и он просто уже не поднимется с песка.
- А ещё там будут дарги, а ещё всякие неведомые твари…, - напомнил ей Горохов. – Я ехал туда со взводом отличных закалённых бойцов с неплохим офицером, на отличной технике, и у нас были коптеры, ПНВ, миномёты и мины с «ипритом». А возвращался я оттуда с полумёртвым солдатом на своём заранее спрятанном мотоцикле, потому что все солдаты, и весь этот отличный транспорт, и офицер… все, все, все… все, и люди, и железки, были уничтожены.
- Но ведь это был второй раз, - заметила Людмила Васильевна и допила то, что было у неё в фужере.
- Что? – не понял уполномоченный.
- Это был второй твой вояж к «выходу», сначала же ты нашёл его, когда был один. Нашёл и благополучно вернулся назад.
Горохов молчит, и, чувствуя свою правоту, женщина продолжает:
- Может, не нужно туда брать три десятка людей и десяток машин, может, туда лучше добираться… вдвоём?
Горохов молчит, понимая, что в её словах есть какой-то смысл, но всё равно он не хочет идти за веществом. За реликтом, как называют его Люсичка и пророк.
- Слушай, Горохов, - продолжает женщина, - если бы…, - она замолкает, но, собравшись с духом, снова говорит: - Я бы пошла с вами третьей, если бы сейчас могла, и постаралась бы не быть обузой, – она снова замолчала и несколько раз глубоко вздохнула. – Я бы вытерпела всё. Но пошла бы…
И тут Людмила Васильевна вдруг наклонилась вправо, немного опустила голову… и её вырвало на ковёр рядом со стулом.
Рвало её недолго, портить ковёр ей было особо нечем, она почти ничего не ела, только пила. Женщина взяла со стола салфетку и вытерла рот, потом приставив свою маску к лицу, сделала несколько долгих, глубоких вдохов и убрала её.
Горохов, смотревший на всё это внимательно, наконец произнёс:
- Тебе, наверное, нужно прилечь.
- Нет, - твёрдо, но негромко отвечала ему Людмила Васильевна, - мне нужно убедить тебя отправиться за реликтом.
- И ты думаешь, что у тебя получится? – спросил он таким тоном, что у любого другого отпали бы все сомнения в реальности этой задумки. Но Людмила Васильевна была не из тех, кто сдаётся. И у неё нашёлся ещё один довод.
- Моим старшим дочерям, - начала она, - уже двенадцать лет, и клетки в их организмах делились уже двадцать пять раз.
- А это здесь к чему? – Горохов почувствовал какой-то подвох. – При чём тут твои старшие дочери?
- Мои дочери не доживут до семнадцати лет; уже в пятнадцать лет с ними начнёт происходить то же самое, что сейчас происходит со мной. Потом настанет черёд моих средних сыновей. А через десять лет – и моих младших. Над всеми ними висит «потолок двадцати восьми», и я не уверена, что смогу заслужить для каждого из них новый корпус.
Кажется, это был худший день из тех, что он пережил. Даже дни его тяжелейших ранений теперь казались ему всего-навсего неудачными. Горохов взял салфетку, вытер ею губы – ни есть, ни пить он больше не хотел, – закрыл глаза и запрокинул голову. Ему хотелось курить, он уже Бог знает сколько не курил, а покурить у него причины были, были. На столе перед ним кто-то понимающий даже поставил красивую пепельницу. Но сейчас он уже побаивался искать сигареты в кармане. Курить-то, конечно, хотелось, но хрен его теперь знает, как курение отразится на его грибке.
Глава 41
Она была очень миленькой – вся такая свежая, опрятная, здоровая, с хорошими зубами, которые женщина всё время демонстрировала, улыбаясь ему:
- Я настроила вам кондиционер на двадцать пять градусов, но если это слишком низкая для вас температура, то вы можете изменить, вот тут пульт.
- Да, я понял, спасибо, - сухо отвечает уполномоченный, вешая пыльник у входа на вешалку.
- Здесь ванная комната, - Рита открыла дверь, - тут же и санузел. Если есть необходимость, я заберу вашу одежду и постираю её.
- Необходимости нет, - его одежду вчера стирала Вероника, потом он ехал в закрытом кузове с кондиционером. Одежда была чистой. Горохов проходит, ставит винтовку у кровати. Сам садится на красивое покрывало. Он всё-таки хочет закурить. – Пепельница… Тут можно курить?
Женщина тут же бросается к круглому столу.
- Пепельница… вот она, может, её поставить вам к кровати? – и, не дождавшись его согласия, приносит пепельницу и ставит её на тумбочку возле кровати.
Он ещё не достал сигарету, а она уже из передника вытащила зажигалку. Она на удивление услужлива и улыбчива, прямо милашка, да и гостевая комната превосходна: ковры, обои, система видеовоспроизведения. Можно посмотреть что-то весёлое или музыкальное из древней жизни. А кровать… О, это просто мечта его Натальи. В их небольшую квартиру такую просто некуда было поставить. Горохов с удовольствием выпускает дым и снова делает большую затяжку. А женщина теперь подходит к небольшому холодильнику, открывает его.
- Тут есть несколько видов еды и напитков; если желаете выпить, я вам сейчас же налью.
- Налейте водки кактусовой, несладкой. Есть такая у вас?
- Думаю, что есть, - она присела у холодильника и начала выбирать.
Женщина была предельно услужлива и, налив ему в стакан водки, ещё в один стакан налила сока, кажется, яблочного. Стаканы не поставила на стол, а принесла к кровати. И сказала:
- Если вам что-то понадобится, вот кнопка. Вызывайте меня в любое время, не стесняйтесь.
Кажется, всё, что нужно, она сказала, но уходить не спешила, стояла в нескольких шагах от него и улыбалась.
Не то чтобы Горохову что-то сейчас было нужно… Просто не хотелось оставаться в одиночестве. И известие про грибок, и тягостный разговор с Людмилой никак не прибавляли ему хорошего настроения. И поэтому он спросил у женщины:
- Выпьете со мной?
- Нет, пить я не буду, у меня овуляция, но если хотите…, - она чуточку замялась, – я с удовольствием посижу с вами, выпью сока.
- У вас овуляция? – Горохов был уже готов к чему-то подобному. – То есть…
Она мило улыбнулась:
- Если вам захочется близости, я буду очень рада, – и добавила потом: - Мы все будем рады.
- Мы все? Кто это мы все? – удивился уполномоченный; он раздавил окурок в пепельнице и вытащил