Он посмотрел на слегка отходящих после боя солдат, перевёл взгляд на оружие и резко
подобравшись, скомандовал.
– Перезарядить автоматы! Расслабились, вашу мать!
Торопливо воткнув полные магазины, четвёрка защитников рассредоточилась по
охраняемому периметру. Бывало, кляксы атаковали при первых лучах ещё не полностью
взошедшего солнца. Когда оранжевый диск отрывался от линии горизонта, новых нападений
можно было не опасаться. Но пока, Юрьев был прав, потеря бдительности легко становилась
потерей жизни. Как бы не хотелось верить в подобную мрачную перспективу после пережитых
ужасов ночи.
«Я славлю тебя, Ра величавый, дарующий жизнь всем существам!» – слова древнего гимна, давным-давно прочитанного в одной из популярных исторических книг из библиотеки жены, учителя истории, сами собой всплыли в памяти Шепетова. Над волнистой линией далёких
холмов гигантским щитом поднялся солнечный диск, в полную силу осветив всё так же
безмятежную степь под вечно спокойным небом и муравьиную суету людей на развалинах
лагеря.
Разрушения оказалась гораздо серьёзнее, чем казалось в прочерченной трассами очередей
ночи. Один барак сгорел почти полностью, запалив два соседних, от которых удалось отстоять
меньше половины стен и крыши. Первый цех, в котором собирались металлоконструкции,
восстановлению практически не подлежал. Кроме обвалившихся стен, в полную негодность
пришла кран-балка, на ночь загнанная на осмотровую площадку на дальней от входных ворот
стене, куда пришёлся таранный удар чёрного бруса. Смятые сварочные посты и прочее
оборудование можно было восстановить, но электроэнергией их обеспечить лагерная
энергоцентраль была не в состоянии. Основной и резервный генераторы были выведены из
строя сильнейшим скачком напряжения, попутно спалившим обмотки трансформаторов и
большую часть силовых линий. Как это получилось, не мог понять ни один хоть как-то
разбирающийся в электротехнике человек. Такого просто не могло быть, но факт, как
говорится, имел место.
Подогнав к станции из тупика дизель-секцию монтажного поезда, бросили времянки к
столовой и конторе, где развернули полевой госпиталь. Живыми вытащить из-под завалов
удалось двенадцать человек, многим требовалась срочная операция. Два лагерных врача и
фельдшер к вечеру уже валились с ног от усталости, но смогли сделать всё, что могли. Троих, к
сожалению, спасти так и не удалось. Их похоронили на скромном кладбище, с обратной
стороны холма, рядом с двумя десятками тех, кого нашли уже без признаков жизни. Без вести
пропало семьдесят восемь человек из двухсот тридцати, общие безвозвратные потери
превысили на одного сотню. Почти половина из них пришлась на охранников и разведчиков, в
общий строй на площади перед Юрьевым смогли встать только трое. Из пятидесяти двух.
– Благодарю за службу! – только и смог сказать Юрьев.
– Служу Советскому Союзу! – гаркнули молодцы и по приказу начальника отправились
перекусить разогретыми консервами из лагерного НЗ и спать. Сам лейтенант подобной
слабости себе позволить не мог. Только поесть и всё.
Держа в руках открытую банку овощного рагу с мясом, он подошёл к устроившемуся за
угловым, самым коротким столом начлагерю Коломейцеву, крепко сбитому сибиряку сорока
пяти лет отроду. Он уже расправился со своей порцией и понемногу отхлёбывал из хозяйской
кружки крепко заваренный чай.
– Сколько восстановление займёт, Илья Петрович? – спросил его лейтенант, прикончив
половину банки.
Коломейцев с интересом посмотрел на такого ещё молодого летёху, слегка отвёл взгляд в
сторону и негромко, что бы не услышали сидевшие в некотором отдалении люди, сказал
– Три недели, если допрессурсы привлечь и работать круглосуточно. Если прикажут всё здесь
восстанавливать.
– Что? – лейтенант выпрямился и отложил ложку – могут приказать всё так оставить?
– Допивайте чай, товарищ лейтенант и пойдём ко мне. Поговорим – не то предложил, не то
приказал кум.
Юрьев быстро доел успевшее остыть рагу, сходил за порцией чая к раздаче и буквально на
ходу выпил полную кружку.
Глава 2.
Неприятней всего просыпаться субботним утром в полседьмого утра. Когда большинство
граждан огромной страны ещё мирно дрыхнет в своих тёплых постелях, тебе надо вставать, тащится на улицу к висящему на стене бани умывальнику. Встроенными удобствами
оборудован редко какой дом в округе и спрятавшийся за большими облепиховыми кустами
обшитый плоским шифером сруб не был таким исключением. Надо пройти метров пять по
засеянным канадской травой дорожкам, сначала прямо с крыльца, а потом налево. Там, набрав
полные пригоршни слегка тёплой воды, фыркая и крутя головой, как выбравшийся из реки
дикий зверь, долго и с постепенно нарастающим наслаждением втирать в себя эту
живительную влагу. От этого увлекательного занятия тебя отвлечёт лишь короткий смешок
вышедшей на крыльцо подруги. Слегка морщащей маленький носик по причине влажной
прохлады и осторожно пробующей босой ножкой мерцающую миллиардами кристаллов росы
траву.
Наконец она решительно ступает в ярко-зелёный ковёр и взвизгнув от полноты чувств, со
всех ног бросается к тебе на шею. Почти забыв придержать разлетающиеся во все стороны
полы короткого, чисто символического халата. Обхватив тонкими руками шею и пристав на
цыпочки, она смотрит на тебя своими огромными тёмно-серыми глазами в слегка растрёпанной
рамке светлых волос. Нисколько не беспокоясь о том, что пояс совсем развязался и твои руки
уже обхватили её за тонкую талию под гладкой тканью. Ещё мокрым лицом, ты склоняешься к
ней и капля с ресницы падает на её слегка вздёрнутый носик.
Больше тебе ничего не нужно, подхватив под халатом её обнажённое тело, несешься
циклоническим вихрем к просторам единственной комнаты и вместе с ней падешь на
расправленный для сна и не только диван, яростно врываясь в созданные мудрой природой
пределы.
Потом, слегка расслабившись и нежно гладя волосы цвета спелой пшеницы, рассыпанные на
твоей груди, ты всё-таки понимаешь, что нет ничего лучше, чем проснуться утром от поцелуев
красивой девушки и несколько раз предаваться любви, с кратким перерывом на омовение
холодной водой. Пока есть для этого время, вибрирующим нервы потоком унёсшее вас от ночи
к утру и давшее столь редкие на этом этапе жизненного пути часы наслаждения. Пока есть
время ….
Мобильник заверещал особо вредным сигналом, напоминая своему хозяину о неизбежном и
окончательно пробуждении. Михаил, не глядя опустил руку с дивана, нашёл и вытащил из-под
мебельных сводов смартфон. На дисплее осуждающе качал головой какой-то гоблин, пробуя
дисплей изнутри на прочность. Когда увенчанный шипастой перчаткой кулак размазывался по
стеклянной поверхности, телефон вздрагивал, начиная отчаянно скрипеть и бухать. Михаил
большим пальцем очертил вокруг бугристой гоблинской башки магический круг, затем
поставил крест на готовящейся к решительному удару руке. Только после таких манипуляций, скачанный с фирменного сайта LG виджет счёл свою задачу выполненной и с чувство
глубокого удовлетворения отключился. Напоследок всё-таки погрозив хозяину грязным
гоблинским пальцем.
– Пора вставать, красавица! – провёл ладонью он между лопаток подруги.
Юля грациозно потянулась, как бы невзначай выставив из-под сползшей простыни чётко
очерченное бедро с заманчиво открывшимися перспективами.
– Ну, зачем так рано? – она полностью заползла на напрягшегося Михаила и прижалась к нему
всем телом – может, ещё пошалим?
– Хватит, хватит – почувствовав, как наливаются силой маленькие груди девушки, он слегка
хлопнул ладонью по розовой попе с узкой белой полоской ниже талии – мне ещё на станцию
ехать. Дела!
Он решительно снял с себя Юльку, переложил её рядом. Чмокнул нахмурившиеся губки и
решительно отправился умываться. На этот раз окончательно и бесповоротно.
Пока он возился на улице и в бане, опасной бритвой срезая наросшую за сутки щетину, Юля
успела поставить чайник и начать жарить яичницу.
– Ешь – сказала она вернувшемуся Михаилу и с небольшим свертком в руке отправилась
умываться.
– Вода в печке ещё горячая – в спину сказал ей Михаил, лопаткой переворачивая скворчавшие
кусочки колбасы вперемежку с доходившей до готовности яичной массой.
Выключив электроконфорку под сковородкой, Михаил накрыл продукцию фирмы «Тефаль»
прозрачной крышкой и отправился прибираться. Бардак перед завтраком он не любил. Убрав
постельные принадлежности в окованный железными полосами, ещё дореволюционный
