двери, чтобы внутрь запёрлись сначала два охранника, а следом сама звезда вечера – Вагит Валов, тварь, каких мало.
– О, красавец какой! – заорал он. – Ну, здорово, Бостончик! Чё, говорят моим людям грубишь? Нехорошо.
Вагит для своих лет выглядел внушительно, хоть форму уже подрастерял. Квадратные плечи, башка, лежащая прямо на них, без намёка на шею и дорогой костюм, сейчас расстегнутый и выпускающий наружу наметившийся живот. Это побочный эффект бабок – начинаешь вкусно жрать и не можешь остановиться. Ну и плюс естественный жирок в силу возраста.
Он подошёл ко мне и издевательски протянул мне свою лопату.
– Ах да, – со шлепком уебал он себя по лбу и попытался постучать меня по плечу.
Я дернулся, увернувшись от оглобли.
– Твои дружки такими же дерзкими были.
Вагит щелкнул пальцами, и охрана поднесла два больших пакета. Валов за волосы достал отрубленные головы Доцыка и Домысла.
– Во! С ними возиться не стал, всё-таки ты у нас сегодня звезда вечера.
– Ну и лоханули тебя они! Вот этот товарищ твоего брательника стрельнул, – я указал подбородком на Домысла.
Вагит с сожалением закинул обе головы обратно в пакеты. Они рухнули вниз, как арбузы.
– Ну и хуй с ним. С ними я уже не поразвлекаюсь. А ты пока ещё тут.
– Где Кира и мой брат?
– Рыжий, заносите, – Валов обратился к одному из вошедших с ним охранников.
Охранник был лысый, как очко топ-модели, но почему-то нарекался Рыжим. Свой прикол, видимо. В очередной раз очередной хуй покинул дом, чтобы вернуться с оравой. Два человека завели Саню и ещё двое Киру. В зале становилось тесно.
Саня был уставший, слегка напуганный, но вроде бы целый. У Киры были вспухшие глаза, но сейчас она стойко держалась. Их обоих усадили на стулья передо мной и так же связали хомутами.
– Простите меня, ребят, – сказал я. – Кира. Санёк. Всё будет хорошо. Вы скоро поедете домой.
– А ты? – спросил Саня.
– Думаешь, он отпустит нас? – язвительно добавила Кира, скосив красные глаза на Валова.
– Если пропиздаболиться не хочет перед своими шестерками, то отпустит.
Вагит расхохотался, а потом метнулся ко мне и въебал мне в лицо. Его огромный кулак зацепил и губы, и нос, и часть обеих щек. Моя голова откинулась назад, а нос со ртом сразу наполнились кровью.
Кира с Саней хором вскрикнули и пытались подняться с мест, но хомуты и подбежавшие быки удержали их на стульях.
Дождавшись, пока перед моими глазами перестанут летать желтые птички на черном фоне, я онемевшими губами сплюнул кровь и повернулся обратно к безумному лицу Валова.
– Ты чё, сучонок?! – шипел он мне в лицо, и сквозь его зубы мне в лицо летели вонючие слюни. – Тварь, завалившая моего брата! Ты думаешь, я перед тобой по понятиям расшаркиваться буду? Неет, мразь! Сегодня мы играем по-моему!
Он успокоился, взял себя в руки и выпрямился.
– Ладно, – сказал он. – Много о тебе историй и легенд ходит по Скауту и за его окрестностями, товарищ Бостон. Судя по всему, орать на тебя не имеет смысла. Ты у нас привыкший к такому, да ещё и с вызовом в душе. Вот в корни этого вызова мы и прицелимся.
– Давай уже закончим это, – выговорил я, выдувая воздух, чтобы не дать крови, текущей из носа, попасть в рот. – Я и не рассчитывал, что ты так просто их отпустишь, хоть и надеялся, что капелька чести в тебе осталась.
– Чести? – снова зашипел Валов и склонился надо мной. – Мой брат получил дробь в голову, пока его руки были связаны за спиной. И ты мне будешь говорить о чести, сучонок?
Вагит махнул рукой и один из бычков вышел из дома. Бедные петли на двери скрипнули, жалуясь на то, что ими часто пользуются.
– Бостон, Бостон, Бостон, – приговаривал Валов, вышагивая по комнате. – Не просто кликуха, да? Ты же теперь официально так зовёшься! Ольга Грунь все это провернула? Помогал потом её друзьям из паспортного стола, или она сама их отблагодарила?
Я молчал и со свистом выдыхал воздух через ставший сливой нос и начавшую засыхать в нём кровь.
– Помимо твоей семьи, лишь бывшие одноклассники, да горстка кентов детства знают твоё настоящее имя. Вот к парочке из них мы и заглянули с вежливым визитом. Они и рассказали нам историю происхождения твоего нынешнего имени.
– Хватит! – крикнул Санёк.
– Пусть, – сказал я, хоть и весь напрягся и пытался разорвать хомуты на запястьях. – Пусть напомнит.
Пластик стяжек врезался мне в плоть, и судя по ощущениям, на запястьях под ними уже выступила кровь. Мне было плевать, я наслаждался болью. Я привыкал к ней, как не мог привыкнуть к боли душевной. К той, которую пытался всколыхнуть Вагит.
– Твоего отца порезали, когда ты был ещё шкетом, – жестко сказал Валов. – Твой старший брат уже был достаточно взрослым, чтобы относительно легко пройти через это, а младший мало что понимал. Но ты оказался особым случаем. Достаточно подросший, чтобы чувствовать всю боль из-за потери отца, но недостаточно зрелый, чтобы справиться с ней.
По моим пальцам текла кровь, вытекшая из ран на запястье. Я закусывал израненную губу, чтобы вспышки боли происходили вновь и вновь. Они заглушали крики моей нервной системы.
– Милого мальца, веселого хорошиста, пацана, который носил портфели за всеми девочками, даже за теми, кто ему не нравился, как не стало. Да, у будущего Бостона конкретно протекла фляжка. Настолько, что, будучи тезкой соседа по улице, который и завалил его батька, Бостон отказался откликаться на свое имя и выдумал, собственно, Бостона. Откуда взял-то его? В журнале каком высмотрел или по телеку услышал?
Я не ответил ему. В возникшей тишине было слышно, как вздыхает Санёк, качающий головой. Он помнил, как тяжело мне далась гибель отца и все выходки, которые я совершал с тех пор, обозленный на всех – на убийцу бати, на сдавшуюся мать, на весь мир.
Я чувствовал на себе взгляд Киры, которая впервые слышала эту историю, но решил не смотреть на неё в ответ. Только встретиться с ней глазами, полными боли, мне сейчас не хватало.
– Батин убийца, тёзка Бостона, уехал на зону и там подох от чего-то. Так нам пересказали историю твои кенты детства. Чего
