— Довольно, — высокомерно сказал принц. — Еще раз благодарю вас. Вы освободили меня от огромной тяжести. Борьба, которая сейчас начнется, будет борьбой насмерть. Ваше великодушие могло бы остановить мою руку, теперь она свободна, и, клянусь Святым Павлом, вы должны поберечься.
— Тогда ступайте на ваше место, принц, — сказал Кричтон твердым голосом, — и с помощью Господа и Святого Георгия я докажу справедливость моего обвинения.
Сказав это, он гордо поклонился и, опустив забрало, заставил свою лошадь пятиться, пока наконец не поравнялся с виконтом Жуаезом. В то же время Гонзаго возвратился к герцогу Неверскому.
Противники, находившиеся в сорока шагах друг от друга, обнажили свои шпаги и ожидали, пока трубы не подадут сигнал к началу боя.
Наконец сигнал прозвучал, и бойцы, вонзив шпоры в бока коней, неистово бросились друг на друга. Каждый на скаку нанес удар по шлему противника справа налево, затем, повернув на ходу, они снова встретились и снова обменялись ударами. До третьей стычки они даже не пытались парировать удары, но в этот раз принц принял на свою шпагу тяжелый удар, который обрушил на него Кричтон. Удар был так силен, что шпага принца вылетела у него из рук, а шпага шотландца переломилась у самого эфеса. Тогда противники схватились за кинжалы и пришпорили лошадей, чтобы вновь сблизиться друг с другом. Привычные к таким командам, лошади остановились как вкопанные, и завязалась смертельная схватка.
Для зрителей было ясно, что несколько ударов должны решить поединок, и внимание всех было сосредоточено только на сражающихся. Эклермонда оперлась на балкон, сдерживая дыхание. Глядя на нее, можно было подумать, что ее жизнь зависит от исхода поединка. Сама Екатерина Медичи была немало взволнована.
В эту минуту принцесса Конде вдруг услышала позади себя искаженный ненавистью голос Маргариты Валуа:
— Я готова пожертвовать спасением моей души, чтобы только увидеть, как кинжал Гонзаго пронзит сердце его противника.
— Почему же, Боже мой? — сказала принцесса, не поворачивая головы.
— Потому что это отомстит тебе за меня, — отвечала глухим голосом Маргарита.
— О! Боже! Это ужасное желание исполнилось!.. — вскричала принцесса. — Он падает! Он падает!
Во время борьбы кинжал принца, скользнув по кирасе Кричтона, опасно ранил в шею его лошадь. Кровь хлынула из зияющей раны, и животное зашаталось, слабея от потери крови. Пользуясь преимуществом, полученным в нарушение правил турнира, запрещавших наносить раны лошади, Гонзаго бросился на своего противника, стараясь заставить его выйти из круга, начерченного на песке арены.
Но Кричтон, чувствуя, что его лошадь падает, быстро спрыгнул на землю и, схватив за руку Гонзаго, заставил его спешиться, прежде чем тот успел опомниться.
Прерванная было на минуту борьба возобновилась с новой силой. Удары сыпались с обеих сторон на каски и кирасы, и арена наполнилась звуками, напоминавшими звон в кузнице оружейника. Куски золота и эмали, сбитые остриями кинжалов, падали на арену, обещая богатую жатву герольдам.
Гонзаго был очевидно слабее своего противника, но он так искусно действовал кинжалом, так ловко отражал удары, которые могли быть для него гибельными, что никто не мог предвидеть исхода борьбы.
Вдруг кинжал Кричтона переломился пополам о стальной нагрудник Гонзаго, и это, казалось, должно было отдать его полностью во власть противника.
Руджиери с радостным восклицанием поднял руки к небу.
— Слава Богу! Правда восторжествует! — вскричала Екатерина Медичи.
— Но он еще не побежден! — поспешно возразила Эклермонда.
В ту минуту, когда она произносила эти слова, принц направил острие кинжала в грудь Кричтона и потребовал, чтобы тот сдался.
— Сдаться? — вскричал гордо Кричтон. — Я не знаю этого слова. Пусть это решит борьба.
С этими словами он ударил по каске принца обломком своего кинжала с такой силой, что казалось, будто голова и каска разбились под ударом. Гонзаго упал без чувств на землю, и кровь хлынула через забрало его шлема.
— Сдавайтесь, принц! — крикнул, наклоняясь над ним, Кричтон. — Или, клянусь Святым Андреем, наступил ваш последний час.
Но Гонзаго не ответил ни слова. В эту минуту герцог Неверский и Жуаез бросились на арену в сопровождении Монжуа и маршалов турнира.
— Победа за вами, шевалье Кричтон, не убивайте его! — вскричал герцог Неверский, соскакивая с лошади. — Ах! — продолжал он, взглянув на неподвижное тело принца. — Вы разрушили надежды моего брата, герцога Мантуйского. Клянусь Святым Франциском, вы ответите за это.
— Если принц мертв, он погиб в поединке, которого сам добивался, — гордо возразил Кричтон. — Я сумею ответить за мои поступки и вам и кому бы то ни было из вашего дома.
— Ваш племянник был побежден в честном бою, герцог, — сказал Жуаез, — и единственный незаконный удар, нанесенный в этой борьбе, был тот, который ранил эту лошадь.
— Этот удар был случайным, — сказал Кричтон. В это время маршалы турнира сняли у принца каску, и оказалось, что он только был оглушен ударом, но его жизнь не подверглась опасности. Убедившись в этом, герцог поспешил извиниться перед шотландцем за свои слова. Его извинения были любезно приняты, и он поспешил распорядиться, чтобы принц, все еще не приходивший в себя, был вынесен с арены.
В то же время под рукоплескания зрителей и звуки труб Кричтон приблизился к павильону короля и опустился на колени перед Генрихом. Тот встретил его с улыбкой и, велев подняться, сказал несколько комплиментов его храбрости.
— Вы доказали, что вы храбрый и честный дворянин, — сказал он, — и подтвердили справедливость вашего обвинения против изменника Руджиери. Сегодня же вечером костер будет зажжен на Гревской площади. Пусть его отведут в Шатлэ и узнают, не вырвет ли у него признания пытка.
— Ваше величество, — сказал Кричтон, — я прошу вас об одной милости.
— Говорите, — отвечал король, — и, если ваша просьба не касается одной личности, которую я не хочу называть по имени, вы можете считать ее уже исполненной.
— Замените наказание, назначенное вами изменнику Руджиери, вечным изгнанием.
— Хорошо ли я расслышал? — спросил с изумлением король.
— Подарите мне его жизнь, государь, на условиях, которые я ему предложу, — продолжал Кричтон.
— Он в ваших руках. Поступайте с ним, как вам будет угодно, — отвечал Генрих. — Приведите сюда изменника, — прибавил он, обращаясь к страже, окружавшей Руджиери.
Полумертвый от ужаса, осыпаемый проклятиями зрителей, астролог был тотчас же приведен к королю.
