женщина, кидающаяся под ноги бредущим мимо безразличным толпам. Подлетевший и рухнувший рядом Николай слабо тронул содрогающееся плечо – плакальщица повернулась. В окружённых морщинами глазах, несмотря на всю разницу в этносе и культуре, безошибочно читались неверие и боль, смешанные с безумным отчаянием. Вдруг на предплечье стальными тисками сжались кажущиеся хрупкими пальцы, а после – за конечность рывком потянули в ближайший одноэтажный барак.
Внутри в едва освещённом импровизированными факелами просторе столпилось около десяти человек. Они обступили распластанного на кустарной лежанке мальчишку, у изголовья сидел мужчина средних лет и держал его маленькую ладошку. Уже до боли сжимавшая руку женщина потянула Николая прямиком к ним. Вмиг расступившаяся толпа освободила проход, а, по-видимому, оказавшийся отцом ребёнка мужчина тут же вскочил на ноги и вступил в явную перепалку с притащившей незнакомца дамой. Однако разговор оказался коротким и закончился яростными несдерживаемыми криками да ударами тонких морщинистых рук. Женщина повернулась к Николаю и, упав на колени и сложив руки в мольбе, отчаянно забормотала что-то на смеси самых разных языков, то и дело указывая на как-то странно дёргающегося мальчика.
В душе замигала ужасающая красная лампочка. Николай на мгновение застыл на месте, но уже через секунду, стиснув кулаки, быстро опустился на пыльный пол, скинул рюкзак и приложил пальцы к пульсирующей детской шее – тахикардия. Ухо коснулось вздымающейся распухшей грудины – тяжёлое рывковое дыхание. Задрав испачканную футболку ребёнка, Николай повернулся к взволнованно обступившей его толпе и, игнорируя крики, как мог показал руками чирканье зажигалки и вспышки света. Команда была понята – несколько человек рванули к стенам и, поснимав тусклые факелы, поднесли их к лежанке. Глаза наконец смогли различить черты пациента. Возраст около десяти-одиннадцати, совсем худое телосложение, обусловленное, по-видимому, таким же скудным рационом, как и у прочих собравшихся.
Дёрганье мышц усилилось. Николай жестом приказал освободить пространство, ещё сильнее задирая мальчишечью извалявшуюся футболку и пытаясь вычленить диагноз из симптомов. На одном из детских боков вовсю начинала проступать обширная гематома, судя по всему, от какого-то точечного удара или падения. Пальцы быстро пропальпировали местами проступающие рёбра – два перелома.
«Напряжённый пневмоторакс! – все детали пазла мигом сложились, формируя диагноз. – У него совсем нет времени!»
Сердце забилось в истерике, а руки неистово задрожали, ладони стали скользкими от пота. В голове закрутились самые бредовые мысли и идеи о том, как дотащить сюда неизвестно где блуждающую Нату, но осознание тщетности подобных размышлений и утекающее сквозь пальцы время давили всё сильнее с каждым мгновением. От желудка поднялся позыв тошноты, на сей раз вызванный звенящим диссонансом: необходимостью действовать здесь и сейчас без оглядки на собственных демонов и навязчивую идею, что право кого-либо лечить давно безвозвратно утрачено.
– Успокойся! – не сдержавшись, проскрежетал Николай вслух и с силой зарядил себе отрезвляющую пощёчину. Лицо обожгло, а в ушах прозвенел колокол, но рвота отступила, выпуская на свет, казалось бы, похороненное медицинское сознание. – Разрез! Нужно выпустить воздух!
Рука резко отогнала вновь подошедших слишком близко наблюдателей, потянулась к расстёгнутому рюкзаку и быстро извлекла на свет старый хирургический набор. Всё ещё подрагивающие пальцы быстро щёлкнули задвижками, а глаза пробежались по инструментам: иглы, нити для швов, зажимы, щипцы, ножницы, всё, что угодно, но только не скальпель. Николай прикрыл глаза и стиснул челюсти. Перед глазами вмиг всплыла картина из прошлого и осознание, что единственное остававшееся операционное лезвие давно утеряно на вычеркнутой из памяти опушке заснеженного леса. Быстро обернувшись на переминающуюся толпу и едва стоящую прямо пожилую даму, мужчина, используя всю фантазию, на которую был способен заряженный адреналином мозг, принялся изображать руками хоть какое-то подобие ножа, меча, остроты.
На удачу, народ вновь всё понял, и уже через несколько секунд Николай принял протянутый ему широкий походный ножик, судя по виду, активно использовавшийся уже не один год. Быстро выхватив у стоящего рядом незнакомца один из факелов, мужчина сунул лезвие прямиком в огонь и вновь рухнул рядом с пациентом. Детские глаза закатились за веки, оставляя видимыми лишь гладкие белки, а тело начало брыкаться с несоразмерной возрасту силой.
«Он больше не может вдохнуть… – мысленно завопил Николай и, указав стоящим рядом людям крепко держать мальчишку, осторожно прислонил лезвие к разбухающему, травмированному боку. – Второй межрёберный промежуток, среднеключичная!»
Ставшие стальными пальцы почти до треска сдавили деревянную рукоять, лезвие вонзилось в плоть, оставляя короткий, но достаточно глубокий разрез. Мальчишка было дёрнулся, но восемь или даже десять рук с силой вжали крохотное тело в лежанку. Из раны обильно потекла яркая молодая кровь.
– Проклятье! Трубка. Нужен какой-то канал… – тихо бормотал Николай, видя, что кровь мешает выходу воздуха. В очередной раз, подняв лицо к незнакомцам, мужчина изо всех сил попытался изобразить нужный ему предмет, но на сей раз языковой барьер оказался непреодолимым. Мальчик захрипел, выдыхая последние остатки имеющегося воздуха.
Идея и выход свалились на голову оглушительнее тонн снега из некогда пережитой лавины. Выронив нож, Николай рванул к рюкзаку, нырнул внутрь испачканными в крови руками и, наконец, нащупав искомое, извлёк наружу родную шариковую ручку. Со всех сторон послышались пугливые разговоры, вскрики и вопли: мальчонка почти затих, только изредка сотрясался в конвульсиях. Кто-то попытался начать делать искусственное дыхание, но был тут же остановлен неожиданно обретшей твёрдость рукой Николая. Подняв упавший на пол факел, мужчина быстро обжёг пластиковое тельце письменной принадлежности, мысленно сетуя на отсутствие даже простейших антисептиков, и аккуратно продавил его вглубь разреза, прямо между ещё податливыми рёбрами – мальчишка дёрнулся.
«Всё ещё в сознании!» – с толикой облегчения понял Николай и с силой крутанул задний колпачок, вынимая из ручки стержень, а второй рукой надавливая на вздувшуюся грудь ребёнка. Послышался лёгкий свист – из пластикового канала заструился воздух, смешанный с кровью, а через несколько мучительных секунд мальчонка наконец сумел сделать вдох и громко заплакал.
Николай облегчённо выдохнул и отстранился, садясь на грязный пол и прикрывая глаза. Внутри бушевала буря истерики, смешиваясь с каким-то давно забытым светлым чувством. Слух уловил тонкий голосок и плач обнимающих ребёнка родственников. Всё ещё пытаясь взять себя в руки, Николай быстро замотал головой и, обратившись к толпе, как мог изобразил бинты и обмотки. Через несколько секунд, убедившись, что в плевральной полости не осталось воздуха, наконец-то вернувшийся из забвения мужчина, аккуратно вынул пластиковую трубку из раны и наложил тугую повязку.
Плечи обвили тёплые объятия, а в руки то и дело пытались всунуть какие-то пахнущие океаном благодарственные свёртки. Вокруг звучало несметное число пусть и неизвестных, но совершенно понятных слов, среди которых было одно знакомое, что вновь отзывалось в душе,
