Он делился со мной некоторыми своими мыслями и настроениями. Вот, может быть, единственное, в чем твое положение лучше положения тех, кто уже не на фронте. Все они мучаются, все в кризисе, все хотят конца войны не как войны, а как надоевшей темы, вслед за которой должна стать тема новая, – какая – они не чуют и от этого тоже мучаются. Кулешов раньше многих других коснулся темы не только войны, но и темы возвращения человека с войны (поэма писем). А теперь и он не знает, за что взяться. Человек пришел с войны слишком рано. Он утратил прежние связи и не приобрел новых. Тупик. Хотелось бы, чтобы он поскорее из него выбрался. Свое состояние он формулировал так: нет в душе тем. Не знаю, о чем писать. В деревне тоска – все разрушено. Там быть не хочется. В городе тоже. У Михаила Васильевича дела как будто ничего. В Москве хотят ставить пьесу его перевода (Леся Украинка).
Надо бы мне в другом письме и подробнее написать тебе о «Солдате-сироте», но не знаю, когда соберусь, а письма идут так медленно (твое последнее шло 20 дней). Поэтому хоть коротко, но скажу сейчас. Глава превосходная. Берет за живое. С настроением… Все же, мне кажется, есть в ней некоторая растянутость и некоторое многословие, которое обычно сопровождают поиски тона и развития рассказа и которые потом, когда работа пойдет своим рабочим ходом, становятся заметны автору и безболезненно удаляются им. Тебе пока, может быть, и незаметно. Во-первых, обстановка; во-вторых, спешка. Все это не позволяет присмотреться. Но мне (в начале и в конце вещи) это бросилось в глаза. В начале много так называемых «вводных слов»: скажем, и по совести, между прочим, и по странности, в общем и т. д. Конечно, это из ассортимента и стиля поэмы. Это приближает автора к читателю, что-то вроде беседы, но, понимаешь, беседа получается не гладкая, а такая, когда во время нее подыскиваются слова, когда сам рассказчик еще не захвачен своим повествованием, а это и на слушателе отражается. Середина, центральная часть главы – хороша. Замечания возникают в конце, именно начиная со строфы «Может, здесь еще бездомней…». Мне кажется, что при растяжках теряются твои находки, те блестки, которые украшают и освежают текст. Надо, чтобы эти изюминки были видны. Иначе зачем их было класть? Однако ты не подумай, что я расхаяла главу. Повторяю, она мне нравится, и очень. Возникает желание добиться превосходной степени…
28. II Р.Т.
…Начинал заграничную главку, потом решил начать ее авторским отступлением, но таким, чтоб оно давало тон времени, того, что принесено успехами вторжения и т. д. Завтра переезд. До нового угла не приняться. Четвертый год в дороге – вот наша война. С полураспакованными вещичками, в неудобствах, усиленных тем, что всюду неопределенный срок и незачем устраиваться по-настоящему, тратить из малого времени какую-то долю на устройство, а там и жить некогда.
К первой Теркина главе
Приступил поэт в Москве
Дело это было к сроку,
Потому как той порой
Под Москвой неподалеку
В обороне был герой…
А за ней иные главы
Шли по почте полевой
В дни начальной нашей славы,
В дни победы под Москвой.
Продвиженье – продолженье.
Изменяло вдохновенье
В обороне затяжной.
–
От Москвы, от Сталинграда
Неразлучны мы с тобой,
Боль моя, моя отрада,
Отдых мой и подвиг мой!
По дороге на Берлин
Вьется серый пух перин.
И пожарища поместий,
Городов горелый лом,
Громыхая ржавой жестью
Пахнут паленым пером…[51]
28. II А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва
…Пишу тебе перед тем, как укладываться и собираться в дорогу. Еду далеко, но совсем не в направлении того города, где, по твоему предположению, должен был я зиму заканчивать…
Живу по-прежнему малопроизводительно, не очень удобно и совсем не так весело, как можно было бы предположить. Основное – то чувство, что по-научному называется, кажется, ностальгия. Здоровье ничего, хотя общим здесь недугом переболел. Он не столько от резкой перемены в рационе, сколько от ужасной воды, которой я уже решительно не пью в сыром виде. Пиорея моя, слава богу, пошла на убыль решительно. В этом огромную роль сыграла твоя посылка. Больше присылать ничего не надо, не ищи оказий по этой части…
В письмах старайся сообщать мне хоть кое-что из новостишек. Здесь все приобрело особую ценность – мы одни сами с собою, кругом либо пусто, либо заказано, и все свое, особенно когда вспомнишь, что ты писатель, боже мой, как интересно. Я знаю, что и ты не бог весть как осведомлена, но, что будешь знать и слышать, сообщай при случае.
Валька-то, Валька меня удивила как!
Роман из английской жизни! Э, я вижу, что у меня полон двор литераторов. Постарайся, чтобы ее «первая глава» была цела. Это очень мне любопытно и трогательно. А Ольга еще не пишет? Или решила идти в кинозвезды? Кстати, хорошо, что ты не дала ее на растерзание киноарапам.
Настроение мое так себе, но я уже привык. Одну главку «Теркина» (переходную) я послал тебе. Другая подрастает. Но так это трудно по внешним причинам, не говоря о внутренних. Привет друзьям. Хоть бы написал какой чего-нибудь… Прилагаю вырезки кое-чего, писанного этими днями. Все плохо…
3. III Р.Т. С[танция] Бишдорф
…Чуждый запах заграничный,
Чуждый край краснокирпичный,
Черепичный, заграничный.
Но земля ровна с землей,
По земле ступает бой,
И дрожит она отлично, —
Черепицы с крыш долой.
Точно так она (земля), пожалуй,
И под Ярцевом[52] дрожала
И в любой иной дали.
И чернели – яма к яме —
Ямы с рваными краями —
Раны тяжкие земли.
И таким же точно кровом
Нависало в час былой
Небо в зареве багровом
Над землею нежилой,
Ночь……………Зловещим палом,
Дымом гибельным дыша…
Не того ли ты желала
В долгой горечи, душа?
А, душа?
3. III А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва
…Пишу тебе с нового места моего
