Затем произошла странная вещь. В 1438 году император Иоанн Палеолог Константинопольский, в сопровождении свиты ученых, художников и церковников, прибыл на Запад, в последний раз пытаясь получить поддержку в борьбе против турок. Объединенный совет с папой и западной церковью был собран в Ферраре. Перед самым его открытием Козимо Медичи убедил императора, папу и все собрание перенести совет во Флоренцию за его личный счет. Никакой западной помощи не последовало, и император с пустыми руками вернулся в Константинополь, чтобы в одиночку встретить неизбежную трагедию.
Но за кулисами этих сцен случилось нечто очень важное. Ученые из свиты императора, казалось, искали убежища для своей традиции. Козимо, имея какие-то скрытые указания на роль Флоренции и требование времени, по-видимому, искал школу. Или, возможно, он уже принадлежал к школе и теперь узнал свою ровню. Было достигнуто обоюдное понимание. 14 лет спустя Константинополь, как и следовало ожидать, пал. Но все действительно важное уже было перенесено во Флоренцию.
Нам известно, что идея знаменитой платоновской академии была предложена Козимо греческим ученым Плетоном. Но что именно в ней происходило, мы знать не можем. Мы только слышали о воскресных собраниях на Вилла Кареджи или в Фьезоле. Мы смотрим на картины Боттичелли или Доссо Досси, на которых натурщики, как бы в состоянии самовоспоминания, как будто намеренно держатся так, чтобы передать эту идею. А на фреске Беноццо Гоццоли «Шествие волхвов», покрывающей три стены часовни дворца Медичи и изображающей процессию всадников, мы, кажется, видим автопортрет этой группы. Все, кто в ней участвует: греческие священники, художники (как Фра Анжелико и сам Гоццоли), новые философы (как Пико Мирандола и Марсилио Фичино), – движутся через тосканские холмы и леса к месту поклонения Христу. Старый царь – это Патриарх Константинопольский, молодой – мальчик Лоренцо де Медичи, а второй царь, который едет навстречу всей процессии, одновременно и возвещая Рождество, и являясь его эхом, – император Палеолог. Таково описание группы в школе.
Из этой группы вышли Политиан и Мирандола, чтобы дать начало литературному ренессансу, Боттичелли и Верроккьо, чтобы создать ренессанс художественный, Рехлин, чтобы посеять семена Реформации в Германии, Линакр, чтобы основать Колледж физиков в Лондоне. К нему принадлежал Леон Батиста Альберти, отец архитектуры Ренессанса, вдохновлявшийся божественной пропорцией и пифагорейской системой чисел, которым в школе он учился у Фичино. Лоренцо, ее номинальный глава, открыл и вырастил мальчика Микеланджело, избрал молодого Леонардо да Винчи для работы в Милане. Своим искусством, техникой, литературой, идеалами и свободой западная культура и поныне существует в живой памяти нашего времени.
Так культура рождается из культуры, порождаемая семенем из некого чужеродного, но эзотерического источника: средневековая – новым знанием из арабского мира, Ренессанс – учеными, перешедшими на Запад с падением Византии; новая цивилизация наших дней – открытием древней мудрости Индии и Тибета.
Рождение новой цивилизации должно для всех тех, от кого это зависит, вновь и вновь означать, что все должно быть перестроено, все должно быть начато сначала, в некой свежей форме, подходящей наступающей эпохе. Но с точки зрения звезд ничего не менялось, потому что человечество и все его потенциальные возможности остаются все теми же.
III. Эпоха покорения времени
Чем больше мы изучаем цикл прошедших цивилизаций, тем чаще и настоятельнее встают перед нами вопросы: что такое наша цивилизация? Каковы ее характерные черты? Во что она способна развиться? Присутствуем ли мы при очередном рождении или же это очевидная смерть?
Ответить на эти вопросы очень трудно, поскольку если смотреть с близкого расстояния, гниение очень часто выглядит как прогресс, а прогресс как гниение – так день весны и день осени в какой-то момент могут внешне ничем друг от друга не отличаться.
Однако если мы оглянемся назад, то увидим, что действительно живем в мире, отличном от мира тысячелетней давности – отличном в идеалах, проявлениях, понимании, интересах, возможностях и во всем прочем. И если мы возьмем как одно поколение культуры период от 300 до 400 лет, а рождение цивилизации Ренессанса поместим около 1450 года нашей эры, то становится ясно, что новая эпоха уже должна была начаться.
Но когда она началась? Как ее узнать? По каким признакам мы можем отличить рост новой формы от падения старой?
Главная черта этой новой культуры, которая, возможно, когда-нибудь будет названа «эпохой покорения времени», сначала была невидна. Как Ренессанс, эпоха покорения пространства, начался не с открытия Америки, но с открытия перспективы в рисунке, впервые позволившей человеку точно отразить три пространственных измерения в пределах двух, так и наступление этой новой эпохи возвестили механические и философские новшества, реальное значение которых скрывалось в будущем.
Конечно, покорение времени (как и покорение пространства) – термин неверный. Никто не покоряет ни то, ни другое. Они представляют и всегда будут представлять два разных плана нашей Вселенной, если можно так выразиться – вид сверху и вид сбоку. И их так же нельзя покорить, как нельзя это сделать с поверхностью стола или яблока. Однако многие поверхности можно изучить, обследовать, проникнуть сквозь них, постепенно изменить их форму – как некто осматривает, ощупывает, сжимает яблоко и, наконец, откусывает от него кусочек. И за этот период времени, зачатие которого произошло где-то около 1865 года, люди действительно научились исследовать время и вступать с ним в совершенно иные отношения – отличные от тех, которые они имели с ним раньше.
Из всех бесчисленных изобретений этого периода нам достаточно трех, чтобы продемонстрировать общее направление. В 1872 году Эдвард Мейбридж предвосхитил кино, разделив движение на составные единицы с помощью ряда скоординированных друг с другом фотокамер, снимавших последовательные позиции лошадей на скачках. В этом изобретении была скрыта возможность расположения «единиц» движения различными способами, то есть воспроизведения событий либо быстрее, либо медленнее, чем они на самом деле происходили (или даже в обратном порядке). Это сразу указало путь освобождения от иллюзии, с которой человек жил тысячи лет, – что время течет в одном направлении с постоянной скоростью.
Четырьмя годами позже Александр Грэм Белл изобрел микрофон. И опять: в этом на первый взгляд простом изобретении скрыта возможность обращения одного человека не к сотням, но к миллионам людей одновременно; возможность перенесения своего голоса и присутствия по всему миру без посредничества времени. До этого связь между людьми за пределами слышимости основывалась на времени. Если кто-то желал обратиться к большому количеству людей, он должен был выступать перед толпой в одном месте, затем переходить в другое место, говорить там, ехать в третье место и так далее. Даже если он писал книгу, ее нужно было напечатать и распространить в тех местах или странах, где жили читатели. И все это означало время.
Третье изобретение – фонографа – Эдисоном в 1877 году – имело обратный эффект. До сих пор звуковые волны исчезали в тот же момент, когда были произведены. Не существовало способа сохранить их дольше того времени, за которое они отражались или отдавались эхом (то есть не долее полминуты или около того). Теперь же неожиданно оказалось возможным сохранить звук так же, как веками сохранялись зрительные образы. Произнесенную сегодня речь можно было с точностью воспроизвести через 10 или 100 лет. Время внезапно было введено как измерение в такие явления, в которых раньше для него не было места.
На самом деле существует одна вполне определенная причина этого изменения отношения человека к времени, что начало выясняться в 60-е годы XIX века. Механическое движение подразумевает время, тогда как электромагнитное для человеческого восприятия мгновенно. Тачка, например, существует только в одном месте в один момент времени, тогда как свет – во многих местах одновременно. С самого начала мира человек был окружен явлениями этих двух порядков, но вплоть до XIX века они оставались раздельными. Движение физического тела протекало исключительно механически и занимало время. Движение чувственного впечатления было мгновенно и несохранимо.
Изобретения, давшие начало эпохе покорения времени, произошли из постепенного понимания того, что механическое и электромагнитное движения взаимозаменяемы. Превращением электромагнитных волн в механическое движение, как в кино или фонографе, время было введено туда, где его раньше не было. С заменой механического движения электромагнитными импульсами, как в радио или телефоне, мгновенными стали такие явления, которые до этого осуществлялись исключительно с помощью времени.
