К вечеру положение стало отчаянным. Арсо решился на крайнюю меру. Он взял с собой нескольких офицеров и солдат-коммунистов и под пулеметно-минометным обстрелом пробрался к пещере. Войдя в нее, Иованович повторил свое предложение о немедленном отходе.
Тито промолчал. Он сидел за столом, ярко освещенным сильной лампой от аккумулятора, и нервно рвал бумаги, которые ему подавал Ранкович. Может быть, приветственные письма и послания…
За него ответил Кардель:
— Мы не можем рисковать жизнью маршала.
— Подождем ночи, — хмуро промолвил Ранкович.
— Я вас вполне понимаю, — вскричал Арсо с иронией. — Над вами свод горы в триста метров твердой породы. Не возьмет никакая бомба! Но пещера открыта с земли. Немцы могут подвести орудия прямой наводки.
Но и этот довод не подействовал.
Тогда Арсо кликнул своих людей, и они чуть ли не насильно, на веревках, спустили Тито из пещеры в ущелье, а за ним — Ранковича, Карделя и остальных. По кустам их провели в лес, а оттуда под надежной охраной отправили дальше к Велика Клековица.
Прикрыв отход верховного штаба, Перучица с двумя батальонами сделал под покровом ночи бросок к Дрвару. Еще шла борьба за село. Пролетарцы окружили немецких десантников. Тут в командование войсками вступил генерал-лейтенант Коча Попович. Он действовал нерешительно, а, получив тревожные известия о приближении немецких полков, приказал своим частям отойти в лесной массив к горе Велики Шатор. Путь к Дрвару с юга был открыт, и от Книна к нему устремились по шоссе немецкие 118-я дивизия и 92-й моторизованный полк. С севера, от Бихача и Босански Нови, прорывались части 313-й и 382-й дивизий. Их натиск героически сдерживал пятый корпус Славко Родича. А с востока из районов Сараева и Яйце к Дрвару уже подходили части 7-й дивизии СС.
Так началось седьмое и, может быть, самое мощное наступление немцев на НОВЮ.
Верховный штаб тем временем скрывался в лесу возле Потоци, где Арсо Иованович заранее подготовил запасный командный пункт. Немцам донесли об этом. Они начали охотиться за верховным штабом. Не раз штаб попадал под обстрел и бомбежки, не раз его окружали. Храбрые бойцы и офицеры, прорывая кольцо, уводили руководство НОВЮ все дальше, в район Стекеровцы. Пересекли открытую каменистую долину севернее Гламочко Поле и направились к горе Велики Шатор.
Спасаясь от преследования, Тито потерял управление войсками и всякую связь с ними. Днем отлеживались, а по ночам двигались.
Посоветовавшись между собой, Тито, Кардель и Ранкович решили эвакуироваться из Югославии в более безопасное место. Они запросили штаб балканской авиации о присылке самолетов. Арсо с такой же просьбой обратился к советской военной миссии. Она тотчас же связалась по радио со своей небольшой базой в итальянском порту Бари. И на следующую ночь был передан сигнал: ждите самолета. На Купрешко Поле, среди гор, были разложены костры. Русский самолет летел через Адриатическое море, через высокие горы. Небо было в густых облаках, дул сильный ветер. По звуку моторов и с помощью радиолокации немцы обнаружили самолет и стреляли по нему. Но, несмотря ни на что, советские пилоты точно посадили машину у последнего костра, возле обрыва горы. Здесь их встретили офицеры из верховного штаба.
Тито же ждал американских спасителей и медлил с отлетом. Он в растерянности стоял перед лесенкой советского самолета, играл в благородство: пусть, мол, сперва улетают сотрудники штаба, раненые и больные, а он, капитан, последним покинет тонущий корабль. Он был уверен, что «корабль» гибнет, и боялся, что советские летчики доставят его не туда, куда ему хотелось бы. Но тут была получена радиотелеграмма от англо-американцев: прилететь не смогут, так как посадку в указанном районе из-за плохой погоды произвести нельзя. Тогда уж Тито сдался на уговоры и с готовностью согласился улететь первым.
«…Мусич, остававшийся все это время в охране верховного штаба, видел, как Тито садился в самолет, слышал, как визжала его собака Тигр, которая не хотела лезть по трапу. Арсо Иованович распоряжался погрузкой архива штаба. Заметив Мусича, он подозвал его к себе, отвел в сторону и спросил: «Ты коммунист?» «Да», — ответил Алекса. Арсо достал из сумки бумаги и, вручив их ему, сказал: «Вот тебе мое поручение, друже. Эта директива уже разослана по частям с курьерами, но на всякий случай даю и тебе. Иди в район Дрины и Злотиборья, там стоят наши, отыщи штаб, передай это, пусть доведут до сведения командиров и бойцов. Ты меня понимаешь?»
Алекса клятвенно обещал выполнить поручение. Взревели моторы. Самолет оторвался от земли и, сделав разворот, чтобы миновать гору, скрылся в сплошных облаках.
Той же ночью советские летчики вернулись и взяли на борт самолета оставшихся сотрудников штаба и членов военных миссий. Молодцы русские! Герои! Ничего не боятся. Спасли верховный штаб. Такие простые, веселые, молодые ребята. Мусич их никогда не забудет.
Зашив бумаги в шапку, он оделся пастухом, взял посошок и зашагал на восток. Перебирался через Врбас, через Дрину, шел по самым пустынным местам. Разыскал, наконец, штаб восьмого корпуса. Командир корпуса Владо Четкович, черногорский рабочий, очень хорошо принял Мусича и внимательно прочел бумаги. После этого дал ему верховую лошадь и сказал, что штаб Первого корпуса находится в районе Врбово. Мусич немедля поехал туда. Привели его к командиру. Прочтя директиву, Попович с недоверием посмотрел на Мусича и сквозь зубы процедил: «Хорошо, я выясню». В это время в помещение вошел какой-то краснощекий иностранный офицер. Командир с возгласом «А, мистер Маккарвер!» поспешил ему навстречу, а Мусич, воспользовавшись моментом, вышел на улицу, сел на коня и поскакал дальше.
Случайно он встретился с Милетичем и Лаушеком. Сразу узнал их: вот радость-то была! Вместе нашли штаб бригады; он только что прибыл и расположился в глухом лесу на берегу Уваца, а два батальона еще подтягивались. О директиве Арсо Перучица уже знал. Он посоветовал Мусичу отправляться с нею дальше по батальонам. Милетич отдал письмо Янкова Магдичу, и все втроем выехали из штаба. Едва переправились через речку, как их начали настигать всадники. Окликнули Мусича. Тот, чутьем поняв, что это не к добру, хлестнул лошадь и помчался быстрее. Не понравились ему всадники, хотя они вовсе не походили на четников, — у тех бороды, а эти все были бритые. Милетич с Лаушеком чуть задержались; оглянувшись, сразу поняли: погоня. Совсем близко затрещал раздираемый кустарник, заржал конь, ударила короткая очередь из автомата. Пули защелкали в листве…
В каком-то глухом ущелье переждали ночь, а утром снова увидели на единственной тропе тех же конников. Пришлось карабкаться на кручи, уходить неизвестно куда. Несколько дней блуждали по незнакомым местам, наконец, добрались до Златара. Только тут прекратилась погоня.
— Несомненно, выбритые четники, но как смело ездят! — заключил Алекса».
6
«Выслушав рассказ Мусича, Радович поднялся и на все пуговицы застегнул свою старую, выгоревшую шинель.
— Ну что ты теперь скажешь? — нетерпеливо спросил Янков. — Будем выполнять директиву Арсо?
— У наших бойцов, Кича, одни мысли и одно стремление, — твердо ответил Радович.
— Я знал, что ты так решишь, — сказал Кича и внезапно замолчал.
Все насторожились.
В тишине позднего вечера раздавался стук конских копыт. Мы вышли из пещеры. Полная луна заливала поляну пепельно-зеленым светом. Снизу, от речки, белым косяком поднимался туман. В чуткой тишине был слышен шорох гальки, что перекатывалась по дну речки. Теплый, будоражащий запах растений и земли плыл отовсюду, и какая-то муть, словно тополевое семя, плавала в воздухе.
С невольным ощущением беспокойства мы прислушивались, как отфыркивались лошади. На опушке леса завиднелись в лунном свете силуэты нескольких всадников. Они двигались по лагерю, будто обшаривали его. Росистая трава альпийской луговины ложилась позади них темными полосами.
— Кто здесь ездит? — крикнул Иован патрульным.
— Свои.
— Откуда?
— Из штаба бригады.
— Посмотри-ка! — шепнул мне Иован. — Похожи на тех, что за нами гонялись.
Один из всадников направился в нашу сторону. Рядом с ним торопливо шагал Катнич.
Все эти дни политкомиссар просиживал в укромном уголке под маслиной, а то просто покуривал в тени или загорал на солнышке, ничем больше не занимаясь. Но я приметил: чуть только раздастся в лесу шум или конский топот, как он мгновенно встрепенется, насторожится. Он явно чего-то ждал. Может быть, решения своей судьбы. От Мачека он, наверное, знал о письме Янкова Магдичу. И вот, наконец, дождался. Катнич первый встретил начальника бригадного ОЗНА Громбаца.
— Я должен вас обрадовать, — сказал Громбац. — Вы остаетесь в батальоне.
