По коридору навстречу шёл Худолей, в наброшенной на плечи собольей шубе, опираясь на посох.
— Что привело в мой скромный дом светлого кнеза? — спросил он, кланяясь.
— Да есть у меня такое подозрение, боярин, — ответил спокойно Славик, — что прибыл к тебе сегодня гонец от Джура-хана. Вот я и зашёл поинтересоваться, — какие новости принёс?
— Навет это, кнез, подлый навет! — глаза его испуганно забегали, лицо покрыли бисеринки пота. Фу, ты, прямо хоть наставление с него рисуй для начинающих разведчиков.
— Боярин, — тихонько позвал Акела. Тот нервно обернулся к Витязю, — отдай его нам, целее будешь.
— Да я… — задохнулся Худолей.
— Покайся, Иваныч, тебе скидка выйдет, — бессмертной фразой Булгакова дал совет Акела. Он уже слышал, как несколько человек поднимаются по ступеням крыльца. Слышал это и боярин, побледнев так, что из жёлтого стал каким-то бежевым. Двери распахнулись и двое стражников ввели гонца, Барс шёл сзади. Столкнувшись взглядом с Акелой, гонец замер, его румяное лицо вдруг сбросило цвет.
— От кого гонцом прибыл? — спросил Витязь.
— От славного Джура-хана.
— Что привёз?
— Письмо боярину Славодуму. Только в живых его не застал.
— И что?
— Ему отдал, — гонец кивнул на Худолея, — они вместе меня снаряжали.
— Лжа это, кнез, наговор, оговаривают меня! — завизжал козлобородый.
— А зачем? — «наивно» поинтересовался Барс.
— Дак… — смешался боярин, — это… зависть.
— Зачем ему тебя оговаривать, убогий? — нажал голосом Барс, — он же не жилец уже. Зачем ему на тебя клепать, он этим ничего не выиграет.
— Кайся, сучий потрох, — не сдержался чернобородый боярин, — в ноги кнезу, сума перемётная!
Худолей сломался. Испуганно шарахнувшись от рыка боярина, он пошатнулся, затем упал на колени перед Климом, полез рукой за пазуху. Трясущейся рукой протянул ему свиток, попытался поцеловать Славкину лапу. Тот, брезгливо отняв руку, взяв свиток.
— Милостивец, не вели казнить!
— Взять эту падлу, — приказал страже кнез, — до суда в подвал гоблинский.
— Ты руны читаешь? — спросил он Акелу, поморщившись от воплей утаскиваемого Худолея.
— С пятого на десятое, — признался тот, — дай лучше Мирославу.
Боярин взял протянутый свиток, развернул его, пробежал глазами.
— Просит узнать про новое оружие. Украсть, если можно, хотя бы одну штуку, — против воли в его голосе прозвучала гордость от причастности к высокой политике.
Акела взял у него свиток, поблагодарив душевно, и сунул его в карман.
…В палатах все расселись по лавкам, Клим уже привычно приземлил седалище на персональный трон. Откинув полы плаща, придал подобающее случаю выражение морды лица. Так-то оно и хрен с ним, но положение обязывает.
— Мирослав, — обратился он к чернобородому, — на кого, кроме вас троих, ещё можно положиться?
Тот, задумавшись, назвал ещё пятерых бояр.
— Бояре, — вмешался Акела, — готовьте свою конницу. И тем пятерым то же передайте. Отдельные группы могут прорваться. Оружие оружием, а сеча может быть жестокая. Особенно выделите тех, кто пешим умеет с конным биться. А мы постараемся, чтобы войско вражье дальше границы не зашло. Осталось несколько дней, а может, и их нет.
Кнез кивком санкционировал сказанное и отпустил их. Когда друзья остались одни, Андрей почесал нос.
— Надо ещё разок повнимательнее почитать, как-то он галопом по Европам…
— Сейчас, погоди…, - Акела подошёл к окну, открыл створку и крикнул вниз: «Шумак, Ласку к кнезу!» Агентесса появилась буквально через пару минут, видимо, была где-то рядом. В неярком сарафане с простой рубашкой, из всех украшений-лента на рыжей голове да грошовенькие бусы на шее. Бочком, скромненько встала у дверей, выжидательно поглядывая на кнеза. Мордочка постная, глазки в пол — актриса прирождённая. Клим махнул рукой.
— Садись, не стой столбом.
Она тихонько присела у дверей. Кнезинка по праву рождения, она не привыкла ещё к тому, что вращается среди высших вельмож, сказывалось разбойничье прошлое.
— Да сядь ты на своё место, сирота казанская, — Акела сгрёб девчонку за плечи и усадил между собой и Барсом.
— Прочитай внимательно, — он сунул ей свиток, — что?
— Тут про оружие…
— Это читали, — поторопил Барс, — ещё что?
— Джура-хан предупреждает, чтобы тот встретил и принял группу западных людей. Так и написано — западных.
— Та-ак, — протянул Барс, — какие мнения?
— Ласка, — спросил Клим, — что скажешь? Да сиди ты, не прыгай, — махнул он рукой на вскочившую Ласку.
— В дом Худолея засаду из двух опытных стражников, — негромко стала она излагать свои соображения, — тех двух торговцев под плотную опеку. Захотят жить, — будут помогать. Гонца «перевернуть» и пусть будет при засадной группе, — его могут знать в лицо. Всё.
— Молодец, — улыбнулся Андрей, — забыла только с двух сторон дома засады для отсечения возможного отступления группы.
— Молодец, девушка, — улыбнулся Акела, — действуй-злодействуй.
Ласка встала и выскользнула за дверь, словно настоящий маленький хищник.
— Золотая девка. Вот тебе готовый начальник тайной полиции, лучше не найдёшь.
— А как её мужики слушать будут? — почесал голову Клим.
— А как и раньше, — подытожил Барс, — через Малыша. Тайный, он и есть тайный. Где надо, сама будет действовать, где надо, через Малыша или других доверенных лиц. Я тоже считаю, что лучше кандидатуры не найти. Ну, ладно, братцы, я вас оставлю.
— Далеко?
— На горную дорогу, сменю наряды и службу проверю заодно.
— Меня в Леоновку забросишь? — попросил Акела.
— По Милёне заскучал? — сверкнул зубами Славка.
— Устрою себе выходной на сутки, не возражаете?
— Борисыч, — прижал руки к груди Барс, преданно глядя в глаза друга, — да лишь бы тебе хорошо было! Мы ж только для этого и живём.
— Ля мо, ля мо, па се труа[55] — отозвался тот.
— Тебя когда забрать? — смеясь, спросил Андрей.
— Утречком пораньше. А ты, твоё сиятельство, Милолику, что, забыл уже?
— Да не забыл, а как?
— В смысле сословий? — прищурился Барс, — кнез и крестьянка?
— Ну, типа того, — потупился Славка.
— Фу, ты, — фыркнул Акела, — проблему нашёл. Первый ты такой, что ли? Что, голубая кровь взыграла? Да кто тебе здесь указ? Тебе даже Волод слова не скажет, а кто ещё выше? Только Господь Бог.
— Вообще-то, да, — согласился Клим, — закончится эта катавасия, поженимся. Баба она хорошая.
— Вот и ладно, — хлопнул его по плечу Акела.
Они пожали друг другу руки. Акела с Барсом вышли из палат и пошли наверх, где хранился ковёр-самолёт. Но улететь им была не судьба. Громко топая, по лестнице их бегом догонял Клим. Предчувствие скворчонком трепыхнулось в сердце.
— Каркуш прилетел, — выдохнул Славка, — кызбеки приближаются к границам.
…Мелькают под ковром степные холмы, покрытые колышущимися волнами разнотравья, где степная живность веками ведёт свою особую жизнь. Но, словно болезненное образование на теле, язвами проявляются рыжие проплешины. Их всё больше и они сливаются, вытоптанные копытами коней до голой почвы.
Лагеря кызбеков раскинулись примерно в трёх километрах от минированных подступов к Руссии. Сверху хорошо было видно, что жизнь в них течёт чисто походная: тренировки, скачки, смены караулов, принятие пищи. Дым, пыль, вонь и лязг оружия. Дураку понятно — по первому сигналу эти закалённые воины прянут в седла и лавой двинутся туда, куда покажет владетельная длань Джура-хана. Однако, пока этого не происходило.
Третий день ковёр-самолёт барражировал над стойбищами, которые тянулись на несколько километров по рокадному направлению.[56]
А лето, не замечая этого, готового обрушиться на страну, бедствия, продолжало вступать в свои права. Огромная степь была покрыта изумрудно-зелёной травой. Даже орда кызбеков не могла вытоптать её полностью и яркие головки тюльпанов мелькали тут и там, вопреки всем невзгодам. Цветущие кустарники привлекают диких пчёл, а рядом в траве затаился маленький горбоносый сайгачонок в ожидании мамки. Бродят по зелёным волнам стада антилоп, кружат вокруг легконогие степные волки, и у тех и других детёныши. Одним нужно молоко, другим мясо, но кормить надо всех.
Стаи фазанов водят за собой подрастающих птенцов, неохотно взлетая при приближении хищников. Пересвистываются толстые жирные тарбаганы, плотно забивая защёчные мешки мелкими зёрнышками и семенами трав, запасая корма на время засухи.
Даже голые неприступные скалы, кое-где были стыдливо прикрыты зеленеющими лианами, ползущими вверх и цепляющимися за каждый выступ. Здесь, на самом припёке, свернувшись тугими кольцами, грелись под солнечными лучами ядовитые эфы и крупные кобры. Из неприметных, на первый взгляд, скальных трещин, куда невесть как попала горсточка земли, протягивали тонкие веточки деревца, проросшие из случайно заброшенных ветром семечек. Выше уже были владения лишайников, которые покрывали скалы пятнами оттенков от серого до бледно-зелёного.
