и неистово крестилась Валентина. – Вокруг они уроды, ни на кого положиться нельзя!
Главный корпус института пылал и не желал гаснуть. Съехались пожарные со всех частей города и района, но пока особых результатов не добились – огонь продолжал распространяться дальше, захватывая помещения одно за другим.
Мухин оказался не Кольцовым – он не хотел денег, его скорее интересовало место директора само по себе. Возможно, когда-то он привыкнет к новой роли, у него проснется денежный интерес, но вчера он с негодованием отвергнул предложение Платона о продолжении сотрудничества. Этот Безуглый еще влез… Обидно, что самолично добился, чтобы этого сующего нос не в свои дела следователя уволили с выговором, и тому пришлось согласиться на работу охранником в каком-то мухосранске без перспектив карьерного роста. Кто же знал, что они встретятся здесь, в Лоскутовке.
Безуглый теперь вцепится и не отпустит из чувства мести. Платон успел заметить его радость во время вчерашнего допроса. Мелкая шавка, ухватившая слишком большую кость, с которой не справится и подавится.
Костыль мертв, Михалыч пропал, наверное, тоже сдох.
Ничего не клеилось и разваливалось. Это стадо идиотов испортило все, а теперь еще и институт угрожал сгореть к чертям собачьим. Кольцов спрятался в психушке, с него взятки гладки, Костыль помер, Саня сбежал. Говорят, заболел. Врут.
Трусы и подлецы, готовые умереть, лишь бы избежать ответственности!
– Мрази! – прокричал он, открывая сейф Демидовича и доставая спрятанную на черный день бутылку. – Предатели!
Вокруг одни изменники, ждущие, чтобы он оступился и сделал какую-то глупость. Попробует еще кто-то сказать о доверии к людям! Если любое дело пустить на самотек, тебе обязательно на шею сядут и ножки свесят! Это надо же, сотворить из него посмешище!
Он, Платон, не привык, чтобы об него вытирали ноги. Он не какая-то беззубая офисная крыса! Он акула, он хищник, рожденный рвать других в клочья, а не изображать из себя сардину, годную только для заполнения места в консервной банке.
– Предатели! – пробормотал он, выпивая очередную рюмку. Солнце на миг закрылось облаком, и в потемневшем окне промелькнуло его отражение. Увиденное его испугало, и на мгновение он протрезвел, но вскоре взор снова затуманился.
Все норовят обмануть, продолжал думать он. Без исключений.
Тальберг подвел еще тогда, осенью. Жаль, кстати, не успел его уволить с выговором, чтобы попал в черный список по ведомству. Говорят, рассчитался по собственному желанию. Ну-ну, пусть теперь попробует найти работу получше, связи-то везде есть, мимоходом можно человека отовсюду «достать».
Лизка строит из себя верную жену, хотя понимает, что Тальберг неудачник. Красивая она, но дура и не разбирается, кто в жизни хозяин, а кто так – небо коптит. Пожалеет еще, но будет поздно. Вдобавок, ни разу эта сволочь не обмолвилась о его дочери.
Платон покопался во внутренних ощущениях на предмет того, что чувствует к Ольге, но не смог ее представить. Он не знал о ней ничего, кроме имени и возраста, а к абстрактной личности можно испытывать только абстрактные чувства.
Не стоило доверять Костылеву. Следовало догадаться, что человек, по глупости лишившийся ноги, в следующий раз может и жизнь потерять. Набрал задрипанных алкашей, спаливших институт к чертовой бабушке. Талантливый менеджер. Тьфу. Чувствовал, нельзя ничего пускать на самотек – едва расслабишься и на кого-то понадеешься, так обязательно получишь или кукиш, или нож в спину.
Николай Константинович притворился психом, теперь отдыхает в одной палате с зятем. Делают вид, что не ничего помнят и не знают. Как удобно! Никогда не доверял Кольцову, скрывалось в нем нечто подозрительное, словно косит под дурачка, а сам «стучит» в центр.
– Ненавижу, – прокричал он и ударил кулаком по столу.
Испуганная Валентина еще сильнее вжалась в стул, опасаясь, что в порыве гнева Платон может сотворить что-нибудь из ряда вон выходящее.
– Шалава! – процедил он, вспомнив о Маринке.
Что ей от него надо? Понятно, секс и переезд в столицу, сына выучить, в университет какой-нибудь по блату сдать. Удобно устроилась. Такая же мразь, как и остальные.
К ней он не испытывал особенной злости. Он считал ее редкостной тварью и по совместительству разведенкой с прицепом, но откровенно ненавидеть не получалось.
– Твари.
Зазвонил телефон Демидовича, не имеющий ни диска, ни кнопок – по нему можно только ответить на вызов.
Платон никогда не видел, чтобы кто-то воспользовался этим аппаратом, поэтому от внезапности неприлично высоко подпрыгнул на стуле. Он поразмышлял, нужно ли отвечать на звонок, ведь кабинет чужой.
– Слушаю.
На том конце мог оказаться кто угодно, включая руководство из министерства.
– Кто это? – спросил знакомый старческий голос.
– Иван Демидович! Здравствуйте! Это говорит Талаев.
Демидович закашлялся. Платон отодвинул трубку, чтобы не оглохнуть, и терпеливо ждал, пока не закончатся лающие звуки.
– Хорошо, что ты на месте. Меня сейчас привезут, поговорить надо.
– Как ваше самочувствие? – спросил Платон. Ему меньше всего хотелось видеть Демидовича.
– Не дождешься, – сказал голос в трубке. – Ни разу не проведал, ни позвонил, а теперь отчего-то решил поинтересоваться здоровьем. Мой старческий маразм еще не настолько плох, чтобы не понимать, что к чему.
«Вредный старикашка, – подумал Платон. – Тебя давно пора сдать в утиль вместе с Лужиным».
– Я был занят, – сухо ответил он, – выполнял ваше же поручение.
– Мне доложили. Из окна больницы видно, как оно догорает.
Платон пожалел, что не может схватить с трудом разговаривающего военного пенсионера и вытрясти из него душу, случайно за что-то зацепившуюся и не сумевшую сбежать из рыхлого тела.
– Из министерства звонили. Даже там знают, что ты организовал притон из забулдыг на территории института.
Платон молча слушал, громко сопя.
– И как ты, наверное, догадываешься, наверху требуют крови, здесь и сейчас, – продолжал Демидович. – Будь на месте, приеду.
Осторожно положил трубку на рожки и сглотнул. Во рту в момент пересохло, и закружилась голова. Впервые в жизни затряслись руки.
Конец, провал, тупик. Через несколько минут Демидович будет отчитывать его, как мальчишку. А то, что случится потом, вовсе не хотелось представлять. Он встал со стула и бродил кругами по кабинету, заводясь все сильнее.
Ну уж нет, он не даст списать себя со счетов так легко. Он разработает план. Из любой ситуации найдется выход. Полез в шкаф. Демидович никогда не хранил важные вещи в сейфе – там всегда ищут в первую очередь.
– Должно же быть хоть что-нибудь, – бормотал он.
Он не представлял, что пытается найти. Какие-нибудь бумаги, справки, способные скомпрометировать Демидовича. Используя их для шантажа, посадит его с собой в одну лодку – тонуть, так вместе.
Маленький червячок в мозгу нашептывал, что за оставшиеся минуты невозможно разобраться ни в каких в бумагах, даже если они и существуют. Но сдаваться нельзя, ведь он никогда не отступает и обязательно добивается желаемого.
Пролистал папки – хлам от предыдущего владельца кабинета. Должно же найтись хоть что-то! Не бывает безвыходных ситуаций. Простучал ящики, прощупал карманы, просмотрел
