— Они опережают лишь на одну минуту десять секунд, — заметила Корделия.
— Даже меньше, — сказал я. — Уверен, что ведущие поднажали на подъеме… Сейчас увидим…
Я остался на месте. Корделия следила за секундомером.
— Тридцать секунд, — сказала она.
— Мешает гроза, а то бы мы уже услышали шум сопровождающих машин, проговорил я. — Головная группа должна быть как раз под нами, на шестом повороте.
— Одна минута, — торжественно объявила Корделия.
— Видите, их все еще нет, — сказала Мари-Жанна. Лицо ее оживилось. — А вы обязательно хотите их дождаться? — спросила она.
— Одна минута тридцать секунд, — провозгласила. Корделия.
— Он там один-одинешенек в такую грозу, — сказала Мари-Жанна.
— Ничего, с ним эта деревенщина, — утешил я ее.
Но все же тронулся с места и нагнал наших парней.
Мари-Жанна высунулась в окошко. Дождь растрепал ее прическу.
Брессанец вел. Он поставил самую маленькую передачу. В низко опущенном седле, прильнув к рулю, коротконогий, с бычьим затылком и плечами шире руля, он яростно вращал педали. Казалось, он топчется на месте.
Бюзар с легкостью «сидел» у него «на колесе». Он ехал на средней передаче и менял ее только на поворотах, где подъем становился круче. Ноги у него были длиннее, поэтому при той же скорости двигал он ими медленнее, и это создавало впечатление еще большей легкости. Его угловатое лицо и нос с горбинкой вырисовывались над кряжистой спиной брессанца, как форштевень.
Я ехал рядом с ними, внимательно следя за виражами. Корделия не спускала глаз со спидометра.
— Двадцать два километра в час, — объявила она.
— Слава дурачкам!
— Они хорошо идут? — спросила Мари-Жанна.
— А вы не видите, какая дорога? Вы когда-нибудь проделывали такой подъем на велосипеде? Профессионалы, асы, чемпионы не смогли бы ехать быстрее!
— Бюзару так хочется стать профессиональным гонщиком, — сказала Мари-Жанна.
— Пока что в основном трудится брессанец.
После второго поворота дорога вышла из леса. Дождь внезапно прекратился. Гроза быстро удалялась, устремившись к долине реки Желины. Гребни гор перед нами очистились от, туч.
Подъем стал более отлогим. Три последние витка шоссе были гораздо шире предыдущих: дорога петляла вместе с совсем еще юным горным потоком, еще ручейком, журчащим среди лугов, его исток находился где-то неподалеку.
Приятно пахло мокрой травой и нагретой землей. Крупные капли медленно стекали по листьям горечавок.
Бюзар положил руки поверх руля, выпрямился и откинул назад голову, словно наслаждаясь ветром. Потом он включил большую передачу, с легкостью обошел брессанца и умчался. Брессанец тоже перевел на большую передачу, но он уже с трудом вертел педали. Ему приходилось все время менять передачу, пока он не дошел до предпоследней; он нервничал, переключатель скоростей скрежетал. Меньше чем за минуту Бюзар отыграл у крестьянина двести метров.
— Он поступает не по-товарищески, — сказала Корделия. — Этот паренек трудился больше него.
— Бюзар прав. Тот оплакивает приз. Терпеть не могу жадных.
— А может быть, ему и в самом деле нужны эти деньги, — заступилась за крестьянина Корделия.
— Он просто дрянь, — резко возразил я.
— Я рада, что Бюзар не виноват, — вставила Мари-Жанна.
— Ты ничего не смыслишь в спорте, — сказал я Корделии.
— А ты рассуждаешь, как фашист, — вспылила Корделия.
Вот теперь нас по-настоящему захватила гонка. Это я обожаю.
Я следовал за Бюзаром, он ехал все в той же позе: положив руки поверх руля и расправив плечи. Косые лучи солнца, падавшие из-за гребня горы, освещали его до пояса. Он гнал вовсю, но дышал ровно. Дорога ползла вверх среди куцей высокогорной травы. Последние деревья остались позади нас, внизу. До уже видневшегося впереди перевала было меньше полутора километров. Я представил себе восторг Бюзара и позавидовал ему.
Через перевал он проехал под аплодисменты болельщиков. Пригнув голову, он понесся вниз к Бионне по превосходной Сенклодской дороге. Я остановился, немного не доезжая белой линии.
Через пятьдесят секунд появился брессанец. Он продолжал быстро крутить педали.
— Переставь передачу! — крикнула ему Корделия.
Он послушался, но сделал это неловко, и цепь порвалась. Заменяя ее, он крикнул Корделии:
— Это вы виноваты! Вы за него!
В толпе раздались смешки.
— До чего же он глуп, — проворчала Корделия.
— Ей больше нравятся высокие, — сказал кто-то.
— А ты встань на ходули!
— Они ему помогают! — возмущался брессанец. — Приз должен был достаться мне.
Со всех сторон посыпались шутки. Смеялись даже те, кто ничего не расслышал.
Брессанец кинул злобный взгляд на толпу и нагнул голову, словно собирался броситься на подтрунивавших над ним людей.
— Ты теряешь время, — крикнула Корделия.
Брессанец вскочил на велосипед и понесся вниз по склону.
Первая группа велосипедистов проехала через перевал на три минуты двадцать секунд позже Бюзара, следовательно, между седьмым и последним поворотами он наверстал часть того времени, которое потерял, пока брессанец менял колесо. Опытных гонщиков гроза задержала больше, чем Бюзара и крестьянина, не понимавших, что из-за сплошной завесы дождя им приходится прилагать дополнительные усилия и что было бы разумнее брать подъем с меньшим рвением.
В основной группе находились оба лионца в зеленых майках, нагнавший их на пути к перевалу Ленуар в красной майке, греноблец в голубой и еще трое — всего семеро, самые лучшие гонщики.
Они проехали скученно, в быстром темпе, даже не взглянув на толпу. Следовавшая за ними «ведетта» притормозила рядом с нами.
— Бюзар и восьмой выигрывают около четырех минут, — крикнул я.
— Классные ребята, — сказал Серебряная Нога.
— Ура Бюзару! — заорала Жюльетта Дусэ.
— У них котелок плохо варит, — проговорил Поль Морель.
— Зато ноги хорошо работают! — крикнула Корделия.
Глаза ее горели гневом.
— Скажите спасибо, что мы сопровождаем вашего подопечного, — сказал я Полю Морелю.
— Ну и развлекайтесь, — сказал он.
— Обычно клубная машина едет вплотную за своими лучшими гонщиками, крикнула Корделия.
— Я и еду вплотную за Ленуаром, — ответил Поль Морель.
— Лучшим считается тот, кто впереди, — заметила Корделия.
— Ура Бюзару! — снова крикнула Жюльетта.
— Я не собираюсь валандаться с чокнутыми, — проговорил Поль Морель.
— Гонка еще не началась, — заметил Серебряная Нога.
Морель включил мотор и уехал вниз по склону к Бионне.
— Ура Бюзару! — еще раз крикнула нам издали Жюльетта.
«Ведетта» скрылась за первым поворотом.
— Я так и знала, — проговорила Мари-Жанна.
— Что вы так и знали?
— У Бернара нет никаких шансов выиграть.
— Он опередил всех на четыре минуты, — живо возразила ей Корделия. Вам этого мало?
— Теперь он может выиграть, — подтвердил я.
Мари-Жанна покачала головой.
По двое, по трое прибывали на перевал отставшие гонщики, в течение двадцати минут проехали все велосипедисты. Они уже были вне игры, но продолжали гонку, считая это делом чести. Во время грозы многие отказались от дальнейшей борьбы. Из пятидесяти двух, взявших старт, осталось всего тридцать человек.
В начале третьего этапа, который проделывается в том же направлении, что и первый — от Бионны до перевала Круа-Русс по Сенклодской дороге, — в основном разрывы между гонщиками оставались прежними. На «малом кольце» брессанец нагнал Бюзара, но, очевидно, он понял одну из тонкостей велогонок и теперь давал Бюзару вести каждый раз, когда тот на это шел.
Бюзар ехал легко. Его победа стала мне казаться вполне вероятной. Конечно, самым трудным для него будет опередить брессанца на финише.
Бюзар был «в форме». Спортсмены прибавили еще одно значение к тем двадцати пяти определениям слова «форма», которые приведены в словаре «Литтрэ». Ближе всего к нему четырнадцатое определение: «Форма доказательства, то есть удачный или неудачный метод расположения отдельных частей доказательства. По форме, то есть в соответствии с методом, согласно которому должно быть изложено доказательство, чтобы отвечать определенным требованиям». Гонщик считается «в форме», когда отвечает всем требованиям, которые необходимы, чтобы победить в спортивной борьбе. Но это выражение гораздо богаче по своему значению. Форма противостоит материи в том смысле, в каком спортсмен ощущает материю как груз, который тормозит его спортивные достижения: спортсмен «в форме», когда жир, лимфа — словом, все, что отяжеляет, — преобразованы в нервы и мышцы, когда материи обретает форму. В идеале спортсмен должен во время состязания сгорать дотла, не оставляя даже пепла.
