и о других подумать. И что я уже из нее вырос. Что он мне уже все дал, что мог. Я… В общем, я понял, что он меня разлюбил. Бегал за ним. Писал ему письма. Стыдно. Он не отвечал. А потом Михаил… В общем, он меня… Я не знаю, как это назвать. Трахнул? Я любил Володю, я был готов, но только с ним… И из того, что этот Михаил мне наговорил, ну в процессе… Я понял, что… В общем, у них отработанная схема. Володя поиграет – с заей, они так это называют. Себя медведями, а нас – заями. Я, веришь, не могу мимо магазинов игрушек ходить. Блять. А потом зая чуть подрастет – и переходит кому-то еще, как эстафетная палочка. Михаил как раз постарше любит: чтоб не только он сам, но и его тоже. И мне в этот момент стало уже все равно с кем. Я понял, что Володя не вернется.
Тим оборачивается к синтезатору, что-то там нажимает, крутит – и вдруг начинает играть. Мелодия звучит очень тихо, в ней нет никакого ритма, некоторые ноты звучат, кажется, целую вечность, а потом пальцы Тима срываются с места, пробегают несколько тактов – и снова замирают в нерешительности. Лиза узнаёт эти звуки. Она их уже слышала, и слышала от многих: их играл ей ютьюб, потом орган, потом рояль. Ян.
Тим убирает руки с клавиш, выключает синтезатор, и Лиза произносит это имя вслух.
Тим смотрит на нее, просто смотрит, но как-то слишком долго. На диване совершенно некуда спрятаться.
– Так вот как ты меня нашла, – наконец говорит Тим. – Он тебе про меня рассказал, да? Ты, похоже, профессиональный попутчик.
Лиза некоторое время осмысливает сказанное, эта мысль ей даже нравится.
– Больно, – говорит Тим. – Надо же. Про всех этих тварей не больно. А тут…
– Как ты с ним познакомился?
– Прикинь, не помню. Где-то у Михаила пересеклись, кажется. Я тогда ни о ком, кроме Володи, думать не мог, поэтому и Яна не сразу заметил. Жалел потом, что никак вспомнить не могу, как это было. Ну, что я подумал, когда увидел его в первый раз. Скорее всего, конечно, вообще ничего не подумал – или что-то типа “неужели никогда больше не увижу Володю?”. – Тим хрипло смеется.
По верхней губе опять начинает струиться теплое, стекает на подбородок, щекочет шею. Лиза нашаривает полотенце, но оно уже так насосалось, что больше не возьмет, и Лиза отбрасывает его и хватает следующее – впрочем, с ним та же история. Лиза загораживает нос ладонями, пытаясь перекрыть каплям дорогу, но они все равно пробиваются, соединяются в ручей, катятся к локтям. Лиза наклоняется над низким журнальным столиком – лучше уж на него, чем на ковер.
– Погоди, сейчас. – Тим спрыгивает с табуретки и выбегает из комнаты.
Капли срываются с сомкнутых ладоней, ложатся знакомым ковшом. Лиза проводит между ними линии, соединяя капли в медведицу, превращая медведицу в странную систему планет, в которую то и дело добавляются новые небесные тела. Очень быстро в этом космосе становится слишком тесно, хорошо бы вылететь в другую галактику, но как? Лиза проводит окровавленной ладонью по черному стеклу, сметая жизнь на своем пути, а потом на разлинованной поверхности вдруг выводит треугольную спираль. Капель вокруг все больше, спирали получаются и из них.
Кровью рисовать гораздо приятнее, чем соусом, и остановиться невозможно: раскручиваешь из центра по часовой, бросаешь – и снова раскручиваешь из центра. Весело и легко. Только кровь быстро сворачиваться начинает, и палец прилипает к стеклу – противно и бесит, приходится чертить быстрее и быстрее, пока еще осталось чем.
Тим входит в комнату с новым полотенцем и каким-то стаканом в руках, смотрит на столешницу, измазанную кровью, и замирает. Потом бросается к столу, падает на колени, хватает пропитанные кровью полотенца, плюет в центр стола и остервенело трет.
– Давай, нос свой заткни и вали отсюда, слышь? – говорит он, задыхаясь. – Приходишь, рисуешь тут черт-те что. Я уже досыта говна наелся. Мне девять было, когда все началось. Тогда за меня никто не вписался. Мать не поверила. А потом, уже сильно позже, я отцу рассказал, ну, и он… – Полотенце вдруг расползается на нитки под его руками, он всхлипывает, хватает другое, окровавленное, плещет на стол из стакана – по комнате распространяется резкий запах спирта – и продолжает тереть – с силой, почти маниакально. – Он сказал, что лучше б я сдох, чем пидор. Я его не видел. Уже лет семь, наверное. Ну, шесть. А сейчас в клинике был. В общем, после передоза. Мать приходила. Говорит, он лечение оплатил. Он вечно так: плохо тебе? Баблишка кинет – на, утешься. Получшело? Но видеть меня все равно не хочет. Мать суетится, пытается нас помирить как-то, что ли, но чо там мирить, мы ж не ссорились. Просто он меня куском говна считает, и правильно, наверное. И я, в общем, просто, наверное, хотел бы забыть это все. И не чувствовать себя таким говном. Потому что иначе все зря, и все по новой, и опять передоз, и клиника, а я, короче, устал. Не вывожу больше. – Тим швыряет полотенце в дальний угол комнаты – влажный, хлюпающий звук, будто шлепок по голой коже, – садится на пол, обхватывает голову руками, держа окровавленные кисти над головой. На столе подсыхают белесые розоватые разводы.
– Пусть бы Ян! Почему не Ян, а? Он же знаменитый, – бормочет Тим, не убирая рук от лица.
– Ян отказался, – тихо говорит Лиза. – Угрожал. Велел не беспокоить.
– А, ну конечно. Весь из себя звезда. Не дай бог скандал. Нельзя! Карьере повредит! А мне можно, да? Я же переживу, да?
– Тим, пожалуйста.
– Кровь остановилась? Ну, тогда вали. Все, поговорили. И не приходи больше, поняла?
Лиза потихоньку встает с дивана и покидает эту пропитанную кровью комнату, эту заброшенную всеми квартиру.
– Лиза придет еще, – тихо говорит она на пороге.
– Похуй, больше не пущу, – отвечает Тим и захлопывает за ней дверь.
Кое-как, то и дело протирая лицо снегом, Лиза добирается до дома. Ночью ей совсем не спится – куда ни повернись, перед глазами возникают руки Тима, перекрывшие перекошенное лицо, и витрины магазинов, уставленные невозмутимыми зайцами и медведями. Но на следующий вечер, закончив дела, Лиза одевается и, даже не посоветовавшись сама с собой, идет к дому Тима и просто стоит у подъезда, ждет. Спустя сорок семь минут мимо нее проходит Тим и захлопывает за собой подъездную дверь. Когда в его окне зажигается свет, Лиза разворачивается и идет домой, хорошо понимая, что назавтра придет опять.
Эпизод 2275 Лиза извлекает ключ из скважины, привычно удивляясь –
