи Гомелаури, как у вас в Грузии.
Гомелаури. Ой, не вспоминай. (Слушает канонаду.) Там дело, а мы чего здесь сидим?
Шаяметов. Приказ. Командир знает.
Остапенко. Растолкуйте, хлопцы, почему в наших газетах пишут, что зима нам помогает, а чем злее мороз, тем хуже фашистам...
Гомелаури. Правильно пишут.
Остапенко. Що правильно? Хриц сидит в хате, в стене дырку сделал и пуляет, а мы ползем по снегу.
Башлыков. А когда из села выбиваем? Он мерзнет.
Остапенко. Чего ж он мерзнет? Когда мы его из одного села выбили — бежит в другое. А потому, кто драпает, тому повсегда жарко.
Гомелаури. Но ты же видел, сколько на них вшей. Ух! Я смотреть не могу. Даже тут крутит. На каждом солдате — сотни.
Остапенко. Это не от мороза.
Гомелаури. А от чего?
Остапенко. От грусти.
Башлыков. Ну?
