– Нет-нет! – Сконци протянул к Шарлю левую руку, правой же продолжал держаться за грудь, ибо сердце нестерпимо болело. – Это лишь передышка… Битва ещё не закончилась…
От слов Сконци Шарлю стало жутко. До восхода солнца ещё оставалось несколько часов.
– Я прикажу зажечь все факелы в замке. Волки боятся огня.
– Да… но не эти… – возразил иезуит. – Мальчика надо увезти отсюда в надёжное место…
Шарль усмехнулся.
– Вы сами себе противоречите, монсеньор. Если мы имеем дело с дьяволом, то от него не скрыться…
– Бернара необходимо переправить в святую обитель… – не унимался Сконци. – Я не желаю слушать никаких возражений… Не забывайте: он – под защитой Ватикана. А я выполняю указания понтифика… В случае опасности мальчика должно перевести в Валанс, в монастырь, формально принадлежащий ордену Валломброза… О нём позаботятся Белуччи и Гилермо. Ваша миссия, граф, закончена… – Сконци несколько раз глубоко вздохнул. Лицо его исказила судорога. – Вот и всё… Белуччи, я хочу исповедаться… Мой земной путь подошёл к концу… Mertem effugere nemo potest…[23]
Гилермо и Белуччи перекрестились. Шарль растерялся: а как же тайна исповеди? Ведь в комнате находится Исидора, Консуэло; Бернар сидит в сундуке!
– Думаю, Бернара можно освободить. Иначе он задохнётся… – сказал Шарль и подошёл к сундуку, помогая Консуэло, пребывавшей в полуобморочном состоянии, подняться с его крышки. – В замке спокойно… Мы перейдём в другую комнату.
Глава 3
Отворив крышку сундука, Шарль, к своему вящему удивлению, обнаружил, что Бернар спит, – сказались усталость и напряжение. Граф осторожно взял мальчика на руки и направился к двери, за ним поспешили женщины. Исидора открыла дверь и произнесла:
– Мы толком не знаем о событиях нынешней ночи. Ни Сконци, ни его люди ничего не говорили нам… Вероятно, пощадив наши нервы.
Шарль промолчал, обдумывая, рассказать ли Исидоре обо всём, что произошло в замке: о смерти стражников, о разрушенной башне, о том, что сам чудом остался жив, – видимо, Господь уберёг, ибо не настало его время предстать перед небесным судом.
Шарль отнёс мальчика в свою комнату и уложил в постель. Консуэло, более впечатлительная и ранимая натура, нежели Исидора, жалуясь на недомогание, отправилась спать.
Шарлю с Исидорой было не до сна…
– Завтра, а вернее, уже сегодня Бернар покинет Аржиньи… – с печалью в голосе произнёс граф, глядя на мальчика. – Я вырастил его как собственного сына… Я привязался к нему и полюбил…
Исидора почувствовала, что на глазах наворачиваются слёзы.
– Это должно было случиться. Против иезуитов и Ватикана не пойдёшь… – заметила она и взглянула на графа. – Вам надо умыться, переодеться и отдохнуть. Но…
– Вы хотите знать подробности, касающиеся необычных событий сегодняшней ночи? Не так ли?
Исидора кивнула.
– Разумеется. Неужели после стольких лет вы сомневаетесь во мне? Я сохраню любую тайну, даже самую страшную… – заверила она.
Шарль испытывающе воззрился на свою подругу: да, эта женщина была ему надёжной опорой на протяжении прошедших семи лет, с того момента, как поселилась в замке и безукоризненно исполняла роль матери Бернара. И он посвятил её во все ужасающие подробности минувшей ночи.
Но одного граф не знал: настоятеля церкви Сент-Жен-де-Божё, клириков и даже их лошадей растерзали волки, когда те спешили в Аржиньи ему на помощь.
Не успел Шарль закончить свой рассказ, как в комнату вошёл Белуччи.
– Монсеньор скончался… – с печалью в голосе произнёс он. – Он высказал последнее желание, чтобы я и Гилермо позаботились о мальчике… Поэтому мы, не мешкая, в дормезе покойного покинем Аржиньи.
Шарль перекрестился.
– Да примет Господь его душу… Я знал Сконци без малого тридцать лет, нас многое связывало.
– Мне известно, что монсеньор безмерно доверял вам… Поэтому хочу попросить вас позаботиться о его погребении…
– Разумеется, – коротко ответил Шарль.
– И ещё… – Белуччи разжал руку. На его ладони лежал крупный серебряный перстень с личной печатью Сконци, изображавшей два скрещенных меча и распятие. – Монсеньор пожелал, чтобы этот перстень, символ его власти, принадлежал именно вам, граф… Пока весть о смерти генерала дойдёт до Вероны, затем до Ватикана и состоится заседание капитула, на котором будет избран новый глава ордена, пройдёт время, возможно, не один месяц.
Белуччи протянул перстень Шарлю. Тот принял его с нескрываемым волнением и надел на безымянный палец правой руки.
Иезуит поклонился графу.
– Теперь вы, монсеньор, облечены властью ордена, хоть и временной.
Шарль окончательно растерялся. Он никогда не жаждал подобной власти, ибо в душе недолюбливал иезуитов и, что греха таить, – даже побаивался их. Слишком огромную силу сосредоточил этот орден в своих руках.
– Соберите всё необходимое для мальчика. Не забудьте о еде… – тем временем распорядился Белуччи, обращаясь к Исидоре. – Вряд ли мы будем останавливаться в придорожных харчевнях, если только в Лионе, в странноприимном доме доминиканцев, и то лишь для того, чтобы дать лошадям передышку. Время дорого… Мы намерены отправиться в путь тотчас же, дабы затемно прибыть в монастырь.
Исидора не выдержала и расплакалась.
– Бернар спит, не будите его… – сквозь слёзы произнесла она. – Позвольте хотя бы слуге сопровождать его… – женщина умоляюще посмотрела на новоявленного генерала и Белуччи.
Мужчины задумались… Шарль кивнул в знак согласия.
– Хорошо, возможно, так будет лучше. По крайней мере мальчик увидит рядом с собой знакомое лицо, когда проснётся, – сказал Белуччи.
– Но как вы объясните ребёнку, зачем увезли его из родного замка и оторвали от родителей? – поинтересовался граф, прядя в себя, но ещё окончательно не осознав свою власть над иезуитами, находящимися на территории Франции, Прованса, многочисленных итальянских княжеств, да и над самим Белуччи.
– Пока не знаю… – признался Белуччи. – Придумаю что-нибудь. Главное – безопасность мальчика.
Исидора всхлипнула.
– Я приготовлю вещи Бернара и прикажу кухаркам собрать что-нибудь из еды…
…Шарль и Исидора поцеловали спящего мальчика, Белуччи бережно взял его на руки.
– Берегите его… Да сохранит вас Господь… – произнёс Шарль и осенил иезуита крестным знамением. – Пришлите мне весточку, как только доберётесь до монастыря.
Белуччи слегка поклонился.
– Разумеется, монсеньор, – подобострастно произнёс он.
Исидора в порыве чувств сняла с себя цепочку с александритом.
– Позвольте надеть цепочку на мальчика. Камень очень старинный… Всю жизнь он служил мне талисманом… – она умоляюще посмотрела на Белуччи, затем на Шарля.
Иезуит прекрасно помнил, как камень светился минувшей ночью, и не сомневался, что тот наделён некой силой. Кто знает: может, он действительно поможет Бернару в крайних обстоятельствах? Белуччи, как истинный иезуит, хоть и веровал в Бога, но всё же не отрицал магию в разумных пределах.
Исидора дрожащими от волнения руками накинула цепочку на шею мальчика.
– Да охранит он тебя от всяческих бед… – произнесла и поцеловала спящего Бернара в лоб.
– Пора… – сказал Белуччи. Он покинул комнату, миновал извилистые замковые коридоры, спустился по винтовой лестнице донжона во внутренний двор, где его ожидал дормез, запряжённый четвёркой отменных лошадей, которые нервно раздували ноздри после беспокойной ночи.
Мажордом уже приказал прибраться во дворе. Трупы стражников отнесли под навес, прикрыв холщовыми тряпицами. Мёртвых волков же свалили около ворот, дабы вынести за пределы замка и закопать.
Шарль обратил внимание на то, что ни одна из лошадей не пострадала от нападения волков, мысленно согласившись со Сконци, теперь уже покойным, что целью их нападения были люди, возможно, Бернар.
Кучер и форейтор сидели на своих привычных местах. Гилермо стоял на запятках дормеза, вооружённый до зубов.
Дверцу дормеза открыл Жиль, пожилой слуга, которому Шарль доверил сопровождать мальчика и заботиться о нём. Он сел в дормез и бережно принял спящего Бернара, укутав его тёплым одеялом.
Заботливая кухарка принесла полную корзину еды и две плетёных бутыли – с молоком для мальчика и вином для мужчин. Всё было готово к отъезду…
Белуччи простился с графом и занял своё место подле Гилермо. Ворота замка отворили несколько уцелевших стражников. Кучер взмахнул кнутом, лошади тронулись, увлекая за собой тяжёлый дормез.
Шарль с сожалением смотрел ему вслед. Его не покидало тягостное ощущение.
И вот карета скрылась из виду… Исидора, не выдержав выпавших на её долю испытаний, в слезах вернулась в свою комнату и, обессилев, рухнула на кровать. На неё тотчас же навалился сон.