Анна сжала руки в кулаки и так резко обернулась, что Ленхен вздрогнула.
— Тогда нашему отцу не следовало так быстро сдаваться, — выпалила она, не сводя глаз с сестры.
«К тому же он ни разу не сказал мне ни единого доброго слова, — промелькнуло у нее в голове. — И он бы лежал сейчас где-нибудь в канаве, если бы я не основала эту фирму. У него есть крыша над головой, чистая одежда и горячая еда. Я даже водку ему покупаю, но до сих пор так и не услышала слов благодарности».
Однако Анна больше не была ребенком и уже не зависела от похвалы.
Она заметила, что Ленхен все еще смотрит на нее.
— Мне очень жаль, что вы ссоритесь, — вздохнула младшая сестра. — Может, отец и прав, все это слишком тяжело для нас, женщин. Ты выглядишь усталой, Анна, и печальной. Думаю, я еще никогда в жизни не видела тебя такой печальной, ни разу с тех пор…
Старшая сестра покачала головой.
— Не продолжай, Ленхен, прошу тебя. Я устала, потому что много работаю, а не потому, что я женщина.
«Почему это я печальная? — задумалась она. — Вот и сестра это заметила. Вчера и Эдвард говорил о том же. Он огорошил меня вопросом, не скучаю ли я по кому-нибудь».
Юлиус!
Анна поджала губы. Ей не удалось забыть его, как она ни старалась. Даже успех фирмы был каким-то безвкусным без него. С какой радостью Анна рассказала бы кому-нибудь о том, что ей удалось сделать: о первых месяцах, которые она провела в работе, о первых батраках, которых она смогла нанять, о первых деньгах, которые она, естественно, потратила на новых лошадей и повозки. О первом клиенте, который пришел во второй раз, потому что ему понравилось обслуживание. Вскоре Анна смогла вернуть долги Эдуарду — это давно стало для нее делом чести. Анна решила, что за несколько лет выплатит и Виктории все до единого геллера и пфеннига. Иногда она представляла себе, как войдет в большую гостиную Санта-Селии и положит на стол перед постаревшей Викторией толстый кожаный мешочек с монетами. Тогда она больше никому ничего не будет должна. Никому.
Ленхен по-прежнему стояла перед ней.
— Что еще? — нетерпеливо спросила Анна.
Ей хотелось наконец-то остаться одной. Она больше не желала притворяться, вести себя как подобает, даже перед родственниками.
— Ничего, Анна, просто подумай о том, что я тебе сказала.
— Обязательно подумаю, — неохотно ответила Анна и расправила плечи. — Мне еще нужно проверить книги, — коротко произнесла она.
Анна уже давно сделала это, но она понимала, что сегодня еще долго не сможет обрести покоя.
Вечернее солнце заливало красными лучами окрестности, когда Анна отложила перо, вышла из бюро и заперла за собой дверь. Сначала она хотела отправиться в дом напрямую, через двор, в котором слышались голоса Ленхен, Элизабет и Марлены. Но потом повернула и вышла за ворота. Путь ее лежал в тот район, где они когда-то жили.
Вскоре народу стало больше, слышались слова чужой речи. Иммигранты приезжали не только из Германии. Они стекались сюда со всех концов света и, прежде всего, из обедневших итальянских провинций. На улицах слышался генуэзский и неаполитанский говор, который смешивался с испанским — родным для коренных жителей. Итальянцы привезли в Новый Свет и свою кухню. «Тальятелли» называли «тальярини» — смесь итальянского с испанским.
Анна направилась к Марии. Она долго не могла выкроить время для визита. Несмотря на то что Мария и Лука каждый день приходили к ней на работу, у Анны складывалось впечатление, что теперь у них остается все меньше времени на разговоры. Совместные вечера стали редкостью.
Еще издалека она увидела Луку, сидящего на лавке. На нем был толстый шерстяной свитер, длинные штаны и шапка. Только ноги были босыми. Анна кивнула ему. Лука улыбнулся, но ничего не сказал.
— Мы не попрошайки, — сказала Мария, когда Анна хотела дать ей денег. — Мы работаем.
Поэтому ей пришлось взять их к себе на фирму.
Анна помахала Луке.
— Мария дома? — спросила женщина.
Лука кивнул.
— Она обрадуется, когда увидит, что ты к нам снова пришла, — произнес он приятным бархатным голосом.
Анна кивнула.
Прошло немного времени, прежде чем она привыкла к полумраку, царившему в помещении. Мария стояла у стола, держа в руке нож, которым только что чистила картофель. Когда она заметила Анну, то тут же положила его.
— Анна! Присаживайся, прошу. — Итальянка пододвинула подруге стул, и Анна села. — Ты хочешь есть?
Анна хотела отказаться, но передумала. Мария казалась худой, как подпорка для фасоли, и хрупкой, как бокал, но кухаркой была отменной. Она могла наколдовать обед из ничего и гордилась этим.
— Да, охотно.
В тот же миг перед Анной появилась тарелка бульона, в котором Мария размочила сухарь.
Анна молча похлебала суп. Он, как всегда, пришелся ей по вкусу.
— Я хочу извиниться за отца, — сказала она позже. — Он не хотел тебя обидеть.
Анна опустила глаза, потому что ей пришлось солгать. Вчера Генрих снова оскорбил Марию и Луку, и хотел сделать это, тщательно подбирая слова.
Мария ничего не ответила. Тем временем она закончила чистить картофель и теперь грела воду в кастрюле. Анна заметила, как она вдруг покачнулась и ухватилась за стол. Уже несколько дней у Марии бывали приступы слабости, но они быстро проходили. Анна подумала, что ей это показалось. Теперь она знала, что приступы действительно случаются. Она серьезно взглянула на подругу.
— Что случилось, Мария? Скажи мне, пожалуйста, немедленно, что с тобой?
Мария придвинула табурет и села. На ее лице появилась улыбка: смесь боли, радости и страха.
— Я беременна.
— Что? Но я думала… — Анна уставилась на подругу.
— Нет, я все же могу иметь детей. Только это… — Мария осторожно погладила рукой по животу. — Только это нелегко для меня.
— На каком ты месяце? — Анна не могла отвести глаз от подруги.
— Уже на пятом, — усмехнулась Мария.
Анна не могла больше сдерживаться и бросилась ее обнимать. Она почувствовала, как маленькая итальянка дрожит в ее объятиях, прикоснулась к ее уже слегка выпуклому животу. Мысли роились у Анны в голове.
— Я сейчас же найду няню для Марлены, — произнесла она. — Или Ленхен возьмет твои обязанности на себя. Ты сможешь и дальше готовить?
Мария смотрела на нее. Анна затаила дыхание.
— Я не могла бы мечтать о большем, — ответила Мария. — Но Марлена… она расстроится.
Анна разжала объятия.
— Она привыкнет. Ты должна поберечься… ради ребенка. Пожалуйста, Мария!
— Как такое возможно, черт побери? — Штефан Брейфогель ударил кулаками по столу. — У нас никогда не было отбоя от клиентов. А сейчас в конюшне простаивают две лошади. Не говори ничего! — Налившимися кровью глазами он смотрел на сына. — Все эта баба, разве не так? Это она отбирает наших клиентов. Сначала она переманила нескольких из них, но теперь набирает обороты. Ах, я мог бы… — Брейфогель снова сжал правую руку в кулак.
