— Но ты так и не сказал, какие это налагает обязательства. Могу я перестать быть твоим клиентом и перейти к другому господину или начать жить сам по себе? Должен ли я за тебя сражаться всегда, даже если ты нарушишь законы города? И вообще сражаться или просто кричать да иногда запустить камнем?
— Я не могу точно ответить, это пока что не определилось, — улыбнулся Перпена. — Не забывай, Риму всего тридцать пять лет, и до сих пор не было ни одной гражданской войны. Сделаем так: я обеспечу тебя на несколько дней, пока не осмотришься в городе, взамен не прошу ничего, кроме твоей дружбы. Считай, что я просто люблю греков. Никого из нас это ни к чему не обяжет. А тем временем я представлю тебя одному из первых людей, с кем я здесь познакомился. Марк Эмилий живёт в Риме с самого основания, он уже старик, отставлен из ополчения по возрасту, но голос в собрании у него есть, и его могут призвать защищать стены. Он очень почтенный человек, славится честностью и порядочностью. Всё время, что он здесь, он был клиентом рода Эмилиев; в прошлом году умер его первый господин, и он стал клиентом наследника, которому годится в отцы. Никто не может лучше него объяснить, в чём состоят обязанности клиента. Он настоящий латинянин старого закала, той же породы, что царь Ромул. Римские законы придумали люди вроде него. Он понимает эти законы сердцем, потому что они отвечают всем его врождённым предрассудкам.
— Это честное предложение, я его принимаю, — благодарно ответил Макро. — Пока я ем твой хлеб, я буду считать себя твоим клиентом, и скажу прямо, если эта обязанность окажется мне не по силам. — Он отхлебнул ещё вина для храбрости; то, что он собирался сказать, хозяин мог счесть нескромным. — Господин Перпена, ведь сейчас ты мой господин, скажи, если гражданской войны в Риме не было, зачем ты тратишь хлеб и вино на то, чтобы нанимать последователей, особенно молодых одиноких воинов?
— Да, за тридцать пять лет Рим не видел гражданской войны, — усмехнулся Перпена. — Но в своё время и солнце взошло в первый раз. Рим не видел ещё много, например, мы никогда не выбирали царя.
От такого прямого ответа Макро просто спросил, какие будут указания.
— Сегодня никаких. Просто зайди к Марку Эмилию, скажи, что ты от меня. Хорошо бы тебе пойти со мной на Народное собрание вместе с остальными клиентами. Если проголодаешься, на кухне всегда найдётся еда, спать можешь где-нибудь в доме, только не с рабами, а то тебя не станут уважать. Лучше всего на террасе. Кстати, надеюсь, ты не боишься спать один или ещё чего-то опасаешься?
— О нет, господин, все мои страхи позади. Царь Ромул совершил очень тщательный обряд, и теперь моё прошлое забыто.
— Обряд, конечно, латинский? Мы, этруски, служим богам иначе. Но это можно обсудить в другой раз, когда будет больше времени. Утро перевалило за середину, не тот час, чтобы сидеть за вином. Управляющий объяснит тебе, как найти Марка Эмилия; Марк уже стар для работы в поле, так что сейчас должен быть дома.
Макро понял, что встретиться с этим стариком очень важно, и отправился его искать.
Вечером на террасе для Макро были готовы одеяла и подушка. Там же ночевали ещё люди — колонисты, приехавшие в Рим по делам, и земледелец-арендатор, который по большей части жил где-то в глуши. Все они были свободными римлянами, и всё более или менее зависели от хозяина. Рабы спали в комнате, чтобы их соседство не оскорбляло граждан. Располагаясь на ночлег, Макро удовлетворённо вздохнул. Наконец-то можно спать, не боясь преследователей, первый раз с того страшного дня в Кумах. Он неплохо устроился в этом чужом городе, а будущее было полно надежд.
Марк Эмилий оказался хорошим человеком, тот самый простой и честный землепашец, про каких пишут поэты в элегиях из сельской жизни. Он видел основание Рима, не отрицал, что всё началось с крови и преступления, говорил об этом несчастье неохотно, но долго рассказывал про голову на Капитолии и остальные знамения, которые ясно показали, что город любим Марсом и невероятно щедро наделён счастьем. С юности Марк был клиентом Эмилия, зависел от него настолько, что даже взял его имя. Без колебаний он решил, что эти обязательства пожизненные, и теперь подчинялся наследнику прежнего господина. Так же уверенно Марк утверждал, что, выполняя приказы, клиент не может повредить городу, потому что господин — по-италийски патрон — никогда не прикажет нарушить законы.
Иными словами, в отношениях патрона с клиентами никто не видел противоречий. Есть долг перед городом, который тебя защищает, и долг перед патроном, который кормит, и надо выбрать, какой важнее, не дожидаясь, пока они столкнутся.
Макро было ясно: жить как Марк Эмилий не может быть стыдно, значит, клиент — достойное положение. И ясно, что погони больше нет. В общем, ему очень повезло.
Сон не шёл, может быть, за праздный день он недостаточно устал. Стоило чуть-чуть задремать, перед глазами всплывало белое лицо и окровавленная шея брата. Дважды Макро просыпался в ужасе, но преследователи не снились, и вокруг не было никого, кем могут прикинуться Старухи. Поэтому он скрестил пальцы, пробормотал по-гречески заклинание, чтобы успокоить живущее на этой террасе божество, и решил хотя бы полежать до рассвета, даже если не удастся толком выспаться.
Наутро настал ещё один приятный день безделья. Еда, кров и помощь обеспечены, и он мог снова и снова наслаждаться близостью дружелюбной толпы. Это было прекраснее всего. Два месяца Макро провёл, скитаясь по горам Италии, в безопасности — скверна отпугивала даже закоренелых разбойников — но в полном одиночестве. Когда он появлялся в деревне, детей втаскивали в дома, весь огонь, который горел на улице, торопливо гасили, двери запирали, и даже сторожевые псы держались поодаль. Какой-нибудь старик выносил немного поджаренного ячменя на листе или клал прямо на землю ломоть хлеба. Макро подходил и всё уносил с собой, чтобы скверна не пристала к посёлку. При этом следил, чтобы тень не упала на дом или даже на вспаханное поле. Он знал это сам, без подсказки, как знал, что нельзя оставлять следов своего пребывания, ни изношенного башмака, ни клока от плаща, ни обломка суковатой палки, служившей ему посохом. Тяжелее всего был запрет зажигать огонь.
Макро не удивлялся, что все встречные замечают с первого взгляда, каким гнусным преступлением он запятнан: должен был остаться след, а может, над головой всё время вился какой-нибудь посланец Старух. Он не понимал, что изгоя в нём выдаёт лицо, походка, весь его вид. Иногда, входя в деревню, он предупреждал жителей криком, сам того не замечая, потому что часто кричал о своём проклятии, не разбирая, говорил ли он вслух или про себя. Он принял как должное, что преступление отрезало его от мира.
Само собой, он ни разу не пытался войти в город, обнесённый стеной: это значило бы навлечь проклятие на невиновных. Но даже если бы он захотел приблизиться, стража заколола бы его копьями.
А теперь было так хорошо стоять на углу людной улицы, в толчее, где его задевали прохожие. Мальчишка, догоняя щенка, врезался ему в ноги, и Макро засмеялся от радости.
Но хотя тело и очистилось от скверны, душа была неспокойна. Бледное лицо брата всё время всплывало перед глазами. Макро не пугала погоня, но мучила совесть, и даже избавившись от последствий убийства, он чувствовал, что всё равно остался хуже других людей...
После собрания он застал на террасе патрона, которого привлекла туда вечерняя прохлада. Вокруг никого не было, и Макро решился задать мучивший его вопрос.
— Господин, — почтительно сказал он, — ты этруск и учёный служитель богов. Развей мои сомнения, скажи, очистил ли меня царь Ромул от скверны братоубийства?
— Это должен знать ты, а не я. Если ты чувствуешь, что чист, значит, чист. Месть подземного мира поражает лишь душу; на твоём теле нет никаких знаков — но ведь их не было и тогда, когда ты знал, что проклят. А есть ли клеймо на твоей душе, можешь сказать только ты сам.
— Я чувствую, что очищен, меня не преследуют, но я всё время вижу лицо брата.
— Разумеется, а чего ты ждал? Царь лишь остановил погоню, он не мог сделать тебя из злодея хорошим человеком.
— А кто может?
— Только не царь. Он храбро сражается, разумно правит, но он наместник небес. В сущности, у него нет ничего, кроме потрясающего счастья, которое он не заслужил, а получил от рождения. Не исключено, что он вправду сын Марса, хотя кто знает, чей он на самом деле сын?
— Понимаю, господин. Ну что же, раз месть мне не грозит, я останусь в Риме, не буду искать более великого царя-жреца. И с радостью стану служить тебе, как римский клиент патрону. Каковы будут поручения?
— Пока трудно сказать. В Кумах, насколько я понимаю, ты был моряком, но здесь нет кораблей. Пожалуй, ты мог бы помогать в кузнице. У меня работает отличный оружейник, свободный человек, тоже беглец из Этрурии. Он просит помощников, а рабам не стоит доверять оружие. Главное, что от тебя требуется, это быть наготове. Подбери хорошие доспехи, чтобы были впору, и держи под рукой, особенно ночью. Если бы я знал, чего ждать, то сказал бы, что делать; но я только чувствую: скоро что-то случится, и тогда моему дому пригодится отряд клиентов.
