— Кто этот восьмой? — спросил я.
— Какой-то парень из Бресса, — ответил Поль Морель. — Это его первая гонка, он только вокруг своей деревни и ездил. Ему двадцать лет. Деревенщина…
— За двадцать километров он опередил остальных на две минуты, — с жаром встала на его защиту Корделия. — Молодец паренек.
Жюльетта, сидевшая в «ведетте» на заднем сиденье, рядом с Серебряной Ногой, рассмеялась:
— Ноги у него короткие.
— Он далеко не уедет, — подтвердил судья гонок, сопровождавший Мореля.
Корделия потащила меня к машине.
— Спорт озлобляет, — сказала она.
Мари-Жанна не выходила из автомобиля. С самого отъезда из Бионны она не произнесла ни слова.
Стали прибывать отставшие на подъеме гонщики, они ехали по два, по три человека. Было ясно, что мне не удастся нагнать головную группу до въезда в Клюзо; на крутых спусках велосипедисты срезают углы на поворотах и едут быстрее машины; я вернулся в Бионну по Сенклодской дороге и решил ждать гонщиков у начала «малого кольца».
Мы уселись на террасе кафе. Жара еще усилилась.
Поль Морель опередил гонщиков. На минуту он задержался около нас и крикнул Мари-Жанне:
— Ваш дружок дурит! Он оторвался от всех и догоняет брессанца.
— А Ленуар? — спросил я.
— Все это один обман, — бросил Серебряная Нога. — Гонка еще и не началась.
Морель дал газ, и «ведетта» исчезла в «малом кольце».
— Поль Морель и Серебряная Нога — два сапога пара, — проговорила Мари-Жанна и поджала губы.
Я уже начинал жалеть, что взял с собой эту угрюмую девицу. Один слепень неотступно следовал за нами от самого перевала, я пытался прикончить его свернутой газетой, но тщетно. Мы беспрерывно вытирали пот со лба.
Первым проехал брессанец. Через полторы минуты промчался Бюзар.
— Forza, Бюзар! Держись! — крикнула Корделия, которая, выросла в Италии.
— А он в самом деле допустил ошибку? — спросила Мари-Жанна.
— Он выбьется из сил раньше времени, — ответил я.
Основная группа, во главе с лионцем, не спеша проследовала через две минуты после Бюзара.
Когда Бюзар завершил «малое кольцо», он отставал от брессанца всего на пятьдесят секунд и опередил основную группу на три минуты.
Довольно продолжительное время мы сопровождали группу гонщиков, которые ехали к Клюзо со скоростью тридцать километров в час.
Отрыв брессанца и Бюзара явно не беспокоил лидеров гонки; они приберегали силы, помня о подъеме с тринадцатью поворотами. Шестеро гонщиков во главе с Ленуаром нагнали основную группу на полпути в Клюзо.
Я увеличил скорость до ста километров в час; Корделия засекла время. Когда мы поравнялись с Бюзаром, она быстро подсчитала, что он опередил основную группу на четыре минуты, то есть на три километра. Проезжая мимо, я крикнул ему об этом. В ответ он дружески помахал рукой.
— Мне кажется, он едет без особого напряжения, — сказала Мари-Жанна.
Разрыв между брессанцем и Бюзаром уменьшился до четырехсот метров. Я поравнялся с крестьянином и некоторое время ехал рядом.
— В четырехстах метрах от тебя одиночка! — крикнул я ему.
Брессанец, казалось, не расслышал меня, и я повторил:
— Группа в трех километрах, а за тобой едет одиночка.
Брессанец обернулся, увидел Бюзара и, вместо того чтобы дождаться его, пригнулся к рулю и поехал быстрее. У него явно не было никакого опыта в гонках. Я снова крикнул:
— Вдвоем ехать легче. Дождись одиночку. Дурак, береги свои силы. Нажмешь к финишу, если еще будешь способен на это…
Но он поехал еще быстрее, так, будто гнался за ним я. У него толстые, нежно-розовые щеки, светлые короткие завитки волос падают на лоб.
Мы подъезжали к Клюзо. Тучи нависали теперь над самым городом. Упало несколько капель дождя.
Я остановился, поджидая основную группу. По дороге наконец-то отнесло от нас ветром слепня.
— Выпьем еще по стаканчику, — предложила Корделия.
— Некогда. Сейчас начнется борьба.
— А почему вы не едете за передними? — спросила Мари-Жанна.
Ударил гром, и разразилась гроза. Сразу хлынул дождь. На дороге показалось несколько велогонщиков.
Основная группа только что раскололась. Двое лионцев, греноблец и еще пятеро велосипедистов пронеслись мимо нас со скоростью сорок пять километров в час. Корделия едва успела разглядеть номера. Вплотную за ними шли шесть машин, поднимая фонтаны воды. Поль Морель, проезжая, что-то крикнул нам, но мы не расслышали.
С пятисотметровым разрывом следовали еще двадцать велосипедистов, но они ехали медленнее. Среди них был Ленуар. Ему пришлось потрудиться, нагоняя группу, и сейчас он набирался сил перед крутым подъемом с тринадцатью петлями.
Я тронулся вслед за ними, развил большую скорость и, пока проезжал через Клюзо, всех обогнал. Бюзара мы настигли на третьем повороте.
Он поравнялся с брессанцем. Они по-прежнему выигрывали у основной ведущей группы четыре минуты, и Бюзар «сидел» у крестьянина «на колесе». Перед нами отвесно вставала гора. Дорога лезла вверх среди лугов. Стена дождя стала такой плотной, что мы уже не различали петлявшее над нами шоссе. Бюзар и брессанец снизили скорость до пятнадцати километров в час.
Достигнув четвертого поворота, они поехали еще медленнее. У брессанца от дождя развились завитки волос и прилипли к мокрому лбу. Он то откидывал голову назад, то наклонял вперед, словно пытаясь пробить лбом дождевую завесу.
— Прямо как бычок, — заметила Корделия.
Движения его ног стали беспорядочными.
Бюзар что-то крикнул крестьянину, но тот отрицательно покачал головой.
— Бюзар! — крикнул я. — Пусть ведет. Он дурак.
Даже если читатель никогда не садился на велосипед, он все равно поймет, что из двух велосипедистов, едущих вместе, труднее приходится тому, кто впереди. Тем же законом аэродинамики объясняется построение диких уток при перелете. Брессанцу приходилось рассекать за двоих не только воздух, но и дождь.
Бюзар снова что-то крикнул, потом вышел вперед. Движения ног брессанца стали более ритмичными. Дорога углубилась в чащу столетних елей, которые защищали от дождя, и оба велосипедиста опять поехали со скоростью пятнадцать километров в час.
На седьмом повороте брессанец проколол шину. Бюзар поставил ногу на землю, чтобы дождаться своего попутчика. Брессанец, сидя на корточках и отвинчивая гайки колеса, удивленно взглянул на Бюзара. Тот пожал плечами.
Мы тоже затормозили. Слышен был только шум дождя, хлеставшего по машине и асфальту.
— Зачем он его дожидается? — спросила меня Мари-Жанна.
— Ему выгоднее ехать вдвоем.
— Быстрее! — крикнул Бюзар брессанцу.
Корделия пустила секундомер.
— Одна минута, — прошептала она.
Бюзар повернулся к нам и улыбнулся.
— Порядок! — крикнул я ему.
Он ловил взгляд Мари-Жанны.
— Вы лучше всех! — прокричала она.
— Я в отличной форме! — крикнул в ответ Бюзар.
Между огромными елями сверкнула молния, и тотчас загрохотал гром. Дождь еще припустил. Брессанец, присев на корточки, поднял обеими руками свой велосипед и, не разгибаясь, прыгнул, как лягушка, под защиту автомобиля.
Бюзар в прилипшей к телу майке неподвижно стоял под проливным дождем.
— Он как дуб, — проговорила Корделия.
— Вот это мужчина! — сказал я Мари-Жанне.
— Буревестник! — воскликнула Корделия.
Брессанец накачивал шину. Он поднял голову и посмотрел на Бюзара.
— Дай мне выиграть приз за перевал, — попросил он.
Приз, присуждаемый тому, кто первым пересечет белую линию на перевале во время второго этапа, самый крупный: фабрика «Пластоформа, Морель и сын» выплачивает победителю пять тысяч франков.
— Это будет по-честному, — настаивал брессанец. — Ведь я все время шел впереди.
Бюзар глядел на него, окруженный стеной дождя.
— Я заслужил этот приз! — прокричал брессанец.
Бюзар скорчил гримасу и сплюнул.
— Две минуты! — крикнула Корделия.
— Деревня, — пробурчал Бюзар. — Пошевеливайся, не то я тебя брошу!
Как только началась гроза, мотоциклист, который шел перед гонщиками, умчался вперед. Он дожидался велосипедистов на перевале, укрывшись в одной из машин. Гроза бушевала вовсю, и среди высоченных елей никого не было, кроме нас пятерых.
Из-за дождя грубые руки брессанца плохо ему повиновались, и ремонт занял две минуты сорок секунд.
Бюзар занес ногу на педаль и приготовился ехать.
— Сил у меня еще больше, чем в начале! — прокричал он и с места взял большую скорость, брессанец следовал за ним, прилепившись к его заднему колесу.
— Они опережают лишь на одну минуту десять секунд, — заметила Корделия.
— Даже меньше, — сказал я. — Уверен, что ведущие поднажали на подъеме… Сейчас увидим…
