– Ну... – мялся критянин, – было кое-что...
– До того, как в команде появился фракиец?
– Да.
– Если вы после этого уже не нападали на купцов, откуда знаешь, что он хорошо дерется? – спросил Лидон критянина, который, как раз, и сообщил эти сведения.
– Он вышибалой служил в одном кабаке на Делосе. Да и потом мы поцапались пару раз с морской стражей, возле Брундизия, – нехотя ответил Дракил.
– С таможенными повздорили? Запрещенные грузы везли?
– Насчет грузов не знаю, – буркнул критянин, – а таможенные все поголовно мзду собирают, но Мышелову недосуг было делиться. Хотя иногда делился, и нас не трогали.
– Почему?
– Да не знаю я, он вечно напускал тумана.
Несмотря на крепкое битье всей братии, учиненное Глабром, больше никто из команды "Меланиппы" не сознался в разбое. Даже Дракил все время оговаривался, что "было всего пару раз и торгаши сами сунулись". Как и предполагал Лидон, гемиолия нужна была Эвдору для ловли собратьев на живца, в качестве которого выступала неопасная на вид "Меланиппа". В послевоенном хаосе и всеобщем разорении пиратством не брезговал никто. Любой купец при виде более слабого собрата норовил выпустить когти. Тиберий предполагал, что таким образом Эвдор захватывал и пиратские корабли. Не из благородных побуждений естественно. Однако, постоянные оправдания критянина наводили на мысль, что даже если он говорит полуправду, то разбойный промысел не был основным источником дохода Эвдора и компании. В байку про "честного купца" Лидон не верил. А на какие шиши они тогда существовали? А вот это наводило на очень интересные мысли.
Опознание Севера позволяло осудить по закону только его одного. Эномай, придя в себя после пытки растяжкой, сообразил, что Глабра поблизости нет и снова завел песню про римский произвол и беспредел. Лидон попробовал блефовать, объявил, что все сознались, но Эномай не смутился и потребовал с командой очной ставки. Тиберию пришлось умерить пыл. Сдавать осведомителя он не собирался. Вожак опять начал чувствовать себя уверенно.
– Врут, – говорил Тит Варий, – как это, разбойные, и без добычи? Да если бы этот Эвдор стал держать их впроголодь, его бы мигом кинули на корм рыбам!
– Значит, впроголодь не держал. Водились деньги, и дележ был честный, всех устраивал.
– Откуда деньги-то, если не грабили?
– Ты чем слушал, Тит? Они заходили на Делос, на Родос, В Сиракузы, Брундизий, Остию. Критянин сказал – брали на борт пассажиров, иногда какие-то грузы. Причем он не знает, что это были за люди и грузы. Он не знает. Понимаешь. Тит?
– Нет.
– Да что тут непонятного? Эвдор таился даже от своих, стало быть, это были не простые пассажиры. И непростые грузы. И чего-то, по словам критянина, они стали частенько крутиться у берегов Италии.
– Что тебя в этом удивляет? И критянин и одноухий, и этот, как там его, забыл имя... Ну, не важно. Короче, сходятся показания. Эвдор всех убедил, что римляне усилились в Эгеиде и лучше оттуда рвать когти.
– Показания-то сходятся, – кивнул Тиберий, – другое не сходится. Вот ты не знаешь, Тит, а я знаю – на самом деле в Эгеиде все вышло совсем не так, как они тут звонят.
Действительно, дела на востоке пошли иначе, нежели пророчествовал своей команде Мышелов. Сулла, покинув Азию, неожиданно серьезно заболел и вынужденно задержался в Греции еще на год. Однако римляне в этот период на море действовали довольно пассивно и пиратские вожаки, которые осторожничали две навигации, повылазили из своих тайных убежищ и распоясались пуще прежнего. Они даже нападали на города. Друг римского народа Ласфен Волк разорил Наксос. Эргин Мономах и Гераклеон Уголек захватили и разграбили Самос и Клазомены, а Полиад Драконтей нанес визит на Самофракию, нисколько не испугавшись флота Лукулла, стоявшего неподалеку. Действовал Змеиный не спеша, и вывез, как говорили, около ста талантов золота. Поначалу сплетники называли цифру куда скромнее, но со временем она неуклонно росла.
Почему же римляне не пресекли разбой? Помилуйте, это же все одно, что кусать руку дающего! Сулла не создавал даже видимости борьбы с пиратами. Полученной от Митридата контрибуции и добычи, взятой во Фракии, было недостаточно для удовлетворения разочарованных солдат и покрытия предстоящих грандиозных расходов в Италии. Дамагор попытался было возмутиться бездействием римлян, намекнул, что падение Самоса – это прямое их оскорбление. На героя Лекта посмотрели странно и он больше не выступал.
Кое-кто из римлян зашел еще дальше своего императора.
После заключения Дарданского мира, царь Понта стал очень косо посматривать на Архелая, своего главного стратега. Подозрительными казались его сокрушительные поражения, его рвение при выводе войск из Греции, уступки Сулле.
У Архелая зачесалась шея, и он сбежал в Пергам к Луцию Мурене, которого Сулла оставил наместником провинции Азия. Сразу же после этого Мурена напал на владения Митридата, нарушив мирный договор. Поводом стало то, что Эвпатор строил новый флот и набирал войско для наказания отпавшего вассала – Боспора. Римляне предположили, что приготовления на самом деле направлены против них. Немногие греки сочли это обвинение справедливым. Говорили, что, скорее, легату недостало почестей победителя варваров. Так или иначе, но в этот раз уже понтийский царь во всеуслышание провозгласил себя пострадавшей стороной.
Поначалу Митридат пытался образумить Мурену, отправил к Сулле и даже в Рим послов с жалобами на легата. Тот с двумя бывшими легионами Фимбрии вдохновенно грабил Каппадокию, и уходить не собирался.
Царю ничего не оставалось, как защищаться. Мурена, видя, что понтийцы уклоняются от сражений, совсем расслабился, и появление вражеского войска стало для него большой неожиданностью. Легат был разбит и отступил (греки злорадствовали, что драпал, не чуя ног) в Пергам.
Весть о победе царя снова толкнула на его сторону многие города эллинов и варваров. Митридат изгнал из Каппадокии римлян и их ставленника Ариобарзана. Если до этого Сулла не замечал безобразий, творимых Муреной, то теперь с ними пора было заканчивать. Прибывший от императора трибун Авл Габиний запретил Мурене воевать с царем и восстановил с последним все прежние отношения. Габиний смог даже помирить Митридата с Ариобарзаном.
Так закончилась эта странная короткая война, вторая война Рима с Понтом. Вроде бы все вернулось на круги своя, но теперь уже всем стало очевидно, что третье противостояние – лишь вопрос времени.
Несмотря на то, что в этот раз боевые действия велись в глубине суши, для пиратов настало полное раздолье. Однако в это самое время Эвдор покинул восток и направился на запад. Зачем? Причина становилась все более очевидной для Тиберия, но Дециан ее пока не видел.
– Полагаю, киликийцы начали поглядывать на берега, где еще есть чем поживиться, – заявил Тит Варий, – может на востоке их столько развелось, что самим тесно стало, вот самые умные и рванули в новые охотничьи угодья.
– А если дело не в этом? Если Эвдор не просто пират?
– А кто?
– Лазутчик Митридата, – спокойно сказал Лидон, – это объясняет все. Таинственных пассажиров и грузы. Объясняет, почему он не грабил торгашей. Незачем. Понятно и то, откуда брались деньги, обеспечивавшие верность команды. Это деньги царя. Дракил упоминал, что они заходили на остров Мелита. Слышал про такой? У Либурнийского берега небольшой островок. А знаешь кто там, на Мелите, в то время сидел?
– Кто?
– Митрофан.
Дециан присвистнул. Он знал, о ком идет речь. Этот человек был одним из навархов Митридата. Царь послал его с небольшой эскадрой в берегам Иллирии накануне прибытия войск Суллы в Грецию. Митрофан должен был воспрепятствовать переправе римских легионов из Брундизия в Диррахий, однако напасть на транспорты не решился. Так, из-за трусости своего наварха, Митридат упустил шанс исключить из игры или хотя бы существенно ослабить Суллу.
Вторая римская армия, ведомая консулом Валерием Флакком, переправлялась, не дожидаясь благоприятной погоды. Нептун-Посейдон в последние дни зимы разгонял стада своих коней особенно свирепо, в равной степени мешая и римлянам и понтийцам. Митрофан боялся выходить в море, но знал, что если и Флакка упустит, то самое время беспокоиться о своей шее: Митридат скор на расправу и способен снять голову за меньшее.
Римляне сами уменьшили забот наварху, успешно потонув в немалом числе во время морского перехода, однако Митрофану все же пришлось немного повоевать. В штормовом море искать врага непросто, но тут царскому наварху помогли иллирийцы. Они здешние воды знали, как свои пять пальцев. Корабли Флакка разметало бурей, и часть из них понтийский наварх благополучно отправил на дно возле устья Дрилона. Правда, очень малую часть.
Дальнейший ход войны оставил его в стороне от основных сражений. Митрофан осмелел, обнаглел, и совершил совместный с иллирийцами налет на италийских город Сипонт.
