В городе строились новые цивилизованные рынки, магазины, гостиницы; Ташкент притягивал пришлое население – в 1910 г. в нем проживало более 200 тысяч жителей[385], однако такой бурный рост имел и негативные последствия. «По окраинам города (русской части. – Е. Г.), – отмечал высокопоставленный ревизор в 1910 г. граф К.К. Пален, – возникла сеть узких кривых переулков, что крайне нежелательно в санитарном и пожарном отношениях. Значительная часть переулков заканчивается тупиками[386]. Новоприбывшие часто занимались самостроем, то есть без разрешения сооружали лачуги, либо покупали такие же лачуги у жителей старого города, из-за чего возникали конфликты с властью. Тот же Пален писал в отчете: «Земельные отношения отличаются запутанностью. У многих владельцев нет законных документов (купчих крепостей). В особенности много таких имуществ в туземной части города, где переход их от одного владельца к другому удостоверяется документом (васика), совершенным народным судьей (казием)»[387].
Если в 1865–1867 гг. Ташкент был опорным пунктом (центральной базой) российской армии, которая проводила боевые операции на Туркестанском театре военных действий, то в начале XX в. город превратился в административный торговый, промышленный, научный и культурный центр обширного края. Перемены затронули не только маленький русский Ташкент, недавно бывший военным лагерем, но и чрезвычайно упорный в своем консерватизме «туземный» город. Над глухими дувалами поднялись вторые этажи глинобитных домов (балаханы) – жилые помещения с «русскими» окнами, выходящими на улицу, – которые использовались в качестве парадной гостиной (мехманхане) или сдавались в наем постояльцам. Иногда около окон сооружался балкон вдоль всего фасада; балконы, как правило, нависали над улицей. Владельцы домовладений начали сооружать на своей территории небольшие флигеля для сдачи в аренду. Обычно это был небольшой домик в стороне от дома хозяина, возле флигеля росли один-два дерева для тени да виноградный куст, засаживалась цветочная клумба, журчал маленький арык. Такие флигели охотно снимали небогатые русские, которым не по карману было арендовать квартиры в новом городе. В то же время богатые сарты переселялись в новый город, где строили роскошные особняки по европейским проектам.
С годами менялись образ и качество жизни русских и нерусских ташкентцев. В иностранной (главным образом английской) исторической литературе о Средней Азии и о присутствии в регионе России сложился штамп, который, будто бы дав клятву, воспроизводят на своих страницах почти все авторы: русские военные и гражданские администраторы, взявшие на себя обязанность управлять завоеванной территорией, были по своим нравственным качествам худшими представителями рода человеческого. Эта порочная традиция возникла по инициативе британского истеблишмента еще в 30-х гг. XIX в., не может иссякнуть по сей день. Несколько примеров последнего времени, взятые наугад: «Местные русские, зачастую скрывшиеся в Туркестане, чтобы избежать неприятностей дома, т. е. в собственно в России, отличаются дурным поведением и коррумпированностью» – из книги американского автора «Современные узбеки», изданной в 1990 г.[388] Или столь же голословное заявление француженки Д'Анкосс, появившееся в 2007 г.: «Русские администраторы-военные, сами имевшие низкий уровень образования, прославились коррупцией и некомпетентностью»[389]. Еще зарубежные исследователи любили писать о повальном пьянстве, которому предавались русские военные и чиновники вдали от дома[390] (как будто тем же не занимались в своих колониях англичане и французы).
Действительно, были некомпетентность, злоупотребления властью, коррумпированность, особенно в начальный период после присоединения края к России, но был и огромный труд ради изучения нового региона империи и осмысления характера и особенностей его населения. Достаточно вспомнить двухлетнюю работу Степной комиссии, члены которой объезжали и обследовали огромную территорию, днями не слезая со своих коней.
В течение 20 лет (1865–1885) продолжался «героический период», то есть время завоевания и «первоначального освоения» обширного края. Это было время военных походов и мирного «устроения», все вперемежку: сегодня генерал Головачев – начальник боевой колонны, а завтра военный губернатор Сырдарьинской области, и наоборот. В то время русские офицеры жили от одного похода до другого, жизнь каждого висела на волоске, и они гуляли и пили, тем более что их жены были (или не были) вдалеке. Мужчины жили без женщин, а значит, без дома. В первые годы русского присутствия в Туркестане жизнь русских (будь то военные или гражданские лица) походила на бивуак, то есть полевой временный стан, который завтра снимут и перенесут за много верст.
Но походы заканчивались, край был замирен, и походный дух иссяк. Теперь ташкентцы стали жить как все обыватели империи. Дома стали семейными гнездами, в них стали рождаться коренные ташкентцы, которые получали возможность учиться в ташкентских училищах и гимназиях, брать и читать книги в обычных для всей России библиотеках, ходить в театры и концерты. Ташкент перестал выглядеть временным солдатским стойбищем. Таким его увидел в 1914 г. британский ученый, славист Стивен Грэхэм:
«Очень заметно, что военные составляют основу ташкентского общества, а потому все лучшие магазины ориентируются на них и их жен… Военные задают тон во всем, что создает общую обстановку порядка и подтянутости. Это заметно в том, как элегантно и со вкусом одеты женщины в театрах и парках, а сопровождающие их мужчины почти все имеют при себе шашки и сабли. В этих местах редко увидишь людей, стоящих на более низкой ступени социальной лестницы. По аллеям парков, однако, прогуливаются молодые щеголи, как правило армяне-приказчики, парикмахеры, клерки, в дешевых костюмах, но обязательно белых воротничках, тщательно и модно причесанные, с тросточками в руках.
Ныне в Ташкенте открыто много учебных заведений, начиная с кадетского корпуса, в котором обучаются сыновья офицеров, и кончая небольшими русско-туземными школами, где русские учителя пытаются научить сартов говорить и писать по-русски..
В Ташкенте сегодня действуют шесть кинотеатров, два театра и одна концертная площадка в саду, кроме того, существует много других развлечений. Местные жители полюбили кино, и обычно в очередях перед кассами кинотеатров можно видеть немало людей в чалмах и халатах. В театрах их практически не видно – там надо понимать русскую речь. На театральной сцене дают пьесы Шекспира и современных драматургов. В городе выходит несколько газет. В день своего приезда я просчитал на первой полосе «Ташкентского курьера» статью под заголовком: «Положение в Ольстере». Похоже, вся Европа следит за тем, что происходит на наших островах, а сама Европа простирается вплоть до Ташкента, который, хотя и расположенный в Средней Азии, тем не менее, вправе претендовать на звание столичного города»[391].
После всего сказанного и процитированного стоит обратиться к учебнику «История Узбекистана», по которому сегодня обучают молодое поколение в школах Республики Узбекистан: «Жителям старой части города (Ташкента. – Е. Г.), то есть узбекам, категорически запрещалось переходить черту части города, заселенную русскими. Нарушителей наказывали»[392]. Если бы «нарушителей наказывали», они, наверное, не стояли в очереди за билетами в кинотеатры, расположенные только в «русском городе»?
«Нарушители» не только преспокойно смотрели кино, но и строили дома в «русской части», причем совершенно самовольно: «Недавно, года два тому назад, – пишет Ю.Д. Южаков, не один десяток лет проработавший в Туркестане, – полиция хотела согнать сарта с участка земли в русской части города, находящегося между домами русских жителей, который самовольно захватил, благодаря нашей халатности, и обрабатывал под дыни и арбузы. Сарт лег на землю перед полицейскими чиновниками и решительно объявил, что не уйдет с этой земли. Полиция несколько раз приставала к нему с угрозами – ничто не помогло. У полиции не хватило ни энергии, ни сознания власти выдворить его силой, и она оставила его в покое. Теперь он огородил это место, построил грошовую саклю, посадил несколько деревьев и ищет уже покупателей по три рубля за сажень – значит, за пять»[393]. Тот же Южаков приводит еще более убедительные примеры решимости сартов вторгнуться на территорию «русского города» и захватить дорогую землю, чтобы иметь возможность торговать ею. А русская полиция не решалась. «Нарушителей наказывали»?!
* * *
Другие города края развивались точно так же, как и Ташкент: сначала военный лагерь – затем небольшой русский городок, построенный по плану. Такие города возникли рядом с древними среднеазиатскими городами, такими как Туркестан, Чимкент, Аулие-Ата и др. Все они выглядели примерно одинаково. В этом отношении особенно интересно восприятие такого нового европейского города в сердце Азии глазами художника:
