на заре, – объяснила я. – Я не собираюсь спать прямо здесь. Хотела изначально, но… Ты явился сюда ровно в таком же виде, как был в чаще, и если посреди ночи нагрянут наши преследователи, то бармен с ходу укажет на твою спальню, и тогда вся таверна – до свидания. Я не хочу подвергать себя такой опасности.
– …Джерри, прости: а ты всегда ходишь с таким суровым выражением лица?
– Да. Спокойной ночи.
Я прихватила в конюшне при таверне попону – свежестираную, ждущую своего часа в соломенной корзине. Конь, которому она предназначалась, растерянно заржал мне вслед, но я проигнорировала его возмущение. Добрых полчаса я петляла между острыми скалами, венчающими луг и похожими на скрюченные пальцы поднятых мертвецов, пока наконец не нашла себе удобную площадку для сна.
Относительно удобную, конечно.
Но мой жизненный опыт уже включал в себя ночевки в грязных переулках, на крышах и в подвалах, в полях и на побережье, даже в тюрьме. Так что я не жаловалась. Небо над головой – потолок, который мне по-своему нравится, ведь под ним как минимум никогда не бывает душно.
…Когда я уснула, ветер тоскливо пел в скалах и кедрах, а луна кокетничала, то и дело выглядывая из-за веера облаков. На лугу стрекотали цикады.
А когда я проснулась, рядом со мной сидел в позе лотоса Тилвас Талвани, подставивший лицо нежным лучам рассветного солнца.
– Мать твою! – рявкнула я от неожиданности. – Что ты здесь делаешь?!
– Медитирую, – он приоткрыл один глаз. – Тебе бы тоже не помешало. Доброе утро.
* * *
После некоторого допроса – краткого, но выразительного, – выяснилось, что Тилвас Талвани нашел меня с помощью все того же маячка. Я чувствовала себя облапошенной, ведь перед сном я старательно осмотрела всю свою одежду и ничего не обнаружила. И поэтому решила, что маячок, как и многие одноразовые артефакты, саморазрушился через некоторое время после активации.
Теперь же, прижав артефактора к скале, я требовала ответа: где на мне спрятана эта неэтичная дрянь. Тилвас в ответ шутил, говорил, что забыл, и советовал мне устроить стриптиз, чтобы уж точно избавиться от маячка.
К его вящему удивлению, я и впрямь начала раздеваться.
– О, – только и сказал он.
– Что, засмущался? – вскинула бровь я, но в самый интересный момент ушла за скалу.
Маячка так и не было. Странно.
Тем не менее я сменила свою одежду на вещи, прихваченные в таверне. В ней имелся ящик для пожертвований – он пользовался популярностью, ведь «Приют пилигрима» находился на дороге к монастырю – и я без особых угрызений совести взяла оттуда штаны и тунику с длинными рукавами.
Еще одни брюки, безрукавку и льняное таори я швырнула в Тилваса, выйдя обратно.
– Переоденься, – велела я. – И пойдем в город.
Когда он, в свою очередь, появился из-за скалы, я раздула ноздри.
– Парень, тебе следует спрятать свой паскудный амулет под одежду. Иначе наш маскарад не имеет смысла. Еще на лбу напиши: я Тилвас Талвани. И то привлечешь к себе меньше внимания: идиотов в Пике Грёз много, а вот богатых идиотов с такими побрякушками – уже ограниченное количество.
Аристократ ощерился.
– Я не могу его убрать.
– Почему это? Ностальгия заест? – ядовито поинтересовалась я.
Тилвас не стал отвечать, просто взял амулет и закинул его за ворот. Я удовлетворенно кивнула, но… мгновение спустя неверяще сузила глаза.
Амулет был снаружи. На ткани.
– Стоп, – сказала я.
– Пха, – сказал Тилвас.
– Сделай это еще раз.
Он убрал амулет. Я моргнула. Амулет вернулся.
– Не утруждайся догадками, Джеремия, – пропел аристократ, заприметив тяжелую работу мысли на моем свеженьком поутру лице. – Это необъяснимо. Я потратил шесть лет, пытаясь спрятать эту штуку – раз уж снять пока не судьба, – но, увы, он неизбежно оказывается сверху.
– Я снова начинаю думать, что зря с тобой связалась, – резюмировала я.
А сама сделала мысленную пометку: шесть лет, значит. Надо будет как-нибудь невзначай выяснить, чем занимался мой спутник в то время, может, и о происхождении амулета догадаюсь.
– Я могу прикрывать медальон рукой, – предложил артефактор и патетически возложил руку на грудь. – Буду изображать туриста, очень растроганного видами города.
– Мы идем в злачное место. Скорее ты будешь испуганным туристом.
* * *
День был погожим и свежим, как лимонное мороженое на палочке. Кучевые облака беспечно шатались по небу, им вторили пухленькие овцы, выгнанные пастухами на прогулку. Светло-зеленая трава шепталась и волнами перекатывалась на теплом майском ветру.
Мы пересекли несколько очаровательных полей. В центре последнего из них находилось небольшое святилище духа горных лугов – груовви. Я попросила Тилваса подождать и направилась туда.
Я не религиозна.
Мои отношения с шестью богами-хранителями ограничиваются тем, что я училась в университете, посвященном Селесте. И, как я уже говорила, моих почтовых воронов зовут в честь богов. Изредка перед походом в какую-нибудь особенно паскудную гробницу я могу зажечь свечу для богини Дану, знаменитой своей способностью выкручиваться из неприятностей.
Однако мне не понять серьезного подхода к культу богов-хранителей. Как минимум достаточно унизительно поклоняться тем, кто так похож на тебя, разве нет? Боги – они ведь… плотные. У них есть тела, сексуальные предпочтения, не самые лучшие, согласно легендам, характеры, слабости и странности, откровенные дурости – как по мне. Они путаются с людьми и совершают ошибки, они самонадеянны и в то же время испуганны – как и все мы, перед лицом бесконечности. Они такие же, как и мы, по сути. И поэтому я им не доверяю. Как и людям.
К тому же однажды, когда я попала в беду, никто из богов не пришел вовремя, хотя в тот раз я искренне воззвала к ним. И знаете что? Я прощаю их за это. Но поклоняться – увольте.
В этом плане мне гораздо ближе культ рёххов – духов природы, населяющих архипелаг Шэрхенмисты.
Рёххи – это бесплотные сущности, которые покровительствуют тем или иным природным зонам, явлениям и состояниям. Домашние духи. Глубоко нематериальные, невидимые. Воплощенные в образе животных – а вот животных я как раз люблю.
Рёххи живут будто на другом слое реальности, практически не связанном с человеческим бытием: люди не могут касаться рёххов, а рёххи не могут касаться людей. Однако при этом духи природы имеют возможность взаимодействовать с другими сущностями и тварями, а также с предметами и вещами – при условии, что у рёхха для этого достаточно личных сил.
Конечно, духам не молятся, как богам. Скорее – просто задабривают их, совершая либации[2], а еще чаще – используют святилища как возможность посидеть