— Чтобы чувствовать себя человеком, надо растить собственный хлеб, — согласился Макро. — У моего отца там, в Кумах, была земля, и на собрании он голосовал, как хотел. Моя каша растёт в поле Перпены, и я голосую, как он скажет.
— Вот именно. Без собственности нет свободы.
Здравомыслящих людей набралось достаточно, чтобы охладить пыл юных целеров. Вопрос так и не вынесли на собрание. Но передел земли поровну остался мечтой молодых, и от одного этого ветераны щетинились и во всём готовы были видеть покушение на свои права.
Молодёжь также хотела объявить войну всему Этрусскому союзу и захватить хорошие угодья за рекой, но тут Ромул был против. Хотя казалось странным, почему царь, наделённый таким невиданным счастьем, царь, который верит, что он любимый сын Марса, на протяжении стольких лет довольствуется миром. Ещё не забылись его подвиги в войне против Вей; кое-кто из ветеранов клялся, что царь тогда собственным мечом уложил четырнадцать сотен этрусков.
В это Макро не мог поверить и однажды спросил патрона. На душе у него при этом было скверно: вдруг до целеров дойдёт, что он сомневается в царской доблести.
Перпена отнёсся к вопросу спокойно.
— Сразу видно грека, — улыбнулся он. — Непременно надо испортить хорошую историю. Разве не лучше верить, что наш царь — герой, способный в одиночку расправиться с целым войском? Неужели эта вера тебя не греет, когда вспомнишь, какие к северу от нас страшные громадные этрусские города?
— Грела бы, но я не могу поверить. Никто не способен в одиночку убить столько врагов; значит, про царя рассказывают неправду, и мне это неприятно.
— Слова человека просвещённого и логически мыслящего. Между прочим, доля правды в этом всё-таки есть. Сам я не видел, участвовал в другой битве, под Фиденами — напомни как-нибудь про неё рассказать, — под Веями Ромул с особым отрядом подкрепления перехватил около четырнадцати сотен этрусков; они пытались зайти к римскому войску в тыл, а он их рассеял. Так что с полным правом можно утверждать, что царь победил тысячу четыреста человек. Не уточняя, конечно, что ему помогало много римлян.
— Благодарю, господин. Приятно слышать, что царь действительно великий воин. А как его любят боги, заметно с первого взгляда. Вот только хватит ли его могущества, чтобы защитить меня от погони? Мне всё ещё слишком часто снится брат.
— А насколько часто ему снится брат, дорогой Макро? В этом-то всё дело. Ромул убил Рема, когда основывал город, но живёт прекрасно, и у него даже хватает счастья, чтобы помочь другим от подобных бед; пока ты его подданный, царь тебя защитит. Но снять вину — нет, не такой он человек. Всё, что есть у Ромула, это счастье. Если хочешь спокойной старости, придётся искать царя, который никогда не посягал на родичей. Ещё, наверно, подошёл бы безупречный жрец, вот только в Риме жрецов нет вовсе. Но время терпит. Пока царствует Ромул, тебе нечего бояться.
— Правда, в Риме нет жрецов, даже я заметил. Господин, а почему бы тебе это не исправить? Люди здесь подходящие, с ними легко работать; они честны, добросовестно приносят жертвы, благодарят те силы, которые им помогают. Если они забывают о других, враждебных силах, то лишь по невежеству. А ты, по-моему, умеешь успокаивать эти силы.
— Что толку лезть вперёд, расстраивать моих милых неучей-сограждан? — спокойно ответил Перпена. — Кто будет жрецом? С тех пор, как умер бедный Лукумон, я единственный настоящий этруск в городе. Дети на четверть италики, хоть я и стараюсь, как могу, воспитать из них этрусков. Нет, Рим невероятно богат счастьем, все добрые боги к нему милостивы. Может быть, через много лет его уничтожат подземные боги — если их самих к тому времени не победит другая, более великая сила. Не знаю, почему я говорю всё это греку, который и в подвиги сына Марса не верит, но каждый гадатель знает, что подземные боги не вечны. Придёт день, когда они потеряют силу, и человек останется один на один со Вседержителем. Не завидую нашим потомкам, разве что им будет дарован посредник. Но это случится нескоро, через, много веков.
— Жутковатое будущее, мороз по коже, как представишь: только Бог и человек, а между ними никого... Но мы отвлеклись от моих бед и от Ромула. Думаешь, мне стоит оставаться здесь в надежде, что на мой век царского счастья хватит?
— Макро, Рим — счастливое место. В конце концов, за убийство брата надо как-то расплачиваться. Сейчас ты в безопасности, а там, может, найдётся кто-нибудь, кто смоет с тебя вину.
Размышляя потом об этом разговоре, Макро кое-что понял про патрона. В своём угрюмом спокойствии этруск словно знал, что хорошего в жизни ему не достанется, только сносное, но уж этого сносного решил не упускать. Его погоню за выгодой многие сабиняне с Квиринала считали дикой, да и латиняне говорили, что мужчине не подобает так рваться к богатству. Но Перпена был честен и не стыдился своих занятий — достаточно было взглянуть, с каким неколебимым достоинством он держался. Так же и с госпожой Вибенной, он словно не замечал, что она наполовину италийка. Они говорили по-этрусски, совершали этрусские обряды перед Ларом и пустыми урнами, означавшими предков, как будто она ровня мужу. Перпена знал: лучшей жены ему не будет. Вибенна не любила мужа, ненавидела Рим, но ей доставляла удовольствие мысль, что старшая дочь помолвлена с молодым Эмилием, внук возглавит когда-нибудь самый гордый латинский род.
Патрон был плохим римлянином, не уважал ни города, ни сограждан. Но от блага Рима зависело процветание его семьи, а ради семьи он был готов на всё.
Грек Макро, живя в доме этруска Перпены, так и не ставшего в душе римлянином, смотрел на город как бы со стороны. Ничего хорошего не видел. Ему было непонятно, зачем Рим вообще существует; жители вели себя как крестьяне, им явно было бы приятнее в родных деревнях среди леса.
Никакой городской собственности, которой бы все пользовались — ни бань, ни пиршественных залов, ни садов. Никаких общественных зданий, только странный домишко в долине, куда якобы заглядывает Юпитер Статор. Никаких развлечений, даже благодарственных молитв после сбора винограда, хотя у греков это отличный повод послушать новые песни о героях древности и сатиры на нынешнюю власть. Те обряды, что есть — просто предлог для шутовства и дури, вроде нелепой драки за конскую голову в октябре. Какому богу может такое понравиться? В остальном за весь народ приносил жертвы царь Ромул, словно он — единственный в городе глава семьи, а все подданные — его рабы.
В Риме не было ничего изящного, хотя изящества трудно ждать от италиков. Но если они не хотят создавать прекрасные здания, изысканные вещи или волнующие стихи, стоило ли собираться в кучу? Спрашивать у патрона, зачем основали Рим, было бессмысленно: тот сам оказался здесь потому, что другие города не принимали. Макро знал только одного человека, который пришёл сюда, хотя мог мирно сидеть дома, и стал римлянином, поскольку считал это за честь. Он снова отправился в домик Марка Эмилия.
— Зачем основали Рим? — повторил старик. — На это сложно ответить. По-моему, мы просто шли за Ромул ом и его братом Ремом; когда Рем погиб, я остался с Ромулом, он подавал большие надежды. Хотя, если подумать, это не всё. Основать город на этом месте близнецам велели боги, все сходились на том, что с Капитолия будут править миром. Знамения были яснее ясного — кровавая голова и коршуны. Вот мы и ждём, что ещё прикажут боги.
— Да, но зачем вы остались здесь все? Можно было оставить на Капитолии отряд, а остальным вернуться в Альбу, ведь там настоящий дом для латинянина.
— Альба Лонга — прекрасное место. Я никогда там не жил, но побывал и тебе советую, ты теперь свободен от погони и можешь входить в любой город. В Альбе есть почитаемые святыни, ровесники самого латинского народа. Но это крошечный городок, по сравнению с Римом просто деревня. Знаешь, что решил Латинский союз? Если придётся выставлять объединённое войско, одного полководца назначит Рим, другого остальные города, мы стоим их всех вместе взятых. Похоже, в этом и ответ: Рим был основан, чтобы стать могучим, и сейчас он могуч, так что выполняет своё предназначение.
— Странное предназначение собрать из разных чужеземцев огромное войско. Ну собрали, и что этому войску делать дальше?
— Наслаждаться покоем и диктовать условия врагам. Мы это уже делаем, разве не так? Ты хоть раз в этом городе испугался за свою жизнь? Мы собрались со всех концов света, это правда, но мы отлично ладим. Я доживу свой век спокойно, в собственном доме, и всё имущество перейдёт к сыну — мало где так бывает; не веришь, спроси патрона. Марс повелел своим детям жить в согласии и соблюдать законы, которые они сами составили. Я знаю: вы, молодёжь, хотите войны, но ведь и вам нужно надёжное место, где хранить добычу. Рим даёт нам мир, безопасность и закон, единый для всех — другого такого города нет на свете.
