Вот он, Киев! Владимир даже не мог предположить, как соскучился по родному городу, пока не увидел его перед собой. Нет, кто хоть раз посетил город на Днепре, не сможет забыть его никогда! А если ты здесь родился и вырос? Если здесь познал и первые радости, и ласку матери, и первые огорчения. Киев снился ночами, вспоминался днем. И не было острее желания, чем снова увидеть его.
Владимир подготовился к походу основательно. Все же Киев не захолустная крепость, может за себя постоять. Пришлось и продовольствием запасаться, и оружием, и людьми. Так что прав был Варяжка, под стены Киева рать неприятеля прибыла весной.
Город тревожно замер. Не видно ни огонька. Не слышно ни звука. Даже собаки, казалось, знали, что под городом стоит враг, и притаились, лишь изредка беспокойно брехая.
Владимир горестно усмехнулся: какой он враг? Разве желает разорения любимому городу? Он только хочет добиться справедливости, показать, что он тоже достоин уважения. И, конечно, отомстить за то унижение, которому в детстве его подвергали братья.
Владимир еще немного постоял, вглядываясь в видневшийся вдали город, пока темная ночь окончательно не поглотила его, затем вернулся в свой походный шатер.
На разобранной постели лежала миловидная девушка. Ее он встретил сегодня на подступах к Киеву. С последней зазнобой князь распрощался дня три назад, когда за ней неожиданно явился муж. Пришлось одарить мужика за блудливую жену кунами. Ну не драться же со смердом на мечах!
Владимир вздохнул, как же ему не хватает любимой Рогнеды. О ней он думал постоянно, и не один раз на дню. Он вспоминал ее плавные движения, когда она прогибается под ним в постели, ее томный взгляд, сводящий с ума. Ее язычок вытворял такое, что даже при воспоминании об этом бросает в жар.
Владимир усмехнулся: а какой непокорной она была в первую ночь! Как царапалась, брыкалась и кусалась! С какой злостью она срывала с его ног сапоги на глазах пьяных воинов, выполняя свадебный обряд. Казалось, она испепелит всех своим взглядом, и его – в первую очередь. Хорошо, что ему хватило ума не набрасываться на нее и не бить, требуя покорности в постели. Уговорами и ласками, постепенно, он овладел женой, и теперь она готова была идти за ним в поход, лишь бы не отпускать от себя надолго.
Первая же ночь оказалась плодотворной – Рогнеда в положенный срок родила сына и теперь вынашивала второго ребенка. Пришлось оставить ее в Полоцке. Пусть поживет без него, соскучится, еще больше любить будет.
Думы о Рогнеде воспламенили кровь, и мужчина, откинув покрывало, взобрался на молоденькую девушку, покорно ожидавшую его ласк. Несмотря на юность, она привыкла к любовным утехам, а спать с князем – предел желаний.
– А ты хороша, – удивленно произнес Владимир, – хотя выглядишь невинно. Как зовут тебя?
– Вадна.
Так прозвали девушку в селе за ветреность и легковерие. Все считали, что ее легко соблазнить именно в силу ее легкого нрава. На самом деле сельчане ошибались: девушка была не так проста, как казалась.
Ей было лет двенадцать, когда ночью она подсмотрела за матерью с отчимом и сама сильно возбудилась. Едва мать вышла до ветра, заперла за ней дверь на щеколду и залезла под бочок отчима. Мужчина был несказанно удивлен, но не отказался от ласк девчонки.
Мать так и просидела до утра перед запертой дверью, стыдясь стуком разбудить всех соседей. Дочь же, на рассвете открыв дверь, невинно осведомилась, чего она делает в такую рань на крыльце? Бедная женщина даже представить себе не могла, насколько черны и коварны мысли ее девочки.
С тех пор жизнь Вадны изменилась. Отчим принарядил ее, разрешил ей вдоволь, когда пожелает, лакомиться сметаной, маслом, молоком. За столом ей стали перепадать самые аппетитные кусочки мяса.
Мать удивлялась, но спросить, отчего муж подобрел к ее старшей дочери, не смела: он был крут и на расправу скор.
Так и жила бы в неведении, но однажды застала на сеновале голую дочь и мужа, пыхтящего на ней. Сколько было крика и слез – не описать. Закончилось все полюбовно. Матери с тремя малолетними детьми идти было некуда, выносить сор из избы перед соседями было стыдно, и она покорно согласилась уступить дочери постель с мужем, лишь бы все осталось втайне.
И жила бы девчонка дальше в неге и холе, но ненасытная плоть сгубила. Приглянулся ей соседский парень, и не утерпела, стала по-тихому к нему бегать. Отчим вскоре заподозрил блудницу в измене, выследил ее. Парень, разумеется, убежал, а гулена познала плеть. Избивал ее отчим от души, рассвирепев не на шутку, оттого и сердце не выдержало – умер тут же, сжимая плеть в руке.
После похорон мать отыгралась за свое унижение: выгнала Вадну из дома, ославив на все село за то, что дочь гуляла с соседским парнем. Об отчиме, конечно, и речи не было.
Вадна не опечалилась, тут же прижилась у старого бобыля, платя за постой все тем же товаром, да еще и на стороне погуливала, благо новый хозяин благодушно закрывал на это глаза.
Все бы ничего, но в селе уж больно тоскливо, кумушки сплетничают, пройти мимо не дадут, не позлословив, и едва прознала Вадна о женолюбии князя Владимира (слава шла впереди князя), тут же решила свою дальнейшую судьбу.
Удача улыбнулась ей. Рать Владимира, как по заказу, окопалась у ее родной веси, и девушка не преминула этим воспользоваться, явившись прямо пред светлые очи князя.
Владимир оказался умелым любовником, чутким и терпеливым. Похотливая утеха принесла обоим наслаждение, после чего мужчина без сил откинулся на ложе. Девушка хотела перевернуться к нему лицом, но он вдруг резко толкнул ее, и она свалилась на землю.
– Походное ложе вмещает только одного, – грубо сказал князь, упреждая ее вопрос. – Можешь взять из сундука шкуры и постелить их под себя.
– Иль я не по нраву тебе пришлась? – губы Вадны задрожали: не от боли, от обиды – ложе было довольно широким.
Князь хмуро посмотрел на нее. С первого взгляда девушка казалась соблазнительной, и думалось, что в ее объятиях можно забыть все на свете и отвлечься от постоянных дум, но мрачное настроение развеялось лишь на короткое время. Девушка стала угнетать его, хотелось побыть одному, подумать в тишине.
– Если не хочешь спать на земле, можешь уйти, – равнодушно предложил он.
Вадна поняла, что проигрывает: Владимир пресыщен любовницами, и ее прелести его нисколько не всколыхнули. Ну что ж, можно попробовать подползти к нему с другой стороны.
– Хочешь побыть один? Подумать, как Киев взять? – забросила она уловку, не думая, впрочем, что рыбка попадется, и обрадовалась, когда князь насторожился и посмотрел на нее с интересом.
– А тебе что за печаль расспрашивать меня?
– Силой тебе город не взять, тут хитрость нужна, – глубокомысленно произнесла Вадна, оставив вопрос князя без внимания.
– Может, ты мне подскажешь эту хитрость? – усмехнулся Владимир.
Девушка соблазнительно выгнулась, затем взглянула на мужчину снизу вверх, прищурилась:
– Ты, князь, думаешь, что женщины годны лишь для того, чтобы вас в постели ублажать?
– Говори, если есть что сказать, – в сердцах воскликнул Владимир, – а нет, так убирайся.
– Ты, князь, воин бравый, вон сколь земель уже захватил, небось разбогател на этом. Убудет от тебя, если немного барахлишком поделишься?
– На подкуп намекаешь? Думаешь, умнее меня? Знать бы, кого можно подкупить безбоязненно, не ломал бы я сейчас голову. У Ярополка дружина верная, воеводы все опытные, многие еще Святославу служили.
– Эх, князь, сколько лет прожил ты на свете, а не знаешь, что есть и такие, кто за богатство не только друга готовы предать, а и родителей своих.
Владимир недоверчиво уставился на девушку. Только теперь он понял, что она завела разговор неспроста.
– Что-то речи ты странные ведешь, Вадна. У тебя уже есть кто на примете? Говори.
Девушка улыбнулась:
– Ну не буду тебя мучить, скажу прямо: воевода Блуд, к примеру, спит и видит горы золота.
– Да ты что, белены объелась? Он любитель, конечно, сладко кушать да мягко спать, но с чего ты взяла, что и на предательство горазд? Блуд еще князем Святославом к Ярополку был приставлен. Он Ярополка с малолетства обучал ратному мастерству, мамкой был ему. Да если так подумать, что же мне и Добрыне теперь не доверять? Ты, деревенская девка, откуда тебе знать, что князья наставников своих как отцов почитают!
– Ишь, князь, как тебя разобрало, – удивилась Вадна, скрыв обиду за «деревенскую девку». – Я не спорю с тобой, для Ярополка его наставник, может быть, и отец. Только знаю доподлинно, что Блуд почему-то его за сына не признает.
– Что ты все темнишь? – вконец рассердился князь. – Говори толком, что знаешь о Блуде.
– Что мы, деревенские люди, можем знать? – усмехнулась Вадна. – Только то, что глазами собственными видим. Весь наша Блуду принадлежит, у нас о хозяине много сплетен ходит. Блуд князя своего на дух не переносит. Он часто жалуется, что за многолетнюю службу ничего хорошего от Ярополка не видал. А вообще всем известно, что Блуд на серебро падок.