сказали, что только Вы можете…хм…отреставрировать их дупло.
— Ах пчёлки… милые мои… Искусали меня за всю жизнь так, что теперь, хоть и скрючен, а боли не чувствую, да и лицо гладкое. Весь пропитался их ядом. Вот и думай, хорошо это или плохо? Впрочем, не свидимся мы с ними больше.
— Дедушка, я очень Вас прошу. Может быть, Вы сделаете конструктор, объясните мне всё, а я сама сложу улей?
— Смысл-то? Деревце-то из-за тебя проломится, — ехидно заметил бортник.
— Я ведь… Хотите я дам Вам денег на починку дома. Только отремонтируйте их улей!
На лице старика между тем отразилось раздумье: было заметно, он соскучился по ремеслу, но по какой-то причине никак не мог решиться ответить утвердительно.
— Видишь ли, милая, деньги мне особо ни к чему. Да и хибару мою теперь что толку чинить? Легче новую поставить, а этого я делать не буду, ибо я её строил и в ней же помру. Только вот порядка в ней нет. Смотрю, за работу мне платишь?
— Само собой, — Жасмин не могла смекнуть, к чему он клонит.
— У меня силы уже не те, а как пять лет назад умерла моя хозяйка, так никто здесь не прибирался. Давай так, ты ведь баба, выходит, более-менее умеешь вести хозяйство. Стало быть, наводишь у меня порядок, а я делаю для этих негодников новый улей, который ты сама установишь.
— Я согласна, — поспешно ответила Жасмин.
— Вот уж и не знаю, что у тебя так душа болит за этих засранок… — усмехнулся бортник.
Княжна набрала большое ведро воды, раскопала среди хлама метёлку, тряпку, мыло и принялась за уборку.
Она была отнюдь не белоручкой, но грязи и копоти скопилось столько, что девушка только и успевала набирать новые вёдра. Пришлось перестирать и прокипятить занавески, скатерти, покрывала, постельные принадлежности, одежду бортника, выбить все половики, ибо оставить хотя бы одну грязную вещь в этом доме, значило, поставить крест на чистоте. С трудом поддалась мытью заплесневевшая посуда с присохшими остатками снеди, источавшая запах тухлятины. В конце концов, Жасмин заодно сварила для старика обед на три дня, прополола грядки и припасла несколько килограммов овощей. Она не заметила, как умудрилась отмыть весь дом — и снаружи, и внутри — и лишь печально вздохнула, признав: перекрасить его заново и побелить наличники она уже не успеет.
На месте хибарки появился будто сам собой маленький домик, сплошь состоящий из сот, с прибранным садиком вокруг него.
Бортник лишь цокнул языком:
— Подумать только, как ты со всем управилась! Жирная, а такая проворная. Молодец! Пожалуй, мне стыдно, что я столько содрал с тебя за это. — Он протянул ей ларец с конструктором.
— Пожалуйста, объясните мне, как его правильно установить, — пробормотала княжна, вытирая лицо платком.
На обратном пути Жасмин заглянула домой. Взяв на кухне самый большой и нарядный горшочек для мёда, она направилась в сад.
Небольшие, но пышные, с тонким ароматом, цветы навевали томные мечты, словно приглашая всех влюбленных в этом мире уединиться под тенью их ветвей. Они будто обвились вокруг девушки, заставив её на миг замереть в сладкой истоме, но она тряхнула головой и начала срывать цветы. Каждый цветок будил в её сердце смутное томление, необъяснимую тоску, которой разум быстро нашёл объяснение: «Тебе-то никогда не сидеть под этим кустом и не быть ни в чьих объятиях». Эта догадка была сколь очевидна, столь по-прежнему обидна, поэтому Жасмин вдруг опустила руки, расплакалась и в ту же секунду получила по голове веткой. Она вопросительно уставилась на куст. Ветра не было, ничьи шаги не раздавались, да и присутствие какого-нибудь зверька или птички не наблюдалось — ничего, что могло бы заставить крепкий, старый куст даже шелохнуться.
— Ты на меня рассердился? — вопрос остался, разумеется, без ответа. — Как ты не понимаешь?! Твой прекрасный, яркий запах, твои восхитительные цветы… Интересно, о чём думала та садовница, когда тебя создавала? Волшебница сказала, что она ждала первенца… Представляю, как она была счастлива… Подожди, та девушка из легенды, песня о которой мне всегда нравилась. Её еще воспевали как фею всех растений… На ней было проклятье, и она нашла цветок папоротника, но отдала его… — Жасмин это показалось одновременно глупо и восхитительно, словно она вновь вернулась в детство, и все сказки ожили. — Так это была она? Но ведь она упорхнула в долину роз! — незаметно Жасмин вновь стала обрывать цветы: история рассеяла печальные мысли, а “расследование” и вовсе увлекло. — Если мне не изменяет память, — продолжила она светскую беседу с кустом, — двести с лишним лет назад жила одна садовница, которая вывела неимоверное количество новых видов растений. О ней ходило много разных слухов. Её мужем был министр почв и земледелия, который ранее вывел сорт особых олив… Значит… — девушка прижала к себе горшок, наполненный цветами, и отступила чуть поодаль. — Значит, это, действительно, были они! — она заливисто рассмеялась от этого, в общем-то не особо ценного, открытия, и ей стало легко на душе. — Надо же! — она ещё раз окинула взглядом куст, а тот, в свою очередь, как бы забавляясь, качнул ветвями и обнажил полустертую вырезанную надпись на стволе: «А.=>Л.»
Запыхавшаяся и раскрасневшаяся Жасмин вернулась к пчёлам. Они настороженно встретили её, но довольно зажужжали, приметив ларь, который она прижимала к груди.
— Бортник слишком стар, чтобы залезать к Вам, но он всё мне объяснил.
— Замарашка, а ты дерево нам не сломаешь? Ладно, — спохватились они, — всё равно деваться некуда! Залезай! — деловито скомандовали пчёлы и, подлетев к ней, подхватили горшочек и ларец.
Жасмин, подоткнув юбку, начала путь наверх, старясь на думать о той высоте, на которой находится дупло. Она уцепилась за первую ветку, сразу подозрительно хрустнувшую. Девушка закинула голову и с опаской отметила, что все ветки будто наспех вставлены в ствол и держатся до первого порыва ветра. Глубоко вдохнув, она крепче сжала вторую ветку. Её руки тотчас покрылись занозами, а по каждому нерву прошла жуткая боль: кора была абсолютно ссохшаяся, а местами и вовсе свисала тонкими лентами. Жасмин подумала, что со стороны это, наверняка, выглядит весьма забавно: толстуха, неловко карабкающаяся по хрупкому, трещащему на все лады дереву, рискующая выколоть себе глаз или попросту содрать всю кожу с тела. Как бы там ни было, она всё же добралась до нужной ветки и, насилу примостившись, приступила к реставрации улья.
— Не бойся, — начали приободрять её пчёлы, — если что-то не так, мы поправим.
Но улей никак не хотел складываться. У неё отекли ноги, и балансирование на ветке стало непосильной задачей.
