Молодежь своей энергией заразила и женатых взрослых мужчин. После изрядного количества выпитого вина они тоже вспомнили свою молодость. Включились в танцы, на быстроходных скакунах на спор устраивали скачки, настоящую джигитовку. На скаку вскакивали в седла, бросали в воздух шапки, по ним открывали пальбу, фехтовали на шашках, под трели зурны пускали скакунов в пляс. А потом с диким гиканьем и свистом наперегонки носились по кривым переулкам села.
В это время сельские и колхозные пастухи, чабаны вместе с прикрепленными к ним ребятами перегоняли сельский и колхозный скот в сторону летних отгонных пастбищ…
* * *
На зеленой лужайке резвились телята, ягнята, козлята. Над ними, почти касаясь земли, с пронзительным щебетом носились ласточки, стрижи. Стайка сельских воробьев, нахохлившись, рядом устроила потасовку. Козлята стремительно носились по тонким тропам, проложенным по террасам над поляной. Они на бегу резко останавливались, поднимались на задние ноги и с треском ударяли друг друга тонкими рожками.
Дурманящие запахи весны, присутствие красиво разодетых девушек кружили головы молодым ребятам. К кульминации праздника многие девушки видели, что ребята, опьяненные весной и любимыми, так увлеклись общим весельем, что стали почти ручными.
В это время за селом, на небольшой поляне, творилось что-то невероятное. Там в небольшую группу собрались отбитые от колхозной стаи молодые быки. Одни, с налитыми кровью глазами, бешено ревели, вызывая на бой соперников, другие у небольшой глинистой террасы рогами, передними копытами рыли глину, закидывая ошметки себе на спины. Третьи страшно бились между собой. Их подбадривала восторженно орущая ватага детворы. На их крики туда побежали ребята постарше. Победивший в поединке бык, долго гоняясь, выталкивал из общего круга побежденного, потом возвращался на арену, выискивая себе очередного соперника.
За спинами глазеющих на бой быков промелькнула серая тень. Она подкрадывалась к группе девушек, стоящих в стороне от майдана, в тени молодых грушевых деревьев. Это был хромой мулла Гамид. Он был легок и резв, будто на днях не отмечал семидесятилетие. А что же его сюда привело? Что он интересного нашел в женском обществе?
На роднике среди вездесущих сельских сплетниц ходят слухи, что хромой мулла охоч до сладких женщин, не прочь лакомиться и молодой костью. У него на лице умиротворенная улыбка; одной льстиво улыбнется, другую из кармана черкески одарит горсточкой конфет, третью по спине погладит узкой чумазой рукой. Он готов вылезть из кожи, чтобы хоть одна из молодых женщин на него обратила внимание. Некоторые пугливые и брезгливые девчата от него отворачивались. А неробкого десятка затевают с ним разговоры, даже шутливо приглашают на танец. Умудренные опытом жизни женщины, шушукаясь между собой, его сопровождают любопытными глазами.
Хромой мулла, расправив высохшие, как жерди плечи, выпятив худую грудь, между женщин важно ступает на длинных скрипучих костлявых ногах. Чувствуется, что он с трудом справляется с волнением. Не скудоумный же, что бы ни понимать, что он перешел дозволенную для мужчины границу, тем более границу, определенную для человека его положения и возраста. Поэтому он когтистыми чумазыми клешнями нервно расчесывает длинную седую козлиную бороду, бряцая висящим на тонкой кадыкастой шее серебряным колокольчиком. Он старается быть смелым, важным, значимым, как конь, величественно гарцующий в кругу сельских красавиц.
Гамид гноящимися хитроватыми глазами украдкой заглядывает в глаза то одной вдове, то другой. Он испытывает девушек: одной из-под черкески показывает отрез для платья, другой – шелковый китайский платок. Под колдовские чары искусителя женских сердец в основном попадали вдовы, семьи которых военная разруха довела до крайней черты. Он обхаживал женщин до тех пор, пока кто-нибудь из них не попадал в его силки. Испытанный жизнью змей искуситель среди молодых женщин безошибочно выискивал именно ту, которая сама шла ему в силки. От такой жертвы он просто так не отвяжется.
Но почему-то он сегодня не следовал испытанным годами правилам. Сегодня змей искуситель наметил жертву в лице Зайнаб. Это была опасная игра умудренного жизненным опытом змея с сильной, волевой, своенравной девчонкой. Зайнаб в кругу молодых женщин бесстрастно слушала ничего незначащий женский лепет. Она старалась не замечать хромого Гамида, она к нему стояла спиной. Он ей как человек никогда не нравился, она презирала его. Но сейчас она не могла вынести его холодного взгляда, сверлящего ей спину. Неожиданно глаза Зайнаб встретились с глазами этого неприятного на вид человека. Он загипнотизировал ее взглядом, она на мгновение замерла. Она не испугалась его магнетических чар, не отвела взгляда, а всего лишь презрительно усмехнулась ему в лицо.
Зайнаб представляла, что за человек хромой Гамид. Отец был очень хороший рассказчик. Он ей часто рассказывал о диких животных своего края. А когда поведал о змеях искусителях, об оборотнях, перед глазами Зайнаб мутно сверкали холодные, немигающие глаза хромого Гамида.
Один раз Зайнаб из окна своей сакли заметила плетущегося по переулку хромого Гамида. Он был похож на серого ползущего змея, выискивающего добычу. Находясь на сельском переулке, она еще издалека чувствовала его холодный колдовской, крадущийся взгляд, неприятный запах, исходящий от него, скрежет чешуи о мелкие придорожные камешки. Он так был неприятен ей, что она сразу же переходила на другой переулок.
Сегодня у нее было совершенно другое настроение, такое, будто в нее бес вселился. Она была в ожидании чего-то важного, неминуемого события, которое ей переменит всю жизнь. Вдруг позади себя увидела хромого Гамида. Вместо того чтобы отвернуться, покинуть его, она, не задумавшись о последствиях, заговорила с ним:
– Дядя Гамид, ты такой смешной! – рассмеялась ему в лицо. – Что ты за мной скребешь своими чешуйками, как старый змей? Раз мой жених погиб, некому меня защитить?! Ты подумал, меня можно заинтриговать, за мной можно безнаказанно увиваться? Ты не так уж прост, как на первый взгляд кажешься! Ха-ха-ха, – заразительно рассмеялась Зайнаб. – А, может, как на старого быка в стае коров, на тебя подействовала весна? И в твоем дряхлеющем сердце весна разожгла жалкую кровь? Может, ты среди сельских наседок почувствовал себя петушком с золоченым гребешком? Или, скажем, увидел себя молодым орлом, пикирующим с высоты небес на беззащитную куропатку? Может, на тебя весна подействовала, как куст рододендрона на козла в гурте сельских коз?
Певуче растягивая слова, она так искусно заиграла наивными глазами, из-под длинных густых ресниц на него бросала такие искрометные взгляды, что тот задрожал от похотливой нетерпеливости. У него сладострастно отвисла нижняя губа, открывая пару кривых коричневых зубов, с которой на подбородок тонкой струей противно стекала слюна.
– О, красавица, не говори обидные слова, ранящие сердце… Я не петух среди наседок, и не орел, пикирующий на куропаток, и не козел в гурте сельских коз. Я всего лишь вековой дуб, отогревающий свои бока под лучами весеннего солнца. Я всего лишь странник, любующийся красивым цветком, растущим на лугу среди диких цветов и трав. Он благоухает передо мной, он свой красотой затмевает все остальные цветы. От его вида и запаха, как в молодости, я теряю покой, в сердце закипает кровь, тело бросает в дрожь, в глазах зажигается огонь!
Его похотливый взгляд блудливо ползал по ее высокой груди, открытой лебединой шее, а шлепающие, как раскатываемое тесто, губы противно складывались в трубочку. Создавалось такое впечатление, дай возможность, и они как пиявки вопьются в ее сочные алые губы, и, пока вдоволь не насытятся ее кровью, не отлипнут.
Сердце Зайнаб сжалось от отвращения к этому мерзкому созданию. Что-то отталкивающее, одновременно загадочное, манящее было во всем его облике, сладострастном взгляде. Вдруг она поймала себя на мысли, что этот взгляд не просто взгляд старого похотливого человека, а в нем есть что-то большее, липкое, вызывающее в ней бурю и протест. Ей показалось, что эти глаза ее не только бессовестно раздевают, а заглядывают за грань дозволенной черты, куда никто, кроме родной матери, не имеет право заглядывать. Этот мерзкий человек переступает грань, которую не дозволительно переступать никому из мужчин.
От этого похотливого взгляда отмирающего самца по всему телу, начиная с кончиков пальцев ног до макушки головы, пробежала противная дрожь, а промеж лопаток образовалось липкая влага, и она по позвоночнику потекла струей. От стыда, что у нее вдруг внутри распалился огонь, она не знала, куда девать глаза. Зайнаб машинально потянулась к голове, привычными движениями рук сдвинула край белой шелковой шали на глаза. Ноги задрожали, в бедрах, выше них загорелся такой огонь, от которого ее лицо покрылось стыдливой пурпурной краской. Она почувствовала, как наливаются ее груди, крепчают соски. От этого в глазах потемнело, сердце учащенно забилось. Она зашаталась, не помня себя, на непослушных ногах сделала несколько шагов в сторону. Благо, что перемены в ее лице, скачки сердца, кроме этого змея искусителя, никто из девчат, увлеченных собой и общим весельем, не заметил. Иначе ей в селе не избежать колкостей интриганок, язвительных шуток острых на язык женщин.
