В тот 1973 год на Пасхальную неделю пришёлся день золотой свадьбы моих родителей. Конечно, звать гостей мои слабенькие старички были не в силах. Но мы всей семьёй приехали к ним вечером, привезли кулич, творожную пасху, накрыли стол и пили вместе чай. Мой отец Владимир отслужил в кабинете дедушки благодарственный молебен, внук сфотографировал старичков. «Это последняя моя Пасха, — говорила бабушка, — пора мне, пора уходить из этой жизни».
В то лето старички впервые не приезжали в Гребнево на летний период. Но в гости они приехали. Мама пошла на кладбище, где была могила нашей няни — монахини Евникии. «Вот мы с ней вместе прожили двадцать семь лет, рядом и ляжем», — сказала бабушка Зоя. Она взяла тетрадь и нарисовала план кладбища, указав стрелками, как следует нести её гроб, когда она умрёт. Смерти моя мама не страшилась, приготовила себе все к погребению. Кое-кому она сказала: «Прощайте, больше в этой жизни не увидимся».
Кончина моей мамы
В первых числах ноября бабушка Зоя одна сходила (на праздник Казанской иконы Богоматери) в Елоховский собор и причастилась. 8 ноября бабушка заболела воспалением лёгких и слегла. По настоянию Серафима установили дежурство около больной бабушки. «Чтобы старички одни не оставались», — горячо хлопотал внучек, только что отслуживший армейскую службу. На моё горе, я заболела радикулитом и несколько дней провела в постели, не имея возможности от боли передвигаться. Но у нас уже была в те годы телефонная связь с квартирой старичков, так что мы постоянно были осведомлены о том, что там происходило. Больную посетил наш хирург Иван Петрович, который был специалистом по лёгким. Он сказал, что сильные антибиотики быстро сняли воспаление в лёгких, но что сердце Зои Веньяминовны очень ослабло. Врач велел лежать, несмотря на нормальную температуру. «Будьте готовы ко всему», — сказал он дедушке, уходя.
Но Николай Евграфович не обратил на эти слова внимания, так как супруга его была весела, бодра духом, кушала, вникала во все хозяйственные дела, порывалась вставать.
Наконец 13 ноября я почувствовала, что могу ходить.
— Поеду к маме, — радостно сказала я. Батюшка советовал мне ещё отдохнуть от болезни, не выходить на холод, но я решительно ответила: — Нет, я должна ехать, мама давно меня ждёт.
Кажется, никогда в жизни мы с мамочкой не были так рады друг другу, как в этот день! Мы без конца целовались, обнимались, мама плакала.
— Мамочка, я тоже лежала, я рвалась к тебе всей душой, но вставать не могла, — говорила я. — Теперь я тебя уж не оставлю, лежи спокойно, поправляйся.
Мамочка показала мне, где и что у неё лежит, где белье для дедушки. Она говорила:
— Моя большая просьба — не оставляйте дедушку после моей смерти. Всех прошу...
Вечером мама просила меня почитать ей вслух покаянный канон, написанный в стихах, по-русски. Она все время плакала, прощалась со мной, повторяя: «Ты оправдала наши надежды». И она снова рыдала. Такой сердечной близости, такого понимания у нас с мамой прежде, казалось, не было. Я её утешала, но она продолжала прощаться.
Последний раз я спала на своём сундучке в комнате с мамой, где протекло моё детство. Ночь прошла спокойно, утром я уехала, обещаясь приехать на другой день.
А вечером в тот же день мама вызвала к себе свою родную сестру Раису Веньяминовну и говорила с ней более часа. Я с детства помню эти посещения тётки. Мама оставалась один на один с сестрой, запирала к себе дверь. Они тихо беседовали. Мама выходила всегда с заплаканным лицом, грустная. А тётя Рая улыбалась, ласково нас целовала и, приветливо прощаясь, быстро уходила. Папа вопросительно смотрел на жену, а мама молча отрицательно качала головой или говорила одно слово: «Бесполезно...»
В детстве мы не понимали, что происходило между родными сёстрами. Но теперь я знаю, что мать моя всю жизнь хотела вернуть на путь веры свою старшую сестру. Она напоминала ей то воспитание, которое Раиса получала в Елизаветинском институте, где она изучала Закон Божий и даже пела на клиросе в храме. Но после революции Раиса Вень-яминовна отошла от религии и сына растила без церкви. Она оставалась морально на высоте, работая в библиотеке, была членом народного суда и вообще принимала горячее участие в воспитании «нового» общества.
Только после смерти моей мамы, в преклонном возрасте, Раиса Веньяминовна поняла, что без религии, без веры в Бога невозможно построить нравственное общество. Я уверена, что молитвы моей мамы, пребывающей на том свете, дошли до Бога. Может быть, и эта последняя слёзная беседа накануне дня смерти моей мамы сделала своё дело, осталась в памяти у тёти Раи.
Раза два в год я её навещала. Я без стеснения спрашивала тётку: «Может быть, вам хочется со священником на исповеди побеседовать? Хоть вы и прекрасно себя чувствуете, но к часу смерти надо быть готовой, вам уже около восьмидесяти лет». И вдруг однажды тётя ответила мне: «Да, Наташенька, я с радостью исповедовалась бы... Только не у знакомого священника, мне стыдно...»
Тогда я привезла к тётке домой ласкового, снисходительного, опытного священника. Раиса Веньяминовна исповедалась, причастилась, после чего даже несколько раз ездила со мной в храм, где неизменно всегда причащалась. Она дожила до девяноста одного года. Последние годы тётка не выпускала из рук Евангелие и молитвенник, отложила все заботы и лишь омывала слезами свою прошлую жизнь. Тётю мы похоронили рядом с мамой. Слава милосердному Богу, Слышащему молитвы рабов Своих, исполняющему их просьбы!
Да, уходила с этого света мамочка моя с заботой о душах своих родных. Понервничала она в последний тот вечер, поплакала, а утром стала ещё слабее. Но в обед Зоя Веньяминовна немного поела, лёжа на своей постели. А рядом в комнате обедали дедушка, Коля и Катя, которая была в тот день за хозяйку. Она убрала посуду, собрала огромную сумку белья, которую бабушка просила отнести в прачечную.
Катя ещё не успела уйти, когда бабушка сказала:
— Звонят в дверь.
— Нет, бабушка, тебе это опять показалось.
— Нет, пойдите откройте. Кто-то пришёл.
Чтобы успокоить больную, дедушка открыл дверь и сказал:
— Никого нет.
Бабушка поцеловала Колю, который шёл на вечерние занятия, и опять сказала:
— Я знаю, вы не говорите мне, кто пришёл, хотите, чтобы я отдохнула после обеда. Но я чувствую, что кто-то хороший-хороший к нам пришёл!
Катя, уже одетая в пальто, вошла в спальню с узлом в руках, чтобы бабушка видела, что она уходит. Катю поразило лицо бабушки: она, улыбаясь, смотрела на дверь, будто видела кого-то, а глаза её стали синие, глубокие, сияющие, «Взгляд молодой, как на портрете убитого на войне дяди Коли», — подумала Катя и вышла.
Дедушка закрыл за внучкой дверь и услышал голос супруги:
— Помоги мне лечь...
Старушка обняла его, и он вдруг почувствовал, что тело его Зоечки стало тяжёлым...
Николай Евграфович взглянул в спокойное лицо супруги, но глаза её закрылись уже навеки. Он подумал, что жена в обмороке, и поспешил к телефону. Тут раздался звонок в дверь — пришёл врач-сердечник, вызванный накануне. Папочка мой сказал:
— Вот вы вовремя пришли — с женой плохо. Молодой мужчина пощупал пульс ещё тёплой руки и сказал:
— Всё земное окончено.
Для отца моего это было большое потрясение. Он не ждал так скоро смерти супруги. Недели три он ходил как во сне, все время молился, забывал поесть, часто плакал. «Ведь она меня к Богу привела», — говорил овдовевший папочка, как бы оправдываясь в своём горе.
Катюша быстро вернулась домой, позвонила нам. Я тоже не ожидала смерти мамы, расплакалась. Но муж мой был
рядом, ласково утешал меня. Мы тут же приехали в нашу осиротевшую квартиру, сделали, что нужно, положили покойницу на стол.
Около одиннадцати вечера с весёлым смехом ворвались в дом Любочка и Коля. Они почти столкнулись на улице, подходя к дому, а потому были так веселы. Увидев наши лица, ребята притихли и ахнули. Коленька тут же открыл Псалтирь и до глубокой ночи читал молитвы над своей бабушкой, которая любила его больше всех на свете.
Последнее время бабушка говорила:
— Ох, только б мне не залежаться, не хочу я быть никому в тягость! Как слягу окончательно — вы не кормите меня дня три, я и умру.
Привыкла бабушка всю жизнь служить людям, о всех заботиться, так и боялась одного — не обременить бы близких... За её любовь и милосердие Господь послал верной рабе Своей Зое тихую, лёгкую кончину.
Переживания за взрослых детей
Первые недели после смерти бабушки я провела у них в квартире, разбирая вещи покойной, наводя порядок и заботясь об овдовевшем отце. Он много плакал, читал заупокойные акафисты и говорил: «Ведь Зоечка меня к Богу привела!»
Я вспоминала тогда рассказ мамы: «На лекцию В. Ф. Марцинковского (на тему «Кто был Иисус Христос») пришёл в зал Технического училища новый человек. Он был в военной форме и сидел все время, облокотившись на руку, которой закрывал глаза. По лицу его потоками все два часа струились слезы». А папочка мой говорил: «Я пришёл на лекцию неверующим, а вышел — верующим».
