«Храбрая Семтемор» одарила Ками испепеляющим взглядом.
– Не сегодня, – педантично поправила я. – Почти месяц назад. Сегодня всего лишь стали очевидны последствия.
– Подожди-подожди, так вы же всего месяц, как познакомились? – Парень нахмурился. – Или я чего-то не понимаю? Объясните убогому.
Мы с Ханной переглянулись. Похоже, девочка начинала осознавать.
– Тогда, в столовой. Когда Эшли ко мне прицепилась, а ты вмешалась в ссору… Что тогда произошло? – Ресницы задумчиво опустились, скрывая холодный блеск в серебряных глазах. – Знаешь, как я тогда удивилась, когда среди столовой вдруг запахло сиренью? В первый момент мне даже показалось, что это мама вернулась.
Ками, до сих пор беспечно покачивавший ногой, застыл, как изваяние.
– Это была инициация, – медленно произнесла я. – Первая ступень – признание старшинства и верховного ранга, осознание своего места в системе мира и подчинённости более сильным.
Хани подбросило на стуле, как от удара электрическим током:
– Не признавала я ничей верховный ранг!
– А о чём ты думала, когда стояла перед Эшли, стиснув зубы и пытаясь не заплакать?
Ханна гневно открыла рот… и растерянно закрыла его, так ничего и не сказав. Предельно аккуратно опустилась на стул, утыкаясь лицом в сложенные на спинке ладони.
– Я думала… я думала тогда: хоть бы это прекратилось. Хоть бы пришёл ну кто-нибудь и прекратил это. Кто угодно. Мне всё равно было, – убитым шёпотом призналась она.
Ками дёрнулся было, но я жестом попросила его молчать. Не тот это разговор, в который может влезть посторонний. Тем более – посторонний парень, понятия не имеющий о равейнах и их заморочках.
– Ты позвала, Хани. – Объяснение прозвучало как извинение. – И я откликнулась. Ты просила защиты – значит, не могла справиться сама, оказалась слишком слабой. Это не хорошо и не плохо, просто так получилось. Для того и существуют сильные, чтобы защищать слабых.
– Я – слабая? – растерялась Семтемор. Несколько тяжёлых локонов-пружинок выскользнули из причёски и теперь топорщились сердитыми змейками. Аура девочки всё меньше напоминала человеческую. Сейчас мало кто из способных видеть не сумел бы разглядеть в ней равейну, сестру Иллюзиона.
– Ты – не слабая, ты просто слабее меня, – подчеркнула я. Ох, эти разговоры по душам явно мне не даются. Кажется, всё только запуталось ещё больше. – Теоретически и номинально. А практически… у тебя даже больше возможностей совершенствовать свою магию.
– А от чего это зависит? От опыта? – не утерпел Кайл. Мы с Ханной синхронно вздрогнули: кажется, и она тоже успела забыть, где и с кем находится.
– Нет, не от опыта. От стихии, – вздохнула я. Признаваться не хотелось, но без этого, к сожалению, не обойтись. – Я – тьма и свет. Это очень опасные сферы. Разрушительные. Не думаю, что рискну когда-нибудь взяться за освоение своих возможностей всерьёз. А ты, – я сощурилась, – принадлежишь Эфемерату Девяти Отражений.
– Чего? – недоумённо протянула девочка. Я внутренне содрогнулась. Ну почему здесь нет Айне или хотя бы мамы! Уж они-то смогли бы разъяснить всё так, что ни одного вопроса не возникло бы.
Ладно, придётся выкручиваться, как умею.
– Эфемерат Девяти Отражений… По сути дела, это управление слоями реальности. Нижний слой – первичные материалы, из которых состоит окружающий мир. Нечто неодушевлённое, не имеющее ни формы, ни памяти, ни особенностей. Из этой самой первичной формы можно создать всё, что угодно, любое вещество. Второй слой – мир предметный. Стул, стол, потолок – это всё принадлежит второму слою. А вот зеркало, например, находится сразу в нескольких слоях, потому что оно отражает одновременно и вещественный слой, и первичный, и третий, наш, в котором существуют одушевлённые живые и неживые объекты, создавая этим слой четвёртый – зазеркальный. Вот дальше уже сложнее. – Я поморщилась. – В верхних пяти слоях разбираются только сами сёстры Иллюзиона, как ещё называют равейн, у которых такой же талант, как у тебя. На пятом слое, если память мне не изменяет, обитают Древние и Вечные, то есть, проще говоря, демоны и боги. Ещё этот слой называют «тонкий план» или чаще – «тонкий мир». На шестом – мечты, сны, воплощённые фантазии. На седьмом – смешение разумов или что-то в этом духе. – Я нервно поёрзала на стуле. Не люблю углубляться в теоретические дебри. Особенно те, которые касаются чужих стихий. – То есть мечты и сны, общие для всех… архетипы, что ли, или то, что называют менталитетом… Не знаю. Всё сложно. Восьмой… восьмой, кажется, занимают изначальные стихии, кроме Иллюзиона, пронзающего все слои. О девятом отражении, или слое, не знаю ничего. А что касается магии Эфемерата… Айне как-то говорила, что она манипулирует реальностью на том уровне, который легче поддаётся влиянию разума и воли – четвёртом, пятом, шестом… А эффект проявляется на реальных слоях.
– Так запутанно, – разочарованно протянула Ханна. – Я думала, что магия – это волшебные палочки и длинные слова на латыни. Ну, и всякие там чёрные коты и совы.
– Не так уж ты и ошиблась, – улыбнулась я. – Палочки, кольца и другие артефакты действительно существуют. Например, этот браслет, – я демонстративно потрясла перед её носом Мэйсоном. – Или нитка с бусинами у Ками на руке… да, эти зелёные камешки, правильно, Кайл. А многие заклинания из классической некромантии и магии действительно произносят по традиции на мёртвых языках. И ничего это вовсе не запутанно, разберёшься. – У меня вырвался смешок. – В конце концов, разве музыкант понимает, откуда к нему приходят мелодии? И всё равно музыка звучит.
В комнате воцарилось молчание.
Я прокручивала в голове разговор, ругая свой корявый язык. Ками внимательно разглядывал злополучный браслет с таким видом, будто бы боится, что магическая вещица его вот-вот покусает. Ханна закрыла глаза, погрузившись в себя. Интересно, о чём она думает? Для меня магия и разговоры о ней естественны, как дыхание, а эта девочка всю сознательную жизнь считала, что волшебство – это сказка. Повезло же ей родиться равейной… Даже магам и ар-шакаи в этом плане легче: они могут наставлять новеньких. Классическая магия понятна и больше смахивает на науку. Стараешься – значит, можешь, и никакой мистики.
– А для чего ты подарила мне браслет? Он правда волшебный? – вдруг спросил Кайл, катая пальцами бусину по запястью. Искры в глубине зелёного камня вспыхивали и гасли, как далёкие отсветы фейерверка. Красиво…
– В нём защитное заклинание, – ответ сразу на оба вопроса. – Активируется автоматически, если поблизости оказывается существо, желающее тебе смерти, и передаёт сигнал мне. А если потереть друг о друга два соседних камешка, то окажешься под куполом вроде того, о который обломал зубы Жадный.
– Кто там жадный? – мгновенно среагировала Ханна. Ками вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула.
Пусть поговорит, а я отдохну. К тому же интересно будет послушать, как это выглядело со стороны.
Кайл не обманул моих ожиданий, превратив сухую череду событий в красочную историю. Иногда приходилось поправлять его или давать пояснения, вроде того, кто такие дриэйры и почему лосты – это не люди. Но в принципе рассказ его был достаточно полным. Единственное, о чём парень умолчал – собственное вероятное нечеловеческое происхождение.
Впрочем, именно на этой детали я не настаивала.
Потом разговор снова незаметно свернул на равейн и их магию. Давно у меня не было таких масштабных лекций об истинном лице мира: о Вечных и Древних, о множестве Старших, живущих среди людей, о Младших, подобных ведарси, о непознаваемых Изначальных силах… Когда я, в очередной раз увлёкшись этимологией, пространно расписывала происхождение термина «равейна», Ханна ощутимо напряглась.
– Эй, в чём дело? – осторожно поинтересовалась я, касаясь её плеча. Девочка отстранилась и одарила меня сумрачным взглядом.
– Получается, мы дети «беспечных женщин»?
Поначалу я оторопела. Какие ещё «беспечные женщины»? Элен уж никак нельзя назвать беспечной, как и любую равейну, достигшую четвёртой эпохи – власти. А в ином возрасте матерями не становятся.
– Слушай, и правда, – протянул Ками, откидываясь на спинку. – Эти твои Изначальные и равейны – копирка со сказок старушки Лобейры.
В голове щёлкнуло. Вот оно. Раздражающий фактор в рассказе. И как я сразу не просекла аналогию?
– Это не копирка. – Зубы у меня ощутимо скрипнули. – Та идиотская легенда – и есть извращённый пересказ того, как равейны пришли в мир.
Кайл задумался. Ханна сидела так же напряжённо, ловя каждое моё слово:
– Хочешь сказать, что всё было немного по-другому?
– Конечно, – раздражённо откликнулась я. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы успокоиться. Лобейра всего лишь пересказала местную легенду. Неприятную, но интересную. Это совпадение. – Никакие духи не входили в матерей первых равейн. Изначальные просто смешались с кровью умирающих женщин и вернули их к жизни. К слову, это были аллийки, а о людях тогда никто и слыхом не слыхивал. И наша магия вовсе не приносила зла. Да, порой она разрушает, порой бывает излишне жестокой, но никакая сила изначально не несёт негативной окраски. Это просто дар, талант. Он не может быть злым или добрым. Всё зависит от того, какому человеку он достанется, только и всего. Можно снести мир, а можно его спасти.
