им написанное, было не только мимолётным и преходящим, но и небольшим по объёму. Собранные вместе сочинения уместились бы в книге совсем маленького формата в двенадцатую часть листа; поэтому выпуск Собрания сочинений казался несколько преждевременным и, возможно, в какой-то степени, нелепым. После того, как собрание, в основном, сложилось из небольших сонетов, кратких задумчивых стихов и нравоучительных эссе, материал для художника избег риска оказаться скудным. По своей неопытности он не знал, что великое высокое изобразительное искусство было таково, что определенные представители этой профессии ходят в именитые издательства с предложениями для иллюстрированного выпуска журнала «Кола в Литтлетоне». Даже Городской Справочник был красиво иллюстрирован изящными гравюрами, изображавшими кирпичи, щипцы и утюги.
Что касается наброска для титульного листа, то нужно признаться, что при виде внушительного перечисления его титулов – длинных и великолепных, подобно тем, что предшествуют провозглашениям какого-нибудь немецкого принца («Наследный Господин заднего двора Кранца Якоби, Абсолютный Сюзерен Конфискованного остова кровати покойной Вдовы Ван Лорн, Прямой наследник Разорившейся пекарни Флетца и Флитца, Последний наследник конфискованных карманных денег Покойной вдовы Данкер; &c. &c. &c…»), Пьер не мог полностью подавить кратковременное чувство восторга. Он низко склонился под своим собственным весом, как автор столь тяжёлого воза литературы. Это породило у него некоторые небольшие опасения, однако, потом он уже решил, что на его восемнадцатом году его титульный лист должен превзойти в общем объёме простую страницу, которая в его отцовской редакции предварялась солидными предположениями Платона. Однако он успокоил себя мыслью, что, поскольку он не мог вмешаться в работу расклейщиков афиш журнала «Газель», которые каждый месяц покрывали стены города гигантскими объявлениями с его именем среди других афиш, то и теперь не сможет – при малой вероятности заключения договора с господами Уандером и Уэном – вмешаться в работу их отдела расклейки; поскольку, одно дело, это просто почтить титульный лист, но другое – лишенная окон стена, бесконечно более доступная, чем большинство стен, и бывшая, по крайней мере, единственным местом в городе, на которое ни один конкурент расклейщиков афиш не смеет посягнуть. Тем не менее, решив, что он должен позволить всем этим расклейщикам афиш выполнять всё самим, он благоразумно и с некоторой долей застенчивости обратился к скромному приёму некоторых деликатных и изысканных авторов, которые, презирая вульгарность громкого парада, удовлетворяются простым написанием своего имени на титульном листе, будучи уверенными, что это достаточная гарантия уведомления о полноте истинного и благородного вкуса. Это для мелких немецких принцев произносились их длинные цветистые титулы. Русскому царю достаточно было начертать простое слово «НИКОЛАЙ» на своих самых главных законах.
Этот ход мыслей завершился, наконец, различными соображениями на предмет анонимности в авторстве. Он сожалел, что не начал свою писательскую карьеру под маской. Теперь уже это могло быть поздно: уже целая вселенная знала его, и напрасно было в конце дня пытаться скрыться от известности самостоятельно. Но когда он разглядел существенное достоинство, уместность и надежность всех моментов анонимности, то не смог не согласиться самым искренним образом с теми неудачниками, которые не только естественно противились любому виду публичности, но со временем начинали стыдиться своих собственных последующих произведений – написанных, в основном, просто ради денег – безжалостно вынудив самих себя создавать звучные титульные листы от разнообразных пекарен и списки погибших ради других финансовых соображений, поскольку вид титульного листа, несомненно, должен был помочь издателю в его продажах.
Но возможно, что направленный, хотя и в целом несознательный мотив Пьера в окончательном отказе – как он потом и сделал – от услуг господ Уандера и Уэна – этих нетерпеливых претендентов на привилегию распространения и укрепления его известности – стал результатом идеи, не очень далеко забегающей вперед в это время, о том, что, вероятно, его будущие произведения могли бы, по крайней мере, сравняться, если не превзойти, в некоторой небольшой степени, то, что уже явлено миру. Он решил ждать своей литературной канонизация, пока не сможет, по крайней мере, перерасти невежественное толкование Закона, который, с исключительной аффектацией доброты, объявлял его «ребенком». Его скромность закрывала от него то обстоятельство, что самые великие начитанные знаменитости в своё время смогли благодаря божественной силе гения стать полными бакалаврами Университета Известности, в то время как такие же юридически несовершеннолетние подростки вынуждены были ходить к своим мамам ради пенсов, с помощью которых подкармливали себя орехами.
Нередко светское спокойствие Пьера нарушалось вежливыми просьбами от девушек о том, что они будут рады украсить свои Альбомы некой милой песенкой. Мы скажем, что здесь его светское спокойствие прерывалось, поскольку истинное очарование приятного общественной гостиной состоит в том, что там вы теряете свою собственную отчетливую индивидуальность и становитесь чарующе слитыми в мягкий общественный Пантеизм или розовое сплетение всех воедино. Так иногда происходит в гостиных, которые мирно и очаровывающе начинают противоречить своему собственному наименованию оттого, что там никто не вытягивает меч своей собственной индивидуальности, но все оставляют столь ужасное оружие – как в старину – вместе со своими шляпами и тростями в зале. Было очень неудобно уклоняться от альбомов, но для Пьера, так или иначе, было ещё более неприятно исполнять эти просьбы. Если здраво рассуждать, то, по-видимому, вы, возможно, назовёте это его слабостью или особенностью его характера. Он призвал всю свою учтивость и отказался. И отказ Пьера – по словам мисс Анджелики Амабилии Эмблсайд – был более милым, чем согласие других. Но тогда – ещё до предложения её альбома – находясь в роще в Эмблсайде, Пьер из галантной прихоти в собственном присутствии леди добровольно вырезал инициалы мисс Анджелики на коре красивого клена. Но не все девушки это мисс Анджелика. Вежливо отвергнутые в гостиной, они добивались отпирающегося Пьера в процессе приобретения знаний. Они посылали Пьеру свои альбомы в прекрасных конвертах, не забыв капнуть немного розового масла на ладонь слугам, которые носили их. В то время как Пьер – прижатый к стене в своей любезности – не решался что-либо делать, количество ожидавших альбомов умножалось, и вскоре они оккупировали все полки в его комнате, да так, что пока их объединенные декоративные крепления прямо-таки слепили его глаза, от их чрезмерного благоухания он почти ослаб, хотя в действительности, сдерживаясь, он был весьма неравнодушен к духам. Поэтому, в такие действительно холодные дни он всё же обязался опустить верхние слои на несколько дюймов.
Самым простым из всего было написать в женский альбом. Но кому это будет приятно? Что это за дефект в напечатанном тексте, если нужно возвращаться в монашеские времена и писать женские книги от руки? Что ещё собственно мог написать Пьер на тему Любви или чего-либо иного, что превзошло бы то, что написал божественный Хафиз столь много долгих веков назад? Разве не был Анакреонт, как и Катулл с Овидием, – все они – переведены и уже доступны? И тогда – благословите все их души! – разве нет дорогих творений забытого Тома Мура? Но подпись, Пьер! – они хотят видеть твою руку. Хорошо, решил Пьер, непосредственное ощущение лучше, чем переданное, во все века. Я дам им фактическое ощущение руки, как они того и хотели. И ощущение губ, что ещё лучше, чем руки. Позвольте мне послать им сладость своего лица, и я запечатлею поцелуй отныне и навсегда. Это было удачной идеей. Он позвал Дейтса и снёс полные корзины альбомов вниз в столовую. Он раскрыл их все и там же разложил на раздвижном столе; затем, воображая себя Папой Римским – когда Его Святейшество совокупно благословляет длинные ящики с чётками – он развеял один сердечный поцелуй на альбомы и, вызвав троих слуг, разослал все альбомы по домам со своими наилучшими пожеланиями, сопроводив сладким поцелуем каждый альбом, завернутый в самую невесомую ткань. С разных частей земли, из городов
