– Я боюсь смерти, – прошептала она.
– Не бойся, – откликнулась Клара, и в голосе ее звучало неподдельное сострадание, – не бойся. L’autre monde… другой мир во всем напоминает наш. Он заключен внутри нашего мира и похож на него, мы просто не видим тех, кто населяет этот другой мир. В ином мире обитают феи и волшебники. Богини. Боги. Демоны. Тролли-корриганы. И мертвые, покинувшие нас. И однако, они остаются с нами; возможно, даже сейчас сидят рядом, на этой скамье. Все наши сестры… – Клара показала на могильные холмики, – все наши сестры с нами и видят нас. Просто мы их не видим. Не бойся, пожалуйста.
Марианна подняла взгляд, но не узрела никаких призраков, одни лишь розы.
– Мне пора. Я должна… завершить свое странствие, – вырвалось у нее.
Она осторожно отняла у Клары руку и пошла прочь, а песок похрустывал у нее под ногами, словно только что выпавший снег.
Она нашла крохотную дверцу, протиснулась в узенький проем и выбралась из монастырского сада.
7
Вдыхая бодрящий аромат свежеиспеченной пиццы, Марианна разглядывала группу туристов, в поисках сувениров перебиравших ассортимент церковной лавки возле пиццерии.
Когда группа поравнялась с Марианной, экскурсовод обратилась к ней: «Allez! Allez![18] Поторопитесь! Don’t stay too far behind, ma’am![19] Salida!»[20]
Марианна огляделась. Но нет, экскурсовод явно обращалась именно к ней:
– Если хотим до наступления темноты увидеть Понт-Авен, надо поспешить!
Понт-Авен!
Марианна откашлялась:
– Конечно! Иду-иду!
И, не поднимая головы, вошла в автобус. Сердце у нее так и выскакивало из груди. Вот-вот кто-нибудь покажет на нее пальцем и крикнет: «А ее с нами не было!»
Когда автобус медленно выехал на шоссе, Марианна быстро уселась позади какой-то пары в шуршащих красных ветровках. На сиденье рядом с ней лежала программа экскурсии, она схватила ее и попыталась за ней спрятаться. «Дольмены и деликатесы» – значилось в программе, «Gräber und Genießen» – по-немецки, «Stones and scones» – по-английски. В Понт-Авене планировалось посещение Панванской фабрики по изготовлению печенья. До этого предстояло еще осмотреть мегалиты Карнака и попробовать устрицы в Белоне.
Марианна развернула свою карту. По крайней мере, Карнак располагался у моря, значит она ехала в более или менее правильном направлении.
Она попыталась вжаться в спинку и сделаться невидимой. Ей казалось, будто она едет зайцем, а так в общем-то и было.
Спустя полчаса рыже-красный автобус, сделав эффектный широкий разворот, припарковался возле окруженного забором поля, на котором виднелось множество камней.
– Менекская аллея менгиров, неподалеку от Карнака, – вслух читала по путеводителю женщина в красной куртке на переднем сиденье, – была создана восемь тысяч лет тому назад, а может быть, и ранее. В любом случае, когда здесь появились кельты, эти камни уже стояли на равнине. Легенда гласит, что это заколдованные воины: в незапамятные времена на Арморику напало вражеское войско, но местные феи обратили могущественных врагов в камни.
Марианна завороженно глядела на странные гранитные обелиски. «Вот так и некоторые люди: вроде из плоти и крови, а на самом-то деле из бретонского гранита, принявшего человеческий облик», – думала она.
От каменного войска автобус поехал в сторону Лорьяна, потом снова свернул на автостраду, а неподалеку от Кемперле – в направлении Рьек-сюр-Белона. Марианна снова развернула карту. Реку Белон отделял от реки Авен мыс. Кердрюк находился как раз там, где Авен медленно расширялся в своем течении, а возле Порт-Манека впадал в Атлантический океан вместе с Белоном.
Она достала из сумочки изразцовую плитку.
«Пожалуйста, – мысленно взмолилась она, – сделай так, чтобы настоящий город хоть немножко напоминал нарисованный».
Автобус двигался по извилистой улочке, над которой смыкались пышные ярко-зеленые кроны увитых плющом деревьев. Он все глубже терялся в лабиринте полей и аллей, за окном время от времени мелькали гранитные дома с цветными ставнями и кустами голубых и розовых гортензий. Но вот он остановился в круто спускающемся к реке переулке, в конце которого Марианна заметила фасад помещичьей усадьбы, водную гладь и лодки.
– Добро пожаловать в Шато-де-Белон, с тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года это самое знаменитое место паломничества для всех любителей устриц! – провозгласила экскурсовод.
Марианна поотстала, пристроившись в хвосте группы. Справа от нее тянулся ряд длинных деревянных столов, установленных под деревьями на природной террасе, откуда открывался невыразимо прекрасный вид на поросший лесом изгиб реки. А далеко-далеко на горизонте, за последней речной излучиной, она увидела сверкающую полоску моря!
Оно и вправду сияло. На его волнах танцевали звездочки. И это было чудесно.
Двое белокурых молодых людей в резиновых передниках дожидались посетителей. Рядом с ними стоял еще один, напомнивший Марианне молодого Алена Делона, вот только он носил серьги, кожаные браслеты и высокие байкерские ботинки.
Он вонзил в плоскую устрицу что-то вроде лезвия непомерно большого консервного ножа, повернул руку, и она распалась на две половинки. «Ален Делон» поднес ее ко рту и одобрительно сказал владельцу устричной фермы: «Bon»[21]. Тот принялся выбирать из серого ящика устрицы, время от времени ударяя одной о другую и словно прислушиваясь к стуку. Потом он пересыпал их в плетеную корзину из стружек, выложенную влажно поблескивающими водорослями, сочными, как молодой шпинат.
Экскурсовод прочитала небольшую лекцию об устрицах, но Марианна слушала вполуха, так очаровал ее вид простиравшейся до самого моря реки с размеренно покачивающимися на волнах лодками. Лишь иногда до нее долетали обрывки пояснений: «Устричная молодь… Подводные детские сады…»
– Des plates ou des creuses?[22] – произнес чей-то голос у нее за спиной – голос «Алена Делона».
Он заговорил, открывая сначала кругленькую, гладкую устрицу, а потом удлиненную, с шершавой грубой раковиной. Устрицы распались у него в руках с хрустом, точно сломалась маленькая древесная веточка.
«Ален» протянул Марианне круглую плоскую устрицу:
– Calibre numéro un, madame![23]
Дрожащей рукой она приняла устрицу. Заглянула в створки раковины. Снова посмотрела на молодого человека. Он был привлекателен, но совершенно лишен самодовольства. В его темно-голубых глазах угадывались нежность и тоска, во взгляде читалось одиночество ни с кем не разделенных ночей.
«Я боюсь».
Она еще никогда не пробовала устриц. Снова встретившись глазами с «Аленом Делоном», она заметила на его чувственных губах улыбку. Он кивнул, словно ободряя ее.
Марианна проглотила устрицу, повторив его движения: поднесла ко рту, откинула голову, втянула в себя содержимое створки.
Она ощутила едва различимый запах морской воды, вкус ореха, вкус моллюска, а потом ее обонянием завладел насыщенный аромат, который для нее всегда ассоциировался с морем. Пена, волны, прибой, медузы, соль, кораллы, резвящиеся рыбы. Необозримый простор и бесконечность.
– Море, – печально промолвила она. Море можно было попробовать на вкус!
– Ya. Ar Mor[24], – сказал он с гортанным смехом, соскреб устричным ножом остаток светлой мускульной ткани и снова протянул ей устрицу.
«Ар Мор». «Каждая устрица – как море, – думал „Ален Делон“, – то море, что всякий носит в сердце, широко раскинувшееся и свободное, необузданное или тихое, нежно-голубое или черное. Устрица – это не только деликатес. Устрица – это ключ к мечте о море, которая втайне владеет каждым. Те, кто не хочет броситься в объятия моря, кто боится его безбрежного горизонта и его глубин, его страстности, его непредсказуемости, никогда не полюбят устриц. Они будут вызывать у таких людей отвращение. Точно так же, как вызывает у них отвращение страсть и жизнь, смерть, и все, что олицетворяет море».
– Merci[25], – сказала Марианна.
Когда она передавала ему устричную раковину, их пальцы соприкоснулись.
«Ты мог бы быть моим сыном, – внезапно подумала Марианна. – Как жаль, что у меня нет такого сына, как ты. Я бы танцевала с тобой под оперные арии. Я бы дарила тебе любовь, чтобы и ты научился любить».
Сидя с тарелкой устриц и большим бокалом мюскаде под кроной буков над заливом, созерцая море, одновременно далекое и близкое, Марианна ела одну устрицу за другой, запивала их белым сухим вином и думала о смерти.
Неужели смерть не абсолютна, ею не все кончается, как говорила Клара? Неужели она похожа на посюсторонний мир, только с феями и демонами?
На столик Марианны спорхнул воробей и принялся клевать ее масло.
8
Чем ближе автобус подъезжал к Понт-Авену, тем больше Марианне хотелось, чтобы они ехали помедленнее. Она боялась, что выйдет у ближайшей телефонной будки, позвонит Лотару и станет умолять забрать ее домой.
Когда автобус остановился у кондитерской фабрики, Марианна незаметно ускользнула. Она прошла насквозь весь Понт-Авен, не ощущая его очарования: обычная живописная деревушка, с галереями, с блинными и домами, судя по виду, построенными еще в XVIII веке. Здесь фоном настоящему служило прошлое. Марианна брела вдоль извилистого русла реки, пока не миновала отель «Мимоза» и не оказалась в лесу этого городка художников. Судя по маленькой табличке, до Кердрюка оставалось еще шесть километров триста метров, если следовать туристическим маршрутом GR-34. Значит, всего шесть километров. Примерно двенадцать тысяч шагов. Пустяки.
