Мы уже подумываем о создании собственных биотов. Немного подкорректируем и можем в следующем году попробовать. Создать первую женщину.
- А ты не боишься? – Горохов усмехнулся.
- Чего?
- Биоты – бабы свирепые и все карьеристки; как только вы научитесь их делать, они тебя же и выкинут отсюда.
- У нас отсюда никого не выкидывают, у нас всех… ненужных отправляют в конвертор, – поправила его Люсичка.
- Кстати, а почему биоты только женщины? – интересуется уполномоченный.
- Не только, просто тебе попадались одни женщины, - предположила Людмила Васильевна. – Пророк думает, что биоты-мужчины – это в основном учёные. Они вряд ли покидают север. Они слишком умны для этого.
И тут уполномоченный вспоминает:
- А ты сказала, что сам Отшельник благодарил тебя.
- И что? – женщина насторожилась.
- Ты видела его?
- Никто, кроме пророков, не видел Пробуждённого, мне пророк передал его благодарность.
- Понятно; а сколько всего пророков у Пробуждённого?
- Горохов! – она в который уже раз смотрела на него неодобрительно.
- Чего?
- Прекрати вынюхивать, - строго сказала она.
- Я ничего не вынюхиваю, - уполномоченный развёл руки.
- Ты всегда вынюхиваешь, постоянно задаёшь какие-то вопросы; когда я тебя увидела первый раз, ты таскался по Губахе и всё выспрашивал о чём-то у всех, кого встречал. Ты и сейчас сидишь и прикидываешь, что будешь писать в отчёте начальству.
- У нас не пишут отчётов, - на сей раз он поправляет её, - у нас пишут рапорты. И думаю я не о рапортах, я думаю, что по возвращению в Город я буду писать прошение о направлении меня на медкомиссию, после чего надеюсь получить пенсию от Трибунала.
И тут она ему говорит:
- Тебе не нужна пенсия, Андрей.
- Да? – удивляется он притворно. - Это почему же?
- У тебя всё будет, - продолжает Люсичка, и теперь он в её усталых глазах видит огонь, тот огонь, который видел раньше, лет эдак пять-шесть назад, - двадцать тысяч рублей, медью, золотом, оловом, всем, чем захочешь, новый отличный корпус и жизнь на севере вместе с твоей семьёй. А если останешься здесь, и работой обеспечим.
«Работой? С вами? Что-то… не очень…». Но вот магическое слово «север» его, конечно, заинтриговало.
- Ты и пропуск на север сможешь добыть? – усмехается Горохов. - Для всей семьи? – он опять усмехается. – Ну, это вряд ли, северяне хотят меня засудить.
- Вас проведут через болота. Если будет нужно.
- Да, через восемьсот километров кишащей невиданными тварями жижи? Ну, знаешь…, - он морщится. - Позволь усомниться.
- Проведут. Горохов, вы там в своём замшелом Трибунале за Уралом очень хорошо живёте, совсем ожирели и отстали от жизни, - уверенно говорит Люсичка.
- Неужели? – он вкладывает в слово всю едкость, на которую был способен.
Она морщится, то ли от его тона, то ли от приступа недомогания, а потом говорит устало:
- Уже лет десять, как на берегах болот селятся казаки. Сначала ставили временные стоянки, рыбу ловили, там её очень много, а потом стали поднимать на этом столько денег, что перестали оттуда откочёвывать. Стали жить с семьями.
- Живут с семьями на болотах и не цепляют грибок? Там всё заросло красным камышом, - уж теперь эта тема для уполномоченного была, мягко говоря, животрепещущей.
- Приживаются как-то, - Людмила Васильевна пожимает плечами. - Вон у тебя пшеничный хлеб под рукой; откуда, ты думаешь, тут пшеничная мука? Думаешь, с севера по реке привезли, а потом из Агломерации сюда её тащили?
- А ты думаешь, есть проход через болота? – не верит он. Горохов неоднократно слышал байки про тех, кто ушёл в болота и как-то, каким-то волшебным способом проплыл по топям и вышел с другой стороны. Но он всегда интересовался в таком случае: а кто про это мог рассказывать? Тот, кто потом почему-то вернулся? Нет… Уйти в болота – всё равно что уйти на тот свет. Это дорога в один конец. И если ты и вправду дойдёшь до северного берега, ты уже не вернёшься, чтобы этим похвастаться. Но… и вправду, откуда в Серове оружие, о котором он узнал, ну а тут мука пшеничная? Он доедал прекрасно приготовленного козодоя и думал над словами Людмилы. Верить ей на слово – ну уж нет; но, судя по всему, им и вправду было нужно это вещество. На посулы они не скупились. И выторговать всё обещанное он, конечно, мог.
«Двадцать тысяч? Неплохие деньжата. Тысяча месяцев безбедной жизни в Агломерации. Или пятьсот месяцев в роскоши. Ну, или четыре раза поменять лёгкие, со всей остальной требухой, поражённой грибком. И всё это за пробирку вещества. Вот только где взять это вещество?».
И она прерывает его размышления, снова повторяя свою фразу, после которой он задумался:
- Андрей, у тебя будет всё. Всё, о чём ты можешь только мечтать. И если хочешь, как только вернёшься в Новую Лялю, получишь аванс три тысячи. Можешь их отправить семье… В виде страховки.
Это было, конечно, заманчивое предложение, и скорее всего правильное; если он всё-таки пойдёт и не вернётся из песков, у Наташи с детьми будет чуть больше денег. Но всё равно… Он смотрит на неё исподлобья и говорит:
- Можешь пообещать мне хоть сорок тысяч, и все авансом, но я не знаю, где искать «выход».
- Выход? – не поняла она.
- Это то место, где песок убрали с участка, сгребли в стороны, а из грунта выросли чёрные деревья. Из трещин которых и выходило вещество.
- Ты называешь это «выход»?
Он пожал плечами:
- А как называете вы?
- Мы пока никак не называли, теперь будем использовать твоё выражение, – сказала она со значением: мол, все права на название твои. Но Горохов только поморщился от такой чести, а женщина продолжила: – А если тебе укажут, где будет такой «выход», сходишь за реликтом?
- Ну, твой пророк говорил мне, что у вас есть какой-то человек, – вспомнил уполномоченный.
- Да, есть…
- Ну так зачем вам я? Пусть он и сходит. И кучу денег сэкономите, – резюмировал Андрей Николаевич.
- Он готов идти, - говорит ему Люсичка. – Но один он может не дойти, просто не дойти, в тех широтах бывает до семидесяти градусов, и случись что, например, обычный тепловой удар –
