– Практически ничего, – ответил Чефуик. – Ты знаешь, я фанат макетов поездов.
– Конечно. Я видел один в твоем подвале.
– Поэтому… – продолжил Чефуик. – Моуд и я были на отдыхе в Мексике. В Вера-Крус я нашел вагоны, ранее используемые в метро Нью-Йорка, которые ожидали отправки на Кубу, и я, на самом деле, только хотел зайти внутрь одного и немного посмотреть, – На лице его можно было увидеть сильное волнение, – а затем все пошло кувырком. Я был испуган, когда машина начала двигаться, а позже она и вовсе вышла из-под контроля и первая вещь, которую я осознал… я нахожусь на главной линии Гвадалахары. Но самым трудным было оставаться впереди экспресса на 2.30. Однако, Куба слишком далеко, чтобы угнать туда поезд, поэтому мексиканская полиция сначала обвинила меня в краже машины с Кубы. Тем не менее, с помощью Моуда мы все уладили за день или два, которые, – заключил Чефуик раздраженно, – как я думал, не станут поводом для слухов и нелепых сплетен.
Тини Балчер резко сказал:
– Как-то я грабил банк с одним мужиком, который думал, что он большой шутник. Один раз дал мне специальный стакан с подвохом, взорвал как-то мою сигару.
Дортмундер и Марч взглянули на Тини настороженно. Дортмундер спросил:
– И что случилось?
– После того, как мы очистили сейф, – произнес Тини, – я толкнул его и закрыл дверь хранилища. Он думал, что был настолько хорош, что сможет выбраться самостоятельно.
Дортмундер спросил:
– Он сделал это?
– Банковский работник выпустил его в понедельник утром. Я слышал, что он до сих пор на севере штата.
– Это было не очень смешно, – закончил Тини и обернулся к Дортмундеру. – Все собрались, правильно?
– Верно, – ответил Дортмундер.
Он откашлялся, отпил еще немного виски и сказал:
– Я хочу предложить вам простой «взлом и проникновение». Никаких неожиданных выскоков, никаких вертолетов, никакой синхронизации ваших наручных часов просто войти через окно на верхнем этаже, взять все, что можно взять по пути к нашей главной цели – картине.
– Дорогая картина? – спросил Тини.
– Четыреста тысяч долларов.
– У нас есть покупатель?
– То, что мы получим… – начал Дортмундер и рассказал всю историю, закончив. – Так что единственная наша проблема – это сигнализация и частные охранники, но мы получили самую лучшую помощь и гарантированного покупателя.
– И двадцать пять тысяч на человека, – добавил Стен Марч.
– Кроме этого, – напомнил ему Дортмундер, – мы сможем забрать все вещи на верхних этажах.
– Я не знаю, что такое ждать шесть месяцев. Я хочу свои деньги прямо сейчас.
– Парню необходимо время, чтобы забрать их у страховой компании, – ответил Дортмундер. – Так он сказал мне и это вполне логично. Если бы он имел сто тысяч налички, стал бы он вытворять такие вещи?
Тини пожал своими огромными плечами.
– Я думаю все oкей. Я смогу заработать на жизнь в это время. Всегда выручит взлом.
– Верно, – поддержал Дортмундер и повернулся к Роджеру Чефуику. – А как насчет тебя?
– Я видел Watson Security Services и их инсталляции, – произнес с некоторым презрением Шефвик. – Ее взломать – проще простого.
– Так ты с нами?
– С удовольствием.
– Отлично, – сказал Дортмундер. Он посмотрел на своих подельников: эксцентричный гений взлома сигнализации, маниакальный водитель, мыслящий только о дороге, и зверь сорока морских саженей. Все это ему понравилось.
– Хорошо, – повторил Дортмундер. – Я пока поработаю с хозяином и вернусь к вам.
Глава 5
Дортмундер сидел на диване, запрокину ноги на кофейный столик, с пивом в правой руке и бутербродом из белого хлеба и майонеза в левой. Его сонные глаза были более-менее сосредоточены на Ангелах с грязными лицами, который транслировали сегодня вечером на WNEW-TV, на пятом канале, когда раздался дверной звонок. Дортмундер медленно моргнул, но в остальном не пошевелился, и спустя минуту Мэй вошла в гостиную, оставляя за собой тонкую волнистую линию дыма от сигареты в уголку ее рта и вытирая мыльные руки об кухонное полотенце. Она встала между Дортмундером и телевизором – он снова моргнул так же медленно, как прежде – и она направилась в фойе, чтобы открыть дверь.
Громкий и довольно сердитый голос ворвался в фоновую музыку Ангелов с грязными лицами:
– Где он?
Дортмундер воздохнул. Он наполнил свой рот хлебом с майонезом, сел немного прямее и стал ждать неизбежного. Из фойе послышалось, как Мэй говорила что-то успокаивающе, но было очевидно, что она не справляется с задачей.
– Просто пусти меня к нему, – настаивал громкий раздраженный голос.
Послышались тяжелые шаги, и вошел коренастый остроносый парень.
– Ты! – сказал он, указывая пальцем на Дортмундера.
Обеспокоенная Мэй проследовала за остроносым мужчиной в комнату и, пытаясь разрядить обстановку, произнесла:
– Посмотри, кто пришел. Это Энди Келп.
Дортмундер проглотил булку с майонезом.
– Я вижу его, – пробурчал он. – Он между мной и ТВ.
– У тебя есть работа! – кричал Келп голосом полным возмущения.
Дортмундер отмахнулся от него бутербродом, словно прогоняя муху.
– Не мог бы ты отойти немного? Я не вижу экран.
– Я не отойду.
Келп скрестил руки на груди и припечатал своими ботинками коврик, расставив слегка ноги, чтобы подчеркнуть свою решимость. Дортмундер мог видеть теперь только около трети экрана, как раз между ног Келпа. Он сполз с дивана вниз, пытаясь увидеть больше, но его собственные ноги соскользнули с кофейного столика.
А Келп снова повторил:
– У тебя есть работа, Дортмундер. Есть работа, но ты не сказал мне.
– Верно, – произнес Дортмундер, потягивая пиво.
– Я находил много дел, – сказал Келп обиженно. – А теперь ты получил одно и ты «кинул» меня?
Очнувшись от своей летаргии, Дортмундер сел прямо, пролив пиво на большой палец, сказал:
– О да, это верно. Ты принес мне работу. Ребенка, который потом похитил нас.
– Он никогда не делал это.
– А касса, – продолжал Дортмундер, – и мы теряем ее в проклятом Атлантическом океане.
– Мы взяли более двух тысяч штук из этой кассы, – подчеркнул Келп.
Дортмундер ответил взглядом полным отвращения.
– Две тысячи штук, – повторил он. – Напомни мне, это были доллары или песо?
Келп резко изменил позицию. Перешел от враждебной позиции к примирению, развел руками и сказал:
– Да ладно, Дортмундер. Это не справедливо.
– А я и не пытаюсь быть справедливым. Я не судья. Я вор и я пытаюсь заработать себе на жизнь.
– Дортмундер, не будь таким, – жалобно попросил Келп. – Мы такая потрясающая команда.
– Если бы мы не были так хороши, то умерли бы от голоду, – заметил Дортмундер и посмотрел на сэндвич в своей левой руке. – Если бы не было Мэй, я бы умер с голоду, – и он откусил большой кусок бутерброда.
Келп отчаянно смотрел на то, как Дортмундер жевал.
– Дортмундер… – начала он, но потом просто развел руками и наконец, обратился к Мэй.
– Поговори с ним, Мэй. Разве я виноват, что касса упала в океан?
– Да, – ответил Дортмундер.
Келпа затрясло:
– Б-б-б-как?
– Я не знаю, но это была твоя вина. И это была твоя ошибка, что мы вынуждены были красть один и тот же изумруд шесть раз. Твоя вина, что мы похитили ребенка-гения, который поднял выкуп за нас. Это была твоя вина.
Келп даже пошатнулся от такого числа и многообразия обвинений. С широко распростертыми руками, он качнул головой и, взывая к небесам, взмолился:
– Я не могу поверить, что слышу такое в этой комнате.
– Тогда иди в другую комнату.
Не получив никакой помощи от Бога, Келп снова обратился к Мэй:
– Мэй, ты разве ничего не сделаешь?
Она не могла и она знала, что не сможет, но все же попыталась:
– Джон, ты и Энди были вместе так долго…
Дортмундер бросил на нее взгляд и произнес:
– Да-а. Мы только что вспоминали прошлое.
Затем он уставился в телевизор, где сейчас показывали рекламу, в которой балерина в пачке танцевала на верхушке огромной банки дезодоранта под музыку Prelude à l'après midi d'un faune.
– Мне жаль, Энди, – покачала головой Мэй.
Келп вздохнул. Его манера поведения была теперь строгой и деловой. Он произнес:
– Дортмундер, это конец?
Дортмундер не отрывался от балерины:
– Да, – ответил он.
Келп собрал изорванное в клочья чувство собственного достоинства.
– До свидания, Мэй, – попрощался он очень формально. – Мне жаль, что все закончилось так.
– Мы еще увидимся, Энди, – ответила Мэй, грустно посмотрев.
– Я так не думаю, Мэй. Спасибо за все. Прощай.
– Пока, Энди.
Келп вышел, даже не взглянув на Дортмундера, и через несколько секунд они услышали, как хлопнула входная дверь. Мэй обернулась к Дортмундеру, и теперь ее взгляд выражал больше раздражения, чем грусти:
