— Это все. — Голос прозвучал сухо, а взгляд оледенел.
Мужчины поднялись и вразнобой поклонились: те, что были поопытнее, хорошо знали и тон, и фразу. Большего ждать сегодня не стоит. Авернуса Хаас практически уволок «по добру по здорову» и последним вытолкал в дверь. Ту самую, где в числе прочих исчез и Рейберт, поспешивший убраться из-под горячей руки.
Идель смотрела на закрывшуюся дверь, не моргая. Дела гильдий выветрились из головы, будто их и не было минутой ранее. Зато в нее будто бы разом вгрызлись ярость и жалость к себе, и теперь каждая, разрывая Идель надвое, тянула в свою сторону. За какие грехи она обязана решать вопросы, которые… которые и не вопросы даже! Неужели их не мог бы уладить отец? Неужели ими надо было заниматься прямо сейчас? Неужели нанятые купцами корабли были настолько ценны и дороги? Да эти чертовы ремесленники и монетолюбцы даже сказать толком не могли, что им надо! И еще этот Авернус! Сын собаки! Откуда он вообще взялся?! Сидел и тявкал, и…
Душившая до сего дня обида и злость на всех, кто не мог дать Идель пережить свое горе, вздымалась под панцирем самоконтроля, заставляя тот трескаться, как скорлупку. Это поганое герцогство никогда не давало ей быть хорошей женой Нолану. Эта проклятая империя не дала ей стать матерью. А теперь у нее отнимают даже право быть почтительной вдовой человеку, который не обидел ее ни разу!
Идель не поняла, как сорвалась вверх, оттолкнув кресло с невесть откуда взявшийся силой. Гнев застил глаза, и Идель рванулась вымещать его на человеке, повинном в том, что ей пришлось сегодня встречаться с людьми. Она шла по высветленным коридорам чертога с лицом столь же темным, как ее траурное одеяние. Перепуганная прислуга прятала взгляды и старалась слиться со стенами и мебелью. Придворные и гарнизонные, попадавшиеся по дороге, льнули к стенам и опасливо смотрели леди под ноги: не пойдет ли трещинами каменный пол от такого остервенения? Грохот твердых шагов походил на звук обвала в горах, и, когда герцогиня проходила мимо, даже за массивными доспехами стражников проглядывалось, как те подбираются, задерживают дыхание и втягивают животы.
Глава 30
— Ты никогда не был мне хорошим отцом, Теоданис! — Дверь отцовского кабинета едва не сорвалась с петель от силы, с какой толкнула ее женская рука. Герцог, Алатир и Рейберт обернулись, как по окрику воинского командира. Холодом повеяло так, что, казалось, даже темные гобелены дрогнули от сквозняка, а затем намертво приморозились к стенам.
Алатир и Рейберт переглянулись и, не сговариваясь, дернули плечами: кто его знает, чего ждать и что делать? Рейберт сглотнул и уставился на леди.
— Неужели тебе так сложно принять, что Нолан мог значить для меня больше, чем для тебя моя мать, по которой ты не горевал и полгода?!
Герцоги встретились посреди кабинета. И прежде, чем Идель успела еще раз открыть рот, Теоданис, не размениваясь, от души приложил по лицу дочери пощечиной. На мгновение от боли и звона молнии в глазах Идель потухли, как огонь в заброшенном маяке. Но лишь на мгновение.
— Не говори о том, о чем не имеешь понятия! — Припечатал Тео.
Идель развернула к Теоданису лицо, во взгляде сквозила смесь ошеломления от того, что он сделал, и недоумения, как он посмел. Несмотря на то, что женщина с трудом удержалась на ногах от удара, она так и не схватилась за щеку. Вместо этого, придя в чувство, Идель выпрямилась и с тем же пылом влепила ответную пощечину отцу.
— Миледи! — Рыкнул Тео свозь зубы, надвинувшись на Идель.
— Милорд! — Та вздернула голову, не отступая.
Рейберт отвел глаза и потер шею сзади. Он бы многое отдал, чтобы сейчас очутиться где угодно, только не здесь. Судя по тому, с каким неожиданным рдением Алатир уставился на гобелен позади герцогского стола, он разделял его настрой. Ну или решил сменить ремесло с военного на ткаческое. Рей даже представил, как Алатир возится с нитями своими здоровенными ручищами, с пальцами — как печоночные колбаски, и воображаемое зрелище заставило блондина хрюкнуть смешком. Он приглушил его как мог и снова украдкой глянул на лордов Греймхау.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как ему могло показаться, что с появлением в кабинете Идель похолодало? Там же вон, искры летят так, что и кресала не надо, чтобы спалить весь чертог к чертям!
— Если ты знаешь, что это… — Идель так и не смогла назвать происходящее своим именем. — Если знаешь, то почему не можешь дать мне хоть немного времени?!
— Я дал тебе время! И куда больше, чем было у меня когда-то! Лекарь почти месяц как поставили тебя на ноги, и это ты, ты должна была созывать собраний гильдий, а не я! Еще месяц назад!
— Месяц… — Выдохнула Идель и облизнулась. Обвинение отца оглушило ее куда сильнее пощечины. — Месяц назад? Столького, по-твоему, стоит горе твоей дочери? — Она встала к отцу так близко, что, когда в очередной раз вздернула голову, едва не ударила Теоданиса в подбородок.
Однако его темные глаза не отражали ни капли сочувствия.
— Мне нет дела до дочери, Идель. Мне нужен герцог для моих земель. Мне нужен правитель для Греймхау. И если этим герцогом не можешь быть ты, так, хотя бы принеси мне внука. И предавайся потом своему горю, сколько желаешь!
Она в одно мгновение изменилась. Словно ей в груди пробили дыру, сквозь которую струей войск в осаде, вытекал гнев, а с ним и силы.
— Принеси внебрачного, если на то пошло! — Взъярился Теоданис. — Аерон должен нам так много, что, клянусь, стоит мне повести бровью, как он тут же подготовит все бумаги по признанию мальчика законным! В конце концов, он будет твоим сыном, а в том, что ты моя дочь нет никаких сомнений!
У Идель задрожали губы. Она смотрела, не моргая, и ее голова несколько раз отрицательно дернулась.
— Как ты можешь, оте…
— Принеси мне внука, пока я еще в силе! — Гаркнул Теоданис, надвинувшись, и Идель все же сделала шаг назад. Увидев это, мужчина добавил гораздо тише: — Или возьми себя в руки, и стань герцогом сама. Снова. Как была все эти годы.
Идель все еще терялась, глядя куда-то в сторону. Теоданис опустил тяжелую руку дочери поверх плеча и с напором сжал, заставив кости заныть. Едва Идель взглянула на мужчину, Тео поймал дочь за шею сзади и прижал в болезненном объятии.
Первом, с того момента, как она вернулась из Республик.
Ком подкрался к горлу снова, заставляя Идель окончательно потерять смысл происходящего. Творец, даже в дни беременности ее настроение не менялось настолько часто!
Пока она решала, как быть, что делать, что чувствовать, Теоданис вцепился дочери в оба плеча, нахохлился: насколько они обмякли! Затем отодвинул женщину и слегка встряхнул, понуждая смотреть себе в лицо.
— Идель, твоей матери не стало в один год с императором Аеланом, и уже тогда я понял, что Фридесвайд захочет регентствовать до смерти. Я понял, что в предстоящих событиях мне и Аерону потребуется союзник, герцогству — управитель, а моим детям — мать, ведь младшей из них было всего четыре года. — На миг губы Теоданис дрогнули в улыбке. — Я был обязан жениться, и я женился — так быстро, как смог. Потом должен был воевать — и воевал. Потом должен был стать констеблем империи — и стал. И сейчас, Идель, мне наплевать, злишься ты на меня или нет. Все, что имеет значение — это чтобы после моей смерти герцогство не пришло в упадок, не досталось ворам и приблудам, чтобы в моем кресле не оказалось безвольное ничтожество, при котором мои земли разорвут, как старое одеяло. Я не хочу, чтобы все, ради чего я принес в жертву собственную жизнь, жизнь единственного сына и жизнь своей дочери, оказалось потеряно.
Теоданис глубоко вдохнул — парусом разошлась могучая герцогская грудь. Отступил от леди и вернулся к столу — резной и дорогущий, из черного дерева, он был доставлен когда-то еще отцу Теоданиса в подарок из Арозана. Алатир, дюжий, как тур, тут же пристроился позади лорда. На его лице Рейберт прочел облегчение: наконец-то можно хотя бы позицию занять привычную. Уже неплохо. А то поди пойми, что происходит? Эти двое, Греймхау, вообще в курсе, что они в кабинете не одни?
