Зажмурившись, Герда медленно вдыхала запах зерен, наслаждаясь ароматом, который уже начала забывать.
— Я так и знала, что вам понравится, — радостно сказала Ева.
— Но откуда это у тебя? — с подозрением посмотрела на дочь Герда.
— Я… купила его… В лавке Зильбермана… — начала, заикаясь, Ева. Ее лицо залилось краской. — Я хотела поблагодарить его за…
— И за какие же деньги, позволь спросить?
— Ну… я… продала свою куклу.
— Куклу? Куклу, которую твоя бабушка прислала из Данцига?! — теперь уже фрау Фольк пришла в ярость, но тут же, прищурившись, пристально посмотрела в лицо дочери. — Постой-ка… Ты лжешь… Опять лжешь. Я чувствую это. Да, точно! Я же только что видела эту куклу.
В разговор вмешался Пауль.
— Послушай, Герда, оставь ты ее в покое. Поверь ей хоть в этот раз.
Ошеломленно посмотрев на отца, Ева повернулась к матери. По ее щекам побежали слезы.
— Опять лгу? Поверить мне хоть в этот раз? Значит, вы не верите мне, что в ту ночь…
Герда швырнула мешочек с кофе на стол.
— Мы оба изо всех сил старались поверить тебе, но теперь… Если ты лжешь об этом кофе, значит запросто можешь солгать и в другом.
У Евы голова пошла кругом. Лишившись дара речи, девочка безучастно смотрела сквозь слезы на злое лицо матери. Да, она солгала об этой кукле, но теперь стало очевидным, что ее мама стояла на стороне сплетников Вайнхаузена. Но даже не этого Ева боялась больше всего. Ее сердце пронзил другой болезненный вопрос. Что о ней в действительности думает папа? Не желая верить в то, что ее больше всего пугало, девочка повернулась к отцу.
— А ты, папа? Ты мне веришь?
— Ну, я верю, что ты продала куклу… — уклончиво ответил Пауль, замявшись.
— Куклу?! Я говорю не про куклу! — закричала Ева. — Что ты думаешь про ту ночь?!
Пауль отвел глаза в сторону. У Евы перехватило дыхание. Значит, ее папа тоже ей не верит! Но если он ее не защитит, тогда кто сможет это сделать?
— Но почему, папа? Почему? — спросила она, глядя ему прямо в лицо.
— Потому что ты тогда была голой, — выпалила Герда. — И потом три недели пряталась у себя в комнате. Как это еще можно объяснить? Ты ведешь себя так, как будто что-то скрываешь.
— Герда! — попытался остановить жену Пауль.
— Не вмешивайся! Она этого заслуживает… Ева! Ева вернись сейчас же!
Глава 4
«Мы находим все необходимое во Христе, ставшем самим олицетворением мужества»
Дитрих Экарт, наставник Адольфа ГитлераТеплым субботним утром Ева, спрятав под блузкой бумажный сверток, вышла из дома и решительно направилась к гаражу. Пастор, который в этот момент стоял возле плетущегося на стену винограда, сделал вид, что рассматривает усыхающую лозу. Девочка еще не пришла в себя после молчаливого предательства отца, поэтому хотела проскочить мимо него как можно быстрее.
— Ева, ты видела это? — как бы невзначай проронил Пауль. Он тяжело переживал разрыв со своим «маленьким ангелом» и старался как-то исправить положение.
Ева, даже не взглянув в его сторону, продолжала идти дальше.
— Смотри, на этих ветвях листья здоровые, а на этих — желтые, — предпринял еще одну попытку Пауль. — А некоторые вообще увяли. Даже Бибер не смог понять, в чем здесь проблема: в корнях или в самой лозе.
— Вы разберетесь. Как всегда, — язвительно бросила Ева. В былые времена она ни за что не позволила бы себе так разговаривать с отцом, но теперь ей было все равно.
— Думаешь? — ответил Пауль, сделав вид, что не заметил ледяного тона дочери. — Может, ты и права. Ганс — лучший винодел в Рейнланде.
Ева промолчала.
— А знаешь, откуда я это знаю?
Девочка, открыв дверь гаража, равнодушно пожала плечами.
— По его ногам. Такие ноги, как у Ганса, могут быть только у того, кто шестьдесят три года провел на горных склонах.
Ева, которая в этот момент выкатила из гаража синий велосипед, даже не улыбнулась. Игнорируя отца, она поставила ногу на широкую педаль и помчалась через церковный двор. Девочка решила навестить Линди, которую несколько дней назад выписали из больницы. Проезжая мимо трех женщин, работающих в цветнике, она старалась не обращать внимания на их тяжелые взгляды. Ева знала, что они злятся на нее из-за санкций, наложенных французами на деревню после той злосчастной ночи.
Свернув в первую улицу направо, она покатила вдоль длинного ряда домов. Окна одного из них мыла какая-то женщина. Увидев Еву, она швырнула в девочку мокрую губку.
— Шлюха! Из-за тебя мой муж до сих пор в тюрьме! — крикнула побагровевшая от злости женщина в спину удаляющейся Еве. — И ты, и девчонка Краузе — вы обе шлюхи! Теперь на вас ни один порядочный мужчина не посмотрит, и поделом вам!
Ева молча налегала на педали, медленно поднимаясь вверх по покатому спуску. Ей хотелось плакать, но не столько от жалости к себе, сколько от захлестнувшего ее жгучего гнева. Вдруг, у нее за спиной раздался запыхавшийся голос Вольфа Кайзера.
— Ева, подожди!
Девочка обернулась.
— За тобой не угнаться, — сказал Вольф, изо всех сил налегая на педали.
Ева затормозила и спрыгнула с велосипеда. Вольф остановился рядом.
— Что тебе нужно? — злобно спросила Ева. Бросив велосипед на тротуаре, она уселась на бордюр.
— Ты чего? — удивленно посмотрел на нее Вольф.
— Ненавижу эту деревню, — тряхнула головой Ева.
Вольф, также опустив свой велосипед на землю, сел рядом с ней.
— Ты что, из-за той коровы так разозлилась?
— Так бы и поколотила их всех! — передернула плечами Ева, на что Вольф только рассмеялся. — Не вижу ничего смешного!
— Да ладно тебе. Ты куда едешь?
— К Линди, — достав из кармана носовой платок, Ева высморкалась.
— Я слышал, приезжает твой дядя Руди.
— Да, — при воспоминании о дяде Ева немного повеселела. Она любила Рудольфа фон Ландека. Этот практичный, уверенный в себе весельчак во время своих редких визитов всегда приносил в их дом массу интересных новостей и добрых шуток. Кроме того, он любил беседовать с Евой.
— Он же — брат твоей мамы, да? — спросил Вольф.
Ева кивнула.
— А у тебя еще есть дяди, кроме него? — продолжал Вольф.
— В Германии — нет. У папы есть брат Альфред, но он уехал в Америку еще в начале войны. Мама считает его трусом.
— Я тоже, — сказал Вольф. — Я слышал, Руди — богатый.
— Он работает на одну компанию в Берлине… Кажется, «Розенштайн Timme»… Она выпускает типографскую краску. Так вот, дядя Руди ездит по всей Европе, заключая договора с разными газетами. Представь: он иногда даже ездит в Нью-Йорк!
— Розенштайн… Похоже, директор этой компании — еврей. Лично я бы не работал на еврея.
— А что тут такого?
— А зачем обогащать евреев? Они предали нас, а теперь еще и наживаются на нашей беде.
— Бьюсь об заклад, тебе это сказал Ричард Клемпнер, — хмыкнула Ева.
— У партии есть все доказательства, — не отступал Вольф. — Знаешь, я бы тебе советовал присоединиться к «Союзу немецких девушек». Они объясняют, что такое еврейский большевизм, и учат, как стать хорошей немецкой матерью. Тебе бы бесплатно давали журналы, наподобие «Молодежь и родина».
Ева, встав с бордюра, подняла свой велосипед.
— Единственные евреи, которых я знаю, живут здесь, и мне они ничуть не мешают. Между прочим, в ту ночь только Зильберман побежал за помощью.
Вольф, сплюнув, резко встал на ноги и поднял свой велосипед.
— Советую тебе почитать, что пишет о евреях Генри Форд, — произнес юноша, перебрасывая ногу через раму.
— Это тот, который делает машины?
— Он самый. Как видишь, проблему с евреями понимают не только национал-социалисты.
Ева равнодушно пожала плечами. Ее все это не интересовало.
— А что это у тебя под блузкой? — вдруг спросил Вольф.
Ева покраснела.
— А чего ты туда пялишься? — отрезала она, и, сев на велосипед, продолжила свой путь.
Свернув за угол дома профессора Кайзера, Ева увидела на садовом участке Андреаса и его отчима. Парень, упершись кулаками себе в бока, смотрел на овощную грядку, на которую профессор указывал своей тростью.
— Ты вырвешь весь этот ряд! — кричал Кайзер.
— Но я…
— Я сказал весь ряд! — гаркнул профессор. — И не надо мне что-то доказывать! — на этом он развернулся и, что-то гневно бормоча себе под нос, поковылял к дому.
Спрыгнув с велосипеда, Ева быстро вытащила из-под блузки бумажный сверток.
— Привет, Андреас.
Парень, обернувшись, просиял. За последнее время он стал шире в плечах, а его лицо начало приобретать более мужественные очертания. «Он хорошеет с каждым месяцем», — промелькнуло в голове у девочки.
