class="p1">— Награждаю вас всех почётными венками, — сказал им Эйрих, после чего дал знак избранным дружинникам.
Пожилые воины взяли со стола золотые венки и водрузили на головы легионерам.
— Также награждаю вас морскими коронами, — сообщил им Эйрих. — Это за отдельный подвиг на реке.
Избранные дружинники взяли со стола морские короны, исполненные в виде обручей, увенчанных корабельными носами — дань старым римлянам, награждавшим так морских легионеров.
Первая центурия шестой когорты показала себя очень храбро, поучаствовав практически везде: начиная от битвы против визиготов, на кораблях, заканчивая битвой против гуннов — из двух сотен легионеров осталось лишь четырнадцать. В других первых центуриях ситуация аналогичная, потому что в них брали самых лучших и храбрых воинов.
— Я также награждаю вас, как и всех носителей золотых венков, наделом земли в Италии, — сообщил всем присутствующим Эйрих. — Как только мы возьмём эту землю, вы почётно покинете легионы, став землевладельцами, честными пахарями, кормящими нашу молодую державу.
Эйрих окинул легионеров неопределённым взглядом. Смотрели они на него скептически и это понятно.
— Если захотите, конечно же, — растянулись его губы в улыбке. — Коли не будет желания оседать на земле, пожалуйте обратно в легион, на те же должности.
Скепсис легионеров объяснялся очень просто. Зачем им земля в собственность, если община и так выделит её в достаточном количестве? Зачем пахать и сеять, отказавшись от щедрого жалования в легионе?
Никто ещё не знает, что Эйрих собирается уничтожить ту общину, которую они все знают и к которой все они привыкли. Если кто-то узнает о его планах, его уничтожат. Никакая ратная слава, никакой политический вес, никакое влияние и прочие атрибуты его не спасут.
Поэтому Эйриху понятно сомнение легионеров в перспективности вспашки земли, но они не знают, а он знает.
«Надо будет делать всё быстро, чтобы никто не успел опомниться и неправильно отреагировать», — подумал он.
Нельзя подсмотреть у римлян, у них такого не было. Нельзя подсмотреть у греков, у них тоже подобного не случалось, за всю их очень долгую историю. Все ошибки, оплошности и провалы будут новыми, уникальными.
— Вернуться в строй! — приказал Эйрих. — Вторая центурия шестой когорты — три шага вперёд!
Возврат к активным действиям, то есть к вручению заслуженных легионерами наград, заставил его перестать думать о грядущих проблемах. Но он обязательно вернётся к ним вечером, когда останется наедине с собой.
На награждение всех легионеров и на ещё кое-что Эйрих потратил почти всё, чем Сенат наградил его за выдающиеся победы. А наградили его очень щедро. Как метко выразился отец Григорий: «Безбожно огромная сумма для одного человека». И её почти нет, потому что Эйрих знал, насколько важно признание заслуг собственных воинов. Чтобы награда не показалась незначительной, он сделал её золотой, а чтобы никто не почувствовал себя обделённым, сделал её одинаковой, что для примипилов с центурионами, что для обычных легионеров. Общий вклад в победу он оценивал равным от каждого легионера, потому что в сторонке никто не стоял, каждый пролил свой конгий (2) крови…
После официальной части был начат официальный пир, где каждому легионеру полагалось по семодию (2) галльского вина, по большому куску свинины и по унции настоящего индийского сахара.
Праздничный ужин выходил, если помнить о безумной стоимости сахара, крайне роскошным. Вот на это Эйрих и потратил свой «гонорар» за блистательные победы. Успокаивало его только то, что Сенат больше не будет кривиться и морщиться от его финансовых запросов, потому что они будут обоснованы и подкреплены репутацией человека, который тратит деньги исключительно для выгоды готского народа.
— Non sibi sed patriae… (3) — прошептал Эйрих, сидящий за роскошно накрытым столом, размышляя о содержании своих будущих запросов к Сенату.
Эту фразу, рискующую стать крылатой, он сформулировал в ходе своих размышлений о целях и ценностях, которые двигали им ранее и движут им сейчас. Раньше, в прошлой жизни, он хотел личной славы, чтобы все народы, от края степи до последнего моря знали его имя и содрогались в сковывающем волю ужасе, когда оно звучит.
Но теперь, когда он прочитал столько мудрых книг, переварил их содержимое в своей голове, он понял, что прошлые устремления должны остаться в прошлом. Сейчас ему нужно нечто гораздо большее. Держава, способная пройти сквозь века, а не рухнуть по причине дряхлости и изнеженности. И он построит её.
«Фундамент здания, что простоит тысячи лет, выложен из костей и залит кровью», — подумал он. — «Скоро придёт время строить стены. И в этом совершенно неуместны будут личные потребности одного человека».
Кем-то движут низменные ценности и устремления. Кем-то, но не им. Тенгри послал его сюда не за этим.
«Да даже если за этим — зачем эта ерунда?» — подумал Эйрих с усмешкой.
Не прельщала его бессмысленная роскошь — в прошлой жизни он был самым богатым человеком. Не интересовали его гигантские дворцы — в прошлой жизни он был самым крупным землевладельцем. Не волновали его и рабы — в прошлой жизни он безраздельно владел миллионами…
Когда познаёшь и испытываешь всё это, смотришь на мирские вещи другими глазами. Деньги — это инструмент, а не самоцель. Власть — это тоже инструмент, а не самоцель. А люди…
«Люди — это ресурс…» — пришёл Эйрих к умозаключению.
Примерная численность готов ему известна, потому что в трибах все голосующие уже давно посчитаны, но это только взрослые и престарелые мужи. Женщин и детей никто никогда не считал, потому что они считаются маловажными. Эйрих так больше не считал. Он думал об этом, размышлял, формулировал последнее умозаключение у себя в голове.
Дети вырастают во взрослых мужей, а женщины рожают новых детей. Это просто не может быть маловажным.
«Нужно посчитать всех».
— Претор, скажи слово! — выкрикнул кто-то из успевших нажраться легионеров.
Горели костры, шатры лагеря пустовали, потому что все на улице, много пьют и много едят — сегодня это разрешено. Несмотря на лежащий повсюду снег, было удивительно тепло, словно сам Тенгри разрешил им сегодня праздновать.
— Речь! Речь! Речь! — загомонили легионеры. — Легат, скажи!!! Речь! Речь! Речь!
— Будет разумно сказать что-нибудь, — произнёс сидящий рядом с ним Лузий Русс.
— Да, легат, скажи! — пьяно воскликнул примипил Альдрик. — Твои верные воины ждут вдохновляющих слов!
Звания легата у Эйриха ещё не было, его назначали, максимум, военным трибуном на конкретный поход, но сегодня можно спустить воинам напрасную лесть.
Эйрих встал из-за стола и поднял кубок.
— Хочу начать с того, что я не легат, — заговорил он, когда установилась тишина. — Но мне приятно, что такие грозные воины, сокрушители гуннов и других могущественных племён, ведут себя со мной, как юные девицы, жаждущие поскорее напрыгнуть на тёплое копьё!
Он сделал паузу, и она возникла. Сначала легионеры не осознали, что именно он сказал, потом осознали и даже было возмутились, а затем кто-то заливисто рассмеялся, после чего тысячеголосый хохот заполонил весь лагерь. Эйрих лишь удовлетворённо улыбнулся. Здесь все свои и все понимают сальные воинские шуточки.
— Я был удовлетворён тем, как вы показали себя на всех этих полях сражений, — продолжил Эйрих, когда смех утих. — Ни одно войско этого мира не способно было биться в таких условиях, таким сравнительно малым числом против настолько превосходящего численно врага, грозного, смертельно опасного, любящего и умеющего убивать. Я горжусь вами, легионеры, вы не запятнали себя трусостью, а, напротив, показали истинный героизм! Я вижу вокруг себя грозных воинов, идейных наследников легионов старых римлян! Тех самых, что завоевали почти весь известный мир. И вы завоюете. Я обещаю вам. Но не для себя! Для Отечества!
Тут уже никаких пауз не возникало, поднялся восторженный рёв тысяч глоток, кто-то что-то кричал, но всё это тонуло в этом оглушительном рёве людей, готовых идти за Эйрихом хоть в загробный мир.
— Не для себя!!! — расслышал Эйрих особенно громкий выкрик. — Для Отечества!!!
— Не для себя!!! Не для себя!!! Не для себя!!! — подхватили его расслышавшие легионеры. — Не для себя!!! Для Отечества!!! Не для себя!!! Для Отечества!!!
Эйрих улыбнулся своим воинам, после чего по-легионерски стукнул себя кулаком в грудь. Легионеры повторили его жест, символизирующий уважение воина воину.
/25 декабря 409 года нашей эры, Восточная
