Паренек стал как вкопанный и опустил свою ношу. Только старик коснулся земли, как мигом перекатился вбок, пропустив мимо себя полуденницу, и всадил ей шалапугой в затылок, словно копьем.
Микулка встретил свою противницу на вытянутые руки, схватил за волосы, опасаясь зубов, но та была верткая, так у запястий и клацала.
– Оземь кидай! – посоветовал Зарян. – Повернись волчком, она сама свалится!
Микулка крутнулся вокруг себя и легко уложил полуденницу в траву, сам удивился легкости движения, это не силой тягаться! Старик подскочил и хряпнул лежащую по голове, вышибая мозги. Лицо у него было такое, словно он задавил таракана.
– Вот дрянь… – запыхавшись фыркнул Микулка и обтер руки о траву. – Чуть на части не порвали. Был бы я один, в миг бы уделали… Дед Зарян, а как вы ее распознали? Девка и девка, а Вы за дубину сразу ухватились.
– Кхе… До чего же ты бестолковый! Они тени не отбрасывают. Нежить…
Микулка призадумался и понял, что больше смотрел на саму девушку, о тени даже не помышлял. Вот тут и понял он смысл рассеянного взора. Кабы всю поляну зрел, все бы и приметил!
Отдышавшись после битвы, Зарян сказал наломать дров побольше и сложить огромный костер.
– Хоть и нежить, а зверям на корм оставлять негоже, еще отравятся… Надо сжечь, с дымом все зло из них выйдет, души успокоятся.
Микулка осторожно побродил среди близких деревьев, собрал валежник, обломил сухостой, сложил костер какой смог. И зачем это старый ведун с мертвечиной возится? Уже бы у ромеев были!
Морщась от омерзения, путники стащили на хворост трупы.
– Сходи, принеси сухой травы для розжигу. – попросил старик.
Микулка побежал к лесу, а когда вернулся с пучком травы, огонь уже жарко пылал, пожирая сгнившую изнутри плоть.
– А из чего Вы огонь высекли? – удивился Микулка.
– Много будешь знать, скоро состаришься. – отшутился Зарян.
Костер прогорал долго, действовал нетерпеливому Микулке на нервы, поэтому в городские ворота путники вошли лишь тогда, когда солнце миновало три четверти своего дневного пути.
7.
Дед Зарян остался на базаре, а Микулка пошел к морским причалам, посмотреть корабли.
Легкий прохладный ветерок морщил бескрайнюю сине-зеленую плоскость невысокими гребнями волн. Ветер пах солью, свежей рыбой и дальними странами, у причалов покачивались просоленные корабли, трещали толстые пеньковые канаты, скрипели сосновые мачты. Микулка с упоением вдыхал этот воздух, жадно пожирая взглядом сверкавшую солнцем синь. Прозрачная вода играла солнцем, подводные камни манили вглубь, призывно махая морской травой. Микулка никогда еще не видел моря так близко и никогда не думал, что оно его так удивит.
В прозрачных небесах надрывно кричали белоснежные чайки, кувыркались в воздушных потоках, камнем падали к воде, хватая рыбу. По причалу взад и вперед сновал, скрипя истертыми досками, разнообразный народ одетый пестро и броско. Тут были и арабы, и чернокожие, от которых оторопь брала, и русичи в богатых кафтанах с соболиной опушкой. У самого края причала стояли три печенега в шапках и толстых халатах, смотрели на всех подозрительно, не опускали рук с рукоятей сабель. Микулка с трудом оторвал от них взгляд, так бы и бросился, да только старик говорил, мол со своим указом в чужой град не ходи…
Не смотря на разношерстность толпы на Микулку обращали внимание, обходя оглядывались, морщили носы неприязненно, выговаривали словечки на незнакомых языках, говорили зло, презрительно. Микулка насупил брови и отошел от причала.
– Что я кораблей не видывал? – буркнул он в обиде себе под нос. – Шастают тут всякие, еще в полушубке дыру проглядят! И так их как в сите…
Он оглянулся на море, вздохнул и пошел в город, поближе к базару.
Не смотря на послеполуденное время, город шумел, жил своей быстрой, непривычной для паренька жизнью. Собирался народ в открытом театре, а правее, на невысоком пригорке, чеканил звонкие удары монетный двор, дымил, гудел пламенем горнов. У монетного двора стояли два воина в сверкающих медных латах, со щитами и копьями, а чуть поодаль резались в кости еще трое, побросав оружие на траву.
На улицах торговали вином и горячей снедью, шкворчавшей на раскаленных углем жаровнях. Микулка выкрутил из пояса пару монет и подошел к лотку, попробовать ромейской сыти. Продавец поначалу и смотреть на Микулку не хотел, только косился неприязненно, но увидав монеты на протянутой ладони, в миг оживился и расплылся в улыбке. Зубам у него во рту тесно не было, видать не уберег в пьяной драке.
– Рууусич… – понимающе протянул продавец. – Деньги есть, давай будем кушать. Сколько денег есть? Много, да? А что хочешь? Мясо есть, вино есть, рыба горячая, в масле жареная!
Микулка сглотнул слюну, глядя на румяные ломтики, шкворчащие в золотистом масле.
– Дайте рыбу и вина.
– Кувшин?
– А что, налить нельзя? – удивился паренек.
– Можно, но кувшин дешевле.
– Как дешевле, вина-то больше!
– Эх, рууусич… Молодой, не грамотный. Кружка вина одну монету стоит. В кувшине шесть кружек, а отдам кувшин за четыре монеты. Две кружки даром!
Микулка искренне удивился такому хитрому счету, но заказал кувшин, дед доволен будет, что он ромея на две кружки обхитрил.
– Рыбу с зеленью или без? – деловито спросил продавец.
– А как дешевле?
– А что, мало денег? – хитро прищурился ромей.
– Не знаю… – честно ответил Микулка. – Мне ваши цены не ведомы, у меня всего десять монет, четыре за вино отдам.
– Как раз! – радостно улыбнулся продавец. – Как раз хватит и на зелень, и на рыбу, и еще на лепешку. Будет лепешка горячая!
Микулка радостно вытрусил из пояса монеты и отдал продавцу. Это ж надо, в точности хватило, даже на хлеб осталось! До чего же умный дед Зарян, все предусмотрел! Он подхватил закрытый пробкой кувшин подмышку, взял двумя руками горячую рыбу, завернутую в лепешку и обжигаясь пошел к базару.
Оказалось, что еда на вид была куда лучше, чем на вкус, да и рыбы там было с воробьиную фигу. Трава да кости. Хлеб давнишний, над паром гретый. Микулка куснул пару раз, сплюнул, вспомнил вкуснющую дедову похлебку из оленины, но выбрасывать лепешку с рыбой не стал – было жаль денег, да и старик наказывал хлеб никогда не бросать. Так и шел он по мощеной улице, прошел каменную баню, удивившись, как можно в такой париться, ни тепла живого, ни аромата древесного, а за баней и базар показался. У самого входа нетерпеливо крутил головой дед Зарян, выискивал в толпе знакомый полушубок.
– А… Вот ты где! – облегченно улыбнулся старик, завидев паренька. – Ну что, нагулялся? Смотрю, прикупил чего-то…
– Это я вина взял, дед Зарян. Еду запить.
– А на что тебе целый кувшин? Лопнешь ведь! Да и хмель с ног сшибет.
– Так я ромея надул! – рассмеялся Микулка, доедая пресную лепешку. – В кувшине шесть кружек, а я заплатил за четыре.
– Кхе… Кхе… Купец… – покачал головой Зарян. – Надул, значить? Хотел кружку взять, монету заплатить, с него выдурили ЧЕТЫРЕ, а он еще радуется! Эх… Простота!
Старик взял кувшин, вытянул пробку, попробовал вина, скривился как середа на пятницу, сплюнул.
– Тьфу, кислятина! Не мудрено, что он эту гадость всучить спешил.
– Так задешево!
– Вот бестолочь… Кувшин ДОЛЖЕН стоить дешевле, чем столько же кружек, сколько в него влазит! Он кувшин продал, и голова не болит, а в розлив полдня стоять надо.
До Микулки наконец дошло, что его провели как слепого щенка.
– Он еще и рыбу поганую дал. – надув губы, пожаловался он. – Правда с хлебом. Шесть монет как раз хватило.
– Сколько?! – Зарян чуть посох не выронил. – Ты все деньги у него оставил?
– Ну да…
– Где он стоит? – поинтересовался старик, беря парня за руку.
– За баней, оттуда монетный двор видно.
Зарян с неожиданной для него прытью пошел по улице, утягивая за собой насупившегося паренька. Прохожие старались обходить их загодя, чтоб не наткнуться.
Торговец стоял на прежнем месте, обслуживая двоих покупателей. Зарян придержал шаг, расслабился, сгорбил спину, Микулка даже удивился, какой он стал старый и немощный.
– О, рууусичи! – расплылся в улыбке продавец. – Еще рыбки хотите, или вина не хватило?
– Кхе… Кхе… – заперхал старик. – А почем рыбка-то?
– Цельный кусок – две монеты, зеленью в мясо набитая – монету. Там мяса меньше.
– С хлебом? – еле слышно спросил Зарян.
Улыбка медленно сошла с губ торговца.
– Будете брать, берите, – скривился он, – а нет, так ходите дальше.
– А ты пойти не хочешь? – Зарян слегка распрямил спину. – Подальше?
