В остальных своих сценах Крыса обошлась без воплей и не забыла ни строчки. Она даже шепотом подсказывала Ронни его реплики, когда тот терялся. У нее память, как у компьютера. Но в последней сцене, где Джульетта просыпается и видит мертвого Ромео, Крыса съехала с катушек. Она обезумела от горя и страшно переигрывала. Очень неловко, когда твоя младшая сестра так кривляется. Мне стало до того стыдно, что я даже покраснел. Непонятно, почему она до сих пор не зарезалась, ведь кинжал у нее в руках уже давно. Наконец она подняла орудие самоубийства над головой, и вид у нее при этом был, как у самурая, который вознамерился совершить харакири. Внезапно вскрикнув «Ах!», она вонзила кинжал в живот и повалилась на пол. Я вздохнул с облегчением. Но тут Крыса встала! Скажите мне, кто встает, загнав себе в живот нож?! Этого не могло быть в сценарии. Шатаясь, она нарезала круги по сцене. Вот вам Крыса, будьте любезны. Если уж она оказалась в свете софитов, ее оттуда так просто не выгонишь. Наконец Джульетта окочурилась.
— Занавес! Занавес! — выкрикнула мисс Маунтшафт.
Когда аплодисменты стихли, на сцену вышел отец Генри, чтобы прочесть летнюю проповедь. Он чем-то напоминал мне заключенного. Он стригся почти под ноль и был до синевы выбрит, но дело не в этом. Он излучал ауру, как человек, отсидевший пожизненный срок в одиночной камере. Я воображал, что отец Генри сидел в тюрьме, а когда вышел, обратился в лоно церкви. Хотя наверняка это просто мои домыслы.
После отца Генри говорил директор. Он благодарил юных актеров, родителей, всех кто работал в «Лакстоне» или бывал здесь в последние сто лет. Мне нравится наш директор, он хороший, но как же он тащится от звука собственного голоса! Наконец он закончил речь, и мы высыпали из здания школы на спортивную площадку, где нас ждало угощение и подарки — наборы карандашей.
Мне стало грустно. Я знал, что буду скучать по школе и учителям — не только по Габриэле, по всем. Они все замечательные. А еще я думал, что мой последний день в «Лакстоне» будет особенным. Думал, мы с ребятами станем вспоминать проведенные вместе деньки. Но все почему-то быстро разошлись, как будто им все равно, и я совсем скис.
Малыш Джо куда-то запропастился, так что я один пошел бродить по школе и предаваться воспоминаниям. Завернув за угол, я увидел Крысу, беседующую с мисс Маунтшафт.
— Ты превзошла саму себя, Мари-Клэр. Я знала, что ты справишься с этой ролью. Так и вышло.
— Без вас, мисс Маунтшафт, у меня бы ничего не получилось. Вы вдохновили меня.
Я не собирался участвовать в этом обмене любезностями и скрылся там, откуда пришел. Перед кабинетом прикладного искусства стояла витрина с работами учеников, и, бредя мимо, я заметил маленькую лодочку из дерева бальсы. Я вырезал ее, когда только-только начал учиться в «Лакстоне», и даже успел забыть об этом. Большинство ребят соорудили свои поделки наспех, но я торопиться не стал и в итоге получил первый приз. Я тогда так этим гордился. Странно, иногда гордишься такой ерундой.
Сестры Хэнсон начали зазывать меня погулять с ними по городу. Я вообще пользуюсь успехом у девчонок. Ну, потому что симпатичный и высокий для двенадцати лет. Гулять мне было неохота, и я пошел забирать Крысу. Но Крыса говорила уже не с мисс Маунтшафт. Она говорила с мисс Габриэлой Фелипе Мендес! Они обе посмотрели на меня, и я примерз к месту.
— ¡Este es mi hermano[6], — сказала Крыса.
Уму непостижимо. Моя сестра говорила по-испански. Настоящая Крыса — вечно что-нибудь разнюхает и запомнит, пока ты не замечаешь.
— Tu le gustas[7], — добавила Крыса.
Габриэла расхохоталась. Что сказала проклятая Крыса?!
— El es simpático е inteligente. Y yo estoy segura de que va a ser un hombre muy guapo. Tu tienes suerte de tener un hermano asi[8]. — Габриэла взглянула на меня и снова обратилась к Крысе: — Ну, Мари-Клэр, до встречи после каникул. Hasta luego.
— Hasta la próxima[9], мисс Фелипе Мендес.
Габриэла подошла ко мне:
— Желаю удачи в новой школе, Роберто. Уверена, ты справишься. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Хочу сказать, что ты был замечательным учеником. Я рада, что ты учился в моем классе.
И у нее было такое грустное лицо! Честное слово, очень грустное, я прямо не ожидал.
— Может, мы еще встретимся в городе, — сказал я.
— Может быть. Adios, Роберто.
Мы с Крысой попрощались с остальными учителями, пожелали им хороших каникул и пошли к «Марлину». Я выбрал момент, когда поблизости никого не было, и поймал сестру в захват:
— А ну выкладывай, что ты там наговорила Габриэле, мелкая Крыса!
— Для тебя она мисс Фелипе Мендес!
— Выкладывай, не то голову оторву!
Наконец она пискнула:
— Я просто сказала…
— Что сказала? Что?
— Выдыхай, Роберто. Она старше тебя в два раза.
— Ей всего девятнадцать. Ну, тебе добавить или будешь говорить по-хорошему?
— Я просто сказала ей, что ты в нее влюблен. Только и всего.
— Господи!
— А она ответила, что ты очень хороший и умный мальчик и станешь красивым, когда вырастешь. Но сейчас ты для нее слишком юн.
Я рухнул на скамью «Марлина» и распорядился:
— Будешь рулить.
— Не рулить, а править, Боб.
Хороший и умный. Вот как она сказала. Не просто хороший, а хороший и умный. И еще красивый.
— Как тебе понравился спектакль, Боб? Боб!
А еще взрослый. Я действительно не по годам взрослый. Может, она позволит мне иногда с ней общаться. А когда мне будет пятнадцать, я приглашу ее на свидание. Ведь, если подумать, у нас не такая уж и большая разница в возрасте. Папа был старше мамы на шестнадцать лет, и они поженились. Я не стану пока обольщаться, но все лето буду каждый день ходить в бассейн — до тех пор, пока ее там не встречу. И тогда… Ну, не знаю. Соображу по ходу дела.
Всю дорогу по двум рекам я думал о Габриэле. Думал о ней, когда привязывал «Марлина» и садился на велосипед. Все было как в дурмане. Я видел только ее лицо совсем рядом с моим и свое отражение в огромных карих глазах. Я думал о ней, когда ставил велосипед возле дома. Я даже не вспоминал о словах Крысы про то, что папа скоро умрет, пока не обнаружил его мертвым на кухонном полу. И тогда я не думал уже ни о чем.
Глава 4
Он лежал на полу, по-детски свернувшись калачиком. В руке у него была кухонная лопатка, волосы ничуть не растрепались. Я отчаянно надеялся, что сейчас он вскочит и закричит: «Шутка!» Я бы даже засмеялся. Честное слово. Но он не вскочил. В его открытых глазах уже не осталось жизни. Смерть настигла его, когда мы были в школе. Или возвращались из школы. А может, он упал, как раз когда я ставил велосипед возле дома. Хотя нет, он ведь не успел начать готовить. Было странно видеть его на кухонном полу — это не самое подходящее место, чтобы прилечь. Но папа не прилег. Он умер.
Я не успел ничего сообразить, а Крыса уже опустилась рядом с ним и констатировала:
— Зрачки расширены и неподвижны. Он покойник! — Она закрыла ему глаза и поцеловала в лоб. — Все будет хорошо, пап. Мы о тебе позаботимся.
Она достала из кармана телефон и стала подниматься по лестнице, набирая сообщение на ходу.
Господь слишком рано прибрал его. Папа никому не делал зла. И впредь не собирался. Он хотел только заботиться обо мне и о Крысе. Разве это много? Теперь у него и это забрали. А его забрали у нас.
— Папа… — прошептал я, и по моим щекам покатились слезы.
Наверху зазвонил Крысин телефон. Сначала я не мог разобрать, что она говорит, но потом Крыса вышла на лестницу:
— Мертвый, как селедка! Нет, со мной все нормально. Ладно, ждем вас. — Она уже успела переодеться в маленькое черное платье. — Ты расстроен, Боб, поэтому похоронами я лучше займусь сама. Сейчас приедут вождь с Малышом Джо и Мэри Белое Облако. Я велела им захватить Гарольда по дороге. Мы похороним папу в саду рядом с мамой, вождя попросим совершить церемонию. Надо проводить папу на тот свет как положено. Мы же не хотим, чтобы его дух застрял тут, правда? Нет, вождь все сделает правильно.
Я утер глаза:
— Мы не можем так просто взять и похоронить его! Надо сообщить куда следует!
Эти слова прозвучали странно.
— Ты что, пи-ип, совсем рехнулся? Никому мы сообщать не будем! Мы теперь сироты! Я обдумывала все это гораздо дольше тебя. Родственников у нас не осталось, а значит, нас отдадут в приют. А именно там дети и попадают в лапы к треклятым педофилам! Нет уж! Как поет Фрэнк, мы сделаем все по-своему. Принеси лопаты, а я цветов наберу.
Она развернулась на каблуках своих маленьких черных туфелек и вышла за дверь.
Я не мог этого понять. Крыса ничуть не расстроилась, ни вот столечко. Может, у нее шок? Так или иначе, она была права. Нас могли отдать в приют. Причем в два разных приюта!
